Чудеса случаются. Дилогия (СИ) - Борискин Александр Алексеевич. Страница 11

В 1944 году мне сообщили, что в результате бомбардировки 6 февраля русской авиацией Хельсинки мой дом разрушен, а Марта погибла. Так были разорваны последние нити, связывающие меня с Финляндией. Через пять лет должно произойти третье моё перерождение, и я стал постоянно думать об этом.

Выхода с военно-морской базы у меня не было: я постоянно находился в закрытом охраняемом помещении. Поэтому имел только редкую связь через нейросеть с находящимся недалеко стационарным искином, через которого поддерживал связь с Главныи искином Базы. Мы договорились, что как только я смогу появляться на открытом пространстве, по моему сигналу прилетит пустотник и эвакуирует меня из Германии.

Однако в апреле 1944 года меня с группой специалистов перевезли в Кёнигсберг для проведения работ по размагничиванию кораблей ВМФ Германии. Там я оставался до самого взятия города третьим белорусским фронтом, после чего как военный специалист сначала был арестован, а потом отправлен в закрытую "шарашку" под Новосибирск для использования по специальности.

* * *

Год шёл за годом, приближался 1949 год. 31 декабря у меня должен начаться процесс перерождения. Что делать, я не знал. Пройти предварительный курс подготовки я не мог: у меня отсутствовали аптечки и катриджи для них. Перенесу ли я его без подготовки? И как всё это будет происходить? Ведь я потеряю сознание и никак не смогу помочь себе. Единственно, что я сделал: за день до Нового года сказался больным. Так как предварительной подготовки к перерождению я не прошёл, у меня ухудшилось самочувствие ещё раньше. Поднялась температура, накатила слабость. В "шарашке" больницы не было, поэтому меня отнесли в медпункт, где молоденькая медсестра стала "лечить" меня аспирином. В итоге у меня начались ужасные боли, сердцебиение и дыхание прерывались. Постоянно терял сознание. Что со мной делать - никто не знал. Как мне потом рассказали, учитывая моё тяжёлое состояние и возраст, было решено отправить в местную больницу, что и сделали 1 января 1950 года. Среди врачей в это время трезвых не было. Посмотрев на меня издалека, дежурный врач распорядился положить меня в палату к умирающим: настолько я был плох. Сомнения, что сегодня - завтра я умру, у него не было. В эту палату заглядывала только санитарка, да и то, только для того, чтобы отвезти покойников в морг.

2 января я впал в кому. Врач констатировал мою смерть и дал указание санитарке отвезти меня в прозекторскую. Пока то да сё, также пьяная санитарка только 2 января вечером отвезла меня в морг, где в дупель пьяный прозектор не стал мной заниматься, а закатил каталку со мной в угол морга и завалился спать.

Ночью я пришёл в себя. Голый, лежу на кровати-каталке. Рядом на топчане храпит врач в грязном белом халате. Огляделся: морг, холодно. Потихоньку встал, осмотрелся. На гвозде висят шинель и ушанка. В углу стоят валенки. Прошёл в тамбур: там кучей свалена одежда, снятая с покойников.

"Что делать? Только и остаётся, выбрать лучшее из одежды, забрать шинель, ушанку и валенки и бежать отсюда, пока прозектор спит."

Вышел на улицу. Мороз под тридцать градусов. Куда идти - не имею понятия. Вспомнил о договорённости с Главным искином Базы отправить пустотник под маскировкой на дни моего перерождения к "шарашке" и ждать моего появления на открытом месте: вдруг удастся выйти. Попробовал связаться с пустотником. Связь есть!

Уже через пять минут я забрался в него и полетел на Базу. Жив!"

6.

"Главный искин Базы - здешний мой начальник, сразу распорядился идти в медблок и лечиться. Пройти перерождение без предварительной подготовки - это круто! Только очень жаль, что такая крутизна случилась именно со мной.

На Базе я пробыл две недели. Получил новый наручный искин взамен утраченного, сделал себе документы на имя Модеста Ивановича Рощина, сына, погибшего в Испании известного в узких кругах большевика Ивана Рощина. Он сражался на стороне республиканцев с войсками Франко и оказался в Испании приехав туда из Франции, куда уехал перед революцией из России. С матерью Модеста Иван познакомился во Франции, жил в гражданском браке, но перед отъездом в Испанию на войну официально признал ребёнка своим сыном. Мать умерла в 1948 году в Лионе. Именно она переписывалась с Сергеем Александровичем Ринкевичем, старинным другом ей мужа, и просила позаботиться о сыне.

Модест переехал в Париж, где проучился пять лет в Парижской высшей школе промышленной физики и химии по специальности "физика". Позднее это учебное заведение вошло в Парижский технологический университет.

Через два года после её окончания, Модест защитил докторскую диссертацию по специальности "Конструирование специального электрооборудования" и был приглашён в Россию для работы на факультете "Электрооборудование промышленных предприятий" Ленинградского электротехнического института имени В. И. Ленина. Приглашение оформил заместитель директора по науке Ринкевич С. А., старый друг его отца, знающий все перипетии его жизни. Они вместе учились до Первой мировой войны в ЭТИ, потом переписывались вплоть до гибели Рощина.

Настоящий Модест Рощин ответил на приглашение согласием и стал готовить необходимые для отъезда документы, рассчитывая в конце января передать их в посольство России для получения визы. Выехал в Лион за некоторыми отсутствующими документами, был ограблен и выброшен с поезда бандитами. Его труп так и не был опознан. Теперь это место должен был занять я.

Все необходимые документы, подтверждающие эту легенду, были сделаны на Базе на основании информации, полученной от мини-искинов. Дело упрощалось тем, что возраст мой и Модеста отличался всего на два года: Модест был старше. Также и рост, и телосложение у нас было одинаковое. К тому же были похожи и лица. Теперь осталось только мне появиться в Париже и передать документы в посольство СССР.

Спрашивается, зачем было городить такой огород? Да подготовить документы на любую фамилию - и больше не заморачиваться. Я не считал это правильным. Как так, в 1950 году двадцатидвухлетний парень, нигде не служивший, не учившийся не мог вдруг появиться из ниоткуда. Да при устройстве на более-менее приличную работу его будут проверять органы! Поэтому в любом случае для меня необходимо было разработать легенду и подтвердить её документами, причём такими, чтобы проверить их было затруднительно. А раз всё равно этим надо было заниматься, то легенда появления Модеста в СССР была предпочтительнее.

Он знает несколько иностранных языков, имеет высшее образование, учёную степень, является протеже известного учёного, для него уже определено место работы, намечен карьерный рост. Специальность Модеста очень востребована. В армию его не заберут - он учёный. В закрытый НИИ или завод работать не пошлют - он приехал из-за границы. Значит, пройдя первичную проверку, Модест может свободнее себя чувствовать. Одни плюсы!

Есть, конечно, и минусы: проверять личность Модеста органы будут тщательно. Значит, документы и легенду надо подготовить ещё тщательнее.

Почему я решил обосноваться в России, а не где-нибудь за границей? Да потому, что я русский человек. Прожив в Финляндии почти полвека понял, что дома мне комфортнее."

* * *

"Я сдал документы в советское посольство в Париже. Со мной несколько раз беседовали, уточняли некоторые вопросы моей жизни. Хорошо, что Модест был к политике совершенно безразличен и не засветился нигде на политическом горизонте Франции: ни среди левых, ни среди правых. Интересовался только учёбой и наукой. Помогло и рекомендательное письмо С.А. Ринкевича, в котором он очень хорошо отзывался обо мне и моём отце - большевике, погибшем в Испании.

В итоге в конце марта я получил разрешение на въезд в СССР.

На пароходе, идущем из Нанта в Ленинград, я добрался до морского порта, где сразу после прохождения таможенного и паспортного контроля был препровождён в Большой дом на Литейном. Там в течение десяти дней со мной "работали" сотрудники органов, выясняя мою подноготную от момента рождения до прибытия в Ленинград. Всё закончилось появлением Сергея Александровича, который забрал меня оттуда и привёз к себе домой.