Никем не победимая! (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс". Страница 41
- Ну чего лежишь – бросил я уже раздражённо – вставай, одевайся -мы сюда не за этим пришли ! Лицо Марии на секунду перекосила гримаса раздражения и злости, но тут же исчезла. Она села, не глядя на меня; соскользнула с изумительно белого камня и направилась к своей одежде. Надела трусики; подняла бюстгальтер и подошла ко мне. Не глядя на меня развернулась и приложив женскую штучку к груди произнесла ровным, бесцветным голосом:
- Помоги пожалуйста. Застегни… Что же я творю ? – мелькнула в голове запоздалая здравая мысль. Это же не я. Это же не моё ! Застегнул петельки-крючочки и наклонился к уху:
- Не расстраивайся Мария… Будет у нас ещё такое. И не раз будет. Но сейчас нам пора… Дело – в первую очередь… Романова ничего не ответила, но по напряжённой спине я понял: мои слова не приняты. Ну и пусть – теперь подумал уже я. Хочет – пусть обижается ! Ну не объяснять же ей долго и упорно, что это не я так себя по хамски повёл после того, что между нами было ! Знаю я эти объяснялки: чем дольше и упорнее объясняешь – тем виноватее становишься и тем большую цену платишь за примирение ! Объясню позже: поймёт – хорошо, а не поймёт – значит так написано на роду…
Оделась; повернулась ко мне: лицо равнодушное – как у манекена, но меня то не обманешь: аура каким огнём пылает, просто жуть ! Ладно – всё потом… Показал рукой – встань справа от двери: если вдруг при открытии случится какая пакость: ну там кто то резанёт очередью из коридора, или бросит гранату внутрь – откинутая к стене дверь убережёт её и от шальных пуль и от осколков. А я, думаю, сумею уберечься. Подошёл к двери слева; рывком распахнул её и присев на колено направил автомат в проём, обшаривая правую сторону тоннеля, откуда мы пришли. Нет – там всё чисто…
- Останешься здесь… Ждёшь меня, никуда не выходишь… Если зайду не я – стреляй не раздумывая – пистолет у тебя есть. Поняла ? Мария стояла, молча глядя в пол. Ну вот – начались бабские заскоки…
- Поняла – я спрашиваю ?! – не удержавшись, рявкнул я. Романова вздрогнула, закивала не глядя на меня… Нет – нельзя женщинам на войну: они своими закидонами кого угодно до истерики доведут ! Вышел, плотно притворив, дверь. Постоял, прислушиваясь к чувствам и ощущениям – вроде впереди все спокойно… Дошёл до развилки; повернул направо. Подошёл к мерцающему прямоугольнику прохода. Автомат прижал к правому боку – только ствол торчит чуть впереди живота: если кто вдруг атакует, то ствол автомата увести в сторону не сможет, не говоря уже про то, чтобы вырвать из рук. А там посмотрим… Шагнул левой вперёд – носок ботинка наткнулся на что то упруго-неподатливое… Труп поляка, что ли ? Надо посмотреть…
Будь что будет: сунул лицо в серебристое марево портала. Голова свободно прошла и упёрлась лбом во что то упругое и невидимое… Мгновенно окину взглядом всё, на что хватило обзора – 180 градусов… За невидимой преградой – лес… Лето… Передо мной – пара деревьев; между ними два сломанных пенька… Поляна, с травой и папоротниками по колено, а за ней, метрах в пятидесяти – домик с пристройками по бокам... Крыльцо выходит прямо на меня. Дверь и окна закрыты; занавески за окнах – даже на чердаке, плотно занавешены… Попробовал надавить лбом сильнее: преграда чуть прогнулась, но стала давить на меня сильнее, возвращая в прежнее положение. Она что же меня не пускает ? Меня не пускает ?! Собрался ломануть со всей силы, но почувствовал – сзади ко мне кто то подходит ! Отпрянул от преграды, уходя вправо и крутнувшись волчком, направил автомат на подходившего, готовый полоснуть щедрой очередью от бедра. Твою мать ! Романова, с испуганными – на пол лица глазами отпрянула назад !
- Что там, Коленька ? – проблеяла испуганно она. Да чтоб тебя подбросило и шмякнуло об землю ! – взорвался я про себя и тут же засёк новую несуразность – Коленька… Ну конечно – после такой бурной… - даже не знаю как назвать то, что произошло – называть меня товарищ командир как то не комильфо… Но я что ей сказал ! – разъярился я.
- Ты, курица безмозглая ! Я что тебе сказал делать ? Я где тебе сказал быть ?! Ты что – своим скудным умишком не способна понять: если оттуда полоснут очередью – я успею отпрыгнуть в сторону, а тебя прошьёт несколькими пулями ! – зашипел я в лицо отпрянувшей от меня Романовой… Шагнул к ней, наливаясь злобой:
- Я останусь жив, а вот тебя убьют и я всю оставшуюся жизнь буду винить себя в том, что не смог уберечь тебя ?! Или мне надо броситься под пули, спасая тебя и героически умереть?! А кто тебя отсюда выведет ? Или ты, в своем бабском тупом самомнении думаешь что портал тебя отсюда выпустит без меня ? Да ты тут и сдохнешь у моего трупа от голода и жажды – дура бестолковая ! А кто без меня командовать Спецназом будет ? Я для чего столько сил и страданий перенёс, чтобы из какой то клушки всё похерить на хрен ! – не удержавшись сорвался на крик… Романова побледнела, губы затряслись…
- Да я… Я просто… Коленька… Увидев, как моё лицо перекосила злобная гримаса, тут же поправилась:
- Я, товарищ командир… Мне там одной стало страшно ! Ну женщины, ну порожденье крокодилов ! Многотысячелетний опыт выживания научил их в мгновенье ока находить правильное решение проблемы – иначе им просто не выжить в жестоком мире ! Во и здесь: мне страшно… На жалость давит ! да не хрена ей не страшно: решила, что после близости, да ещё такой – я у неё уже ручной, на поводке… Всё можно, всё дозволено ! А чего не дозволено – можно выпросить… Злость вдруг куда то улетучилась: их не переделаешь… Они не могут понять – идёт война, а на ней нет места сантиментам и слюнявости… Любви, обожанию, да и простой физиологии – есть, а вот слюнявости и стремлению подчинить себе мужчину – нет ! Успокоился. Резко.
- Значит так Романова… - голос мой был сух и равнодушен – выйдем из подземелья; вернёмся в деревню – останешься со своей бабушкой… Что с тобой после будет: убьют тебя; изнасилуют; сделают немецкой подстилкой – мне уже будет всё равно. Главное: я буду знать что не я буду виноват в том, что с тобой случится. Пошли… Шагнул мимо неё к выходу, да не тут то было: Романова рухнула на колени, обхватила мои ноги, заголосила "во всю ивановскую":
- Товарищ командир ! Не надо ! Прошу вас ! Простите меня ! Попытался шагнуть, разорвать объятия – куда там: вцепилась как клещ !
- Хватит… - устало произнёс я – ещё и недели не прошло с твоей выходки в доме культуры… Ты тогда тоже клялась что больше не будешь ! Видно сущность у тебя такая – бабская ! Не место тебе ни в Спецназе, ни рядом со мной… Живи, Романова – как можешь… Не хочешь в деревне оставаться – останешься в Трубачёвске. Не хочешь в Трубачёвске – останешься в Локоте… - бросил устало и осёкся: там же мать её расстреляли немцы по наводке Каминского… Ей там оставаться никак нельзя: немцы узнают и не простят разгрома на Чёрной пяди.
- Или за линию фронта выйдешь вместе с нами… - добавил сухо…
- Товарищ командир – поверьте ! В последний раз ! – рыдала Мария так, что и у камня вызовет жалость её страдание. Вот только я – не камень: насмотрелся на женские слёзы, да наслушался – особенно там, у себя – в последнее время… Но и бросить её – а зачем тогда проводил инициацию ? Были у меня на её будущие способности задумки…
- Встань… Романова продолжала сжимать ноги с нечеловеческой силою. Ну да: Чёрная сила влилась в неё из источника…
- Встань не скули ! – вновь не удержался я. Мария вскочила; слёзы и рыдания мгновенно прекратились, только редкие всхлипы нарушали тишину подземелья… Положил руки ей на плечи, заглянул в глаза:
- Запомни… Крепко запомни… - свистящий шёпот проникал девушке глубоко в подсознание… А что делать: без ментального внушения и настроя на боевое отношение к реальности она вскоре опять чего-нибудь отчебучит и опять будет неприятная для нас обоих сцена. Лучше уж так, а потом жизнь всё поставит на свои места. Или не поставит.
- Или ты поймёшь, что идёт война и места сюсюканью и нагибанию мужчины под себя нет, особенно со мной, или я с тобой расстанусь без сожаления… Романова согласно закивала головой…