Желтый дьявол (Т. 1 ) - Мат Никэд. Страница 33
Заснуть бы… Что это такое?
В глазок двери рука… Просовывается… и на пол — записка.
Вскакивает. Тихо… Берет…
К двери — где из коридора лампочка светит… Читает: «Тобой заинтересовались. Будь готов.»
Кто? Неужели?!.
— Кто идет?
— Штык.
— Кого нужно?
— Комендант Вилк дома?
— Нэ знаю!.. Кажется дома…
— Где?
— Направо.
— По приказанию прокурора Чечека, отпустите на допрос заключенного Либкнехта. Вот бумага.
— Какой допрос? Ночью?! Нэ могу!
— По приказанию…
— Нэт! Завтра. Утром…
Вилк сердит… Вилк упорен…
Тогда… сотник Баулин подходит и на ухо:
— Да что вы не понимаете что ли?.. Ведь, мы его… того… При попытке к бегству… Поняли?
— Д-а-а! Круце фикс! Я нэ знал. Добре, добре! Пожалюсто… Возьмите.
Скрип двери…
— Либкнехт! одэвайтэсь, на допрос… Ну, живо!
На допрос? Ночью?
Понял…
У Вилка усмешка — злая.
Ночь. Темно… На небе яркие звезды…
— Сюда!
Что это? Автомобиль?! А-а-а…
Открывается дверца…
— Входи…
Наклонил голову… входит… садится и… чья-то рука… маленькая… теплая… нежная… берет, прижалась…
— Тише! Не бойтесь! Молчите…
Глава 17-я
ПЕРВЫЕ ЦВЕТЫ РЕАКЦИИ
1. Смена
«В субботу, в час…»
Рука в кармане, а там — браунинг. На углу у проволки, у часового стоит Попов.
Смотрит на жирный затылок чеха. Приготовился:
…Вот — сейчас…
Заметит…
Прямо в жирный затылок.
Пулю…
Взяли дядю Володю под руки и щебечут…
А за проволочными заграждениями много — и Совет в полном составе, и ответственные работники, комиссары и «просто» большевики…
На прогулке — на свиданье.
Сегодня передача.
А вдоль проволоки чех прохаживается… Винтовочка новая, русская…
Все быстро, быстро говорят: хочется много сказать. Не знаешь, что раньше… Полчаса — такие короткие.
— Же врьемя кончи… — Разойдись!.. — из караульного помещения чех — разводящий.
— Ашж! — Японский взвод встал, винтовки с плеч. Только ножевые штыки сверкнули, да чак приклада о гальку — враз.
Чешский офицер японскому рапорт:
— Караул смэнайсь!..
Японские солдаты к арестованным — строят их по двое, считают…
Ругаются по своему… Грубо толкают… Другие — гонят посетителей также грубо…
Потом — застопорили вдруг: ищут — не хватает…
Замешательство…
Японский солдат что-то докладывает офицеру.
Маленькая Ольга по-английски ему же:
— Офицер, почему вы допускаете такое грубое обращение?!.
Японский офицер исподлобья увидел: — девушка…
— Ниц-циво…
— Разрешите уйти? — опять по-английски к нему.
— Модзно. Ниц-цево… Модзно… — рукой своим солдатам… Модзно… — Потом неожиданно улыбается:
… — Ол-райт!.. Модзно… Идит… — еще неожиданнее.
Шагают, не оглядываются — быстро за проволочную ограду — плотнее сжались трое:
— Тук-тук-тук… — сердце громом у всех.
Слышат.
Вышли. Миновали последнего часового — японца… Вон и Попов…
Скорее бы за угол.
Завернули — вниз, бегом…
2. Результаты П. И. [11]
А ровно через три месяца — 18 ноября…
«…При попытке бежать убиты конвоирами арестанты Суханов и Мельников…
…Комендант концентрационных лагерей…Поручик Вилк».
А на самом деле было так.
Сначала:
— Главнокомандующий союзными войсками генерал О-ой интересуется судьбой бывшего председателя Владивостокского Совета Суханова. Что вы намерены дальше делать?
— Мы… Готовы…
Будущий президент Чехо-Словакской Республики господин Массарик делает карьеру.
И по телефону сейчас же ночью только три слова:
— При попытке бежать…
Вилк весит трубку. Закуривает папиросу.
Скоро утро. Скоро… Потом… Чуть утро…
Туман слизкий, холодный — пронизывает.
Высоко подняты воротники пальто…
…Костя еще обернулся.
— Смотрите, улыбается…. Машет рукой… Ушли…
Тюрьма ждет — их повели два конвоира и сам Вилк. Увели в туман. А там…
— Братрше! Шагай скорей…
Конвоиры поотстали.
Вилк сам — двумя револьверами: — Сзади тихонько, к затылкам:
— И…
… А потом конвоиры докололи.
3. Ольга и Танючка
Тырн… Тырн. Трынрррррррррынн… Открыли дверь. С туманом в дверь… высокий, здоровый…
— Чех?
Напугались…
— Что вам?
А он:
— Здесь есть малэнкая Ольга…
— Да! — вышла к нему.
… — Наши чехи…
А самого трясет…
— Сегодня утром убили Костю…
— И Мельникова… — добавил. Тут…
Не выдала себя.
А ночью — весь рабочий Владивосток уже знал.
Там, наверху, в слободках, далеко за полночь окна светили жуткими пятнами в туман…
Рабочие Владивостока были угрюмы — женщины плакали…
Плакали и еще двое.
Там, по Шестой Матроской, в маленькой комнатушке уткнувшись в подушку, тихо рыдали две: Ольга и Танючка.
4. Семь стариков
— Вот!
И он передал бинокль:
— Можно ехать! — Враштель ад‘ютанту. Тот к авангарду:
— Двигайсь…
— Модзно!.. модзно!.. — Японский офицер продолжает смотреть.
Отряд двигается. На скаку — тоже.
Вдруг он нагибается, кричит:
— Стойт!.. стойт!.. там…
— Что? — Враштель впереди, оборачиваясь.
— Смотряйт… там… бурсунка…ысс… там — ысс… Но не оканчивает фразы.
Залп Винтовочной сопочки из леска:
— Чуить… чуить… чуить… пых… пых… чак… ссс…
Несколько кавалеристов дернулось, рванулись лошади. Лошадь хорунжего мотнулась вправо, шатнулась и рухнула в канаву.
Другой грузно ткнулся в грязь дороги, молчит, убит… Кавалеристов в миг сдуло с коней: мишень.
— В цепь! — кричит Враштель, осаживая лошадь в канаву, — пулемет!
Японский офицер соскочил с лошади, тянет ее тоже к канаве…
— Цек-цек… ну… дергает он за повод. Та нейдет.
Пюик — пулька в голову лошади, — та вздыбляется, подбрасывает на поводу японца.
Потом — оба в канаву…
… — Батюшка, родной — смилостивись!.. — Женщины валяются в ногах у Враштеля, в грязи на площади и молят.
— Перед народом! срам ведь… стыд… старики… вели, чтоб там, в холодной пороли, пожалей седину… Молод ты сам и у тебя отец… вели…
— Молчать! — сволочь… Эй, там — снять штаны…
Их восемь… Все это старики села Гордеевки, самые древние в целом округе… Теперь их за сыновей, за всю деревню, за всю волость собираются пороть на площади перед всем сходом.
Стоит вся деревня — молчит. Потупились глаза у баб, угрюмо смотрят мужики.
А на козе, без штанов — голые, худые ноги стариков повисли натуженные, примотанные веревками к перекладинам.
— Срам-то какой, срам… — вздох в тишину одного старика с козы.
— Ну, живей! — там…
Принесли пучок лозы.
Вихрастый пьяный казак схватил… Взмах… Свист…
Женщины закрыли глаза, зажмурили крепко, — чтобы не видать.
А сход, а толпу кольцом окружил карательный отряд — шашки у них блестят — лезвие острое, отточенное…
Ругань… Крики…
Двоих казаков срезало… Один стонет…
Толпу не пускают, окружили, чтоб не разбежались: смотри и казнись…
— Так их… так…
Стиснули зубы старики, ни звука.
— Хлеще их!.. — кричит какой-то с седла…
И хлещут — свистят прутья…
Резко, как хлыст — вопль женщины — она валится…