Игрушка для босса. Трилогия (СИ) - Рей Ольга "Iva La Rey". Страница 40

Постепенно расслабляюсь, снова отвечаю со всей присущей мне страстью. Запускаю пальчики в жесткие волосы парня, сжимаю на затылке, проваливаюсь в небытие экстаза.

Но только бдительность усыплена, как снова трусики ползут вниз.

— Ай! — издаю писклявый вопль. Пытаюсь плотнее сжать ноги, развернуться набок. — Нет… — его губы покрывают шею жаркими поцелуями.

— Ну что ты, моя сладкая. Обещаю, тебе понравится, только доверься, — наглые губы приникают к груди, а ладони забираются под спину, мастерски справляясь с застежкой бюстгальтера.

Я автоматически прикрываю интимную часть женского тела рукой, распахиваю ресницы, а из горла вылетает странный всхлип.

Мужчина останавливается, приподнимается. Опираясь на локти, нависает надо мной.

— Что такое, мышонок? — голос совсем не злой, больше обеспокоенный. — Я сделал что-то не так? — проводит рукой по щеке, убирая с лица волосы.

— Прости, — бурчу себе под нос. Понимаю, что обломала парня, но ничего не могу с собой поделать. — Я тебя совсем не знаю, — смотрю в темно — изумрудные от возбуждения глаза мужчины, выдаю истинную правду. — Поэтому не способна довериться, не могу через себя переступить… — удрученно сводит брови, расстроенно вздыхает. Но не настаивает. Лениво перекатывается набок, подтаскивает меня к себе, обнимает двумя руками.

Пару минут лежим в полной тишине. Мой организм еще не на шутку заведен, а сердце стучит так громко, что, кажется, его слышно за пределами тела.

— Да, ты права, — приятно гладит по оголенной спине, пальцами перебирает пряди длинных волос. — Слишком разогнался, соскучившись по своей ласковой мышке, — тихо выдыхаю. Успокаиваюсь, осознавая, что он все понял правильно и не обиделся. Обнимаю его за поясницу, носом утыкаюсь в плечо.

— Прости, солнце, — мурчу себе под нос, — с тобой все слишком глубоко и от этого непросто, — признаюсь ему и самой себе.

ГЛАВА 22. Пооткровенничаем

За окном из укрытия неторопливо выползает сумрак, облизывает длинным, шершавым языком мокрый асфальт, снует по узким, витиеватым проулкам, исподтишка подглядывает за прохожими.

Я не могу удержать широкий зевок. Пригрелась в сильных, надежных руках так, что разморило до безобразия.

Вспоминаю, что я практически обнажена, лишь в трусиках и лифчике, который успела вернуть на законное место. Лениво выбираюсь на волю, сажусь, а босс сквозь полуоткрытые веки сонным взглядом следит за моими действиями.

Нагибаюсь, нахожу свалившийся на пол бумажный пакет с вещами. Пальцами подцепляю серенькое платьице. Развернув и оторвав этикетку, натягиваю на себя. Уютное и легкое, — поворачиваюсь к Грановскому, демонстрирую наряд. Показываю, какой иногда бываю послушной и податливой. А он устало улыбается, тут же, поймав за запястье, тянет к себе под бок.

— Такая красивая, домашняя мышка, — шепчет мне в волосы, — спокойная и расслабленная, мне нравится. — Улыбаюсь его комплиментам, целую в шею, подбородок — куда попадаю. Снова погружаюсь в состояние дремоты.

— Ты ведь у себя не ночевала, да? — не раскрывая век, неожиданно выдает мужчина. А у меня от недоумения взмывают брови вверх: — Снова в клуб ходила? — в голосе звучат нотки недовольства.

С чего это он взял? — Мне становится смешно. Что за мания у Самосваловича каждый вечер меня в злачные места отправлять? Чем заслужила подобную репутацию? Неужто похожа на дамочку, любящую покутить? Вредину внутри так и подмывает поглумиться над ревнивцем. Но душу в себе страстный порыв. А то еще поругаемся ненароком.

— Нет, пила в подъезде, — выдаю гордо и тут же поджимаю губы.

Звучит не намного лучше. На секунду зажмуриваю глаза и тут же пытаюсь оправдаться: почему-то сейчас для меня это важно.

— У подруги собака не поладила с роботом-уборщиком и от ужаса обгадила всю квартиру. Пришлось вызывать подмогу, а самим — ужинать на подоконнике в подъезде, — выдаю с серьезным лицом, а Самосвалович пытается удушить улыбку, разъезжающуюся на губах.

— Уверена в своем ответе? — поворачиваясь ко мне лицом, переспрашивает с издевкой. — Хотя, чего еще ждать от Труффальдино из Бергамо? — приподнимается на локтях: — После истории в подъезде, где тебя бомж с бабкой покусали, уже ничему не удивлюсь.

А я от смеха удержаться не могу. Новая интерпретация моего приключения. Интересно, через пару недель какими еще байками обрастет этот жизненный эпизод?

— Это что! — гордо вздергиваю подбородок. — Ты не видел, как я своего попугая из борща спасала. Не хуже Чипа и Дейла. Хорошо, что бульон остыл, — усаживаюсь по-турецки, с блестящими глазами глаголю: — Он, когда вынырнул весь в капусте и с петрушкой на голове, как полоумный по овощам носился и орал все слова, которые выучил за недолгую жизнь, — хихикаю от собственных воспоминаний. — Я пыталась его в руки взять, но он не давался, крыльями бил, взлететь хотел, по всей кухне борщ раскидал, — ржем уже вместе: — А еще наши с Лолкой семьи как-то поехали картошкой на зиму затариваться, — разошлась байки травить. — Ты, наверное, тот период не помнишь или жил по-другому, — а он мою лапку ловит, пальцы поглаживает приятно. — Добрались до деревни. Родители в дом зашли цену обсудить, объемы, а мы на улице остались, на крыльце. Нам тогда лет по шесть было, — нагибаюсь, вытаскиваю из пакета пушистые носки, натягиваю на лапки. — Так вот, наше внимание привлекла коза на длинной грубой веревке, привязанная к железному пруту. Естественно, городские девочки, никогда ранее не видавшие резвую зверушку вживую, отправились на разведку, — хохочу. — По-моему, тогда я предложила живность погладить, думала, что та не меньше домашнего кота ласку любит. И мы, взявшись за руки, отправились на подвиги.

— Когда наши родители с удовлетворенным от блестящих переговоров видом покинули хату бабы Нюры, перед их глазами возникла удивительная картина. Две худенькие девчушки, согнутые пополам, висели на канате у активно бегающей туда-сюда счастливой козы. Бороздили лицами сыру землю-матушку, — закатываюсь: — Эта придурочная зверушка от радости сбила нас своим шпагатом, подняться, естественно, самостоятельно мы не могли, вот она и катала нас минут пять, пока предки не обнаружили, — обтираю слезы с лица: — Пострадали мы не сильно, оцарапались немного, но вот выковыривать из плотно забитых носа и рта землю — занятие болезненное.

— Да ты катастрофа ходячая, — громко хохочет. Обхватывая талию руками, заваливает на себя. — И как с таким бурным детством, цела осталась? — Убирает упавшие на мое лицо волосы.

— С трудом! — откашливаюсь я.

— Хотя мы похлеще чудили. Например, в детстве очень любили играть в рыцарей, — поворачивается на бок, щеку подпирает кулаком, улыбается. А я укладываюсь на подушку поудобнее, с упоением ожидаю хохму в исполнении Грановского: — Мы с Антохой чаще всего были разбойниками, Глеб — Ричардом Львиное Сердце. Польке отводилась в нашем балагане роль ведьмы, — розовый кончик языка прилипает к верхней губе, а глаза азартно блестят. — Так вот, однажды, изловив злодейку-колдунью в лице вредной ябеды Полины, которая вечно сдавала все наши великие проделки родителям, и, примотав ее маминым поясом от халата к стулу, отправились на охоту за добрым молодцем, — усмехается. — Глеб среди нас был самым мелким и хилым. Поэтому мы без труда зажали его в ванной, скрутили и притащили на кухню, чтобы перед девичьими глазами провести грандиозную публичную казнь с отсечением головы, а потом захватить его замок и закатить там пир на весь мир, — прикрыв глаза ладонью, хохочет. — Пока я ставил отбивающегося крестоносца на колени и укладывал его голову на табурет, Антоха шарил по шкафчикам в поиске орудия насилия, с помощью которого можно было свершить правосудие, — трет ладонью лоб. — И не было предела его счастью, когда он случайно в самом нижнем ящике стола наткнулся на тяжелый нержавеющий топорик для рубки мяса… — многозначительно дергает левой бровью, намекая, что дальше последует кровавая сцена. А я изумленно распахиваю ресницы, с нетерпением жду продолжение захватывающего триллера: — Спасло его только одно, — ржет. — Перепуганная Полька начала так верещать и рыдать, когда Антоха занес свой карающий топор над головой храброго рыцаря, что в кухню ворвались наши предки и обломали весь кайф! — Уже не сдерживает себя, хрюкает, а я вместе с ним.