Осень и Ветер (СИ) - Субботина Айя. Страница 26

Я — Ева Шустова. И я не боюсь одиночества, потому что одиночество — мой лучший и самый верный любовник.

Глава восемнадцатая: Ветер

И о чем я только думал?

Понимаю, что начинаю вляпываться в эти отношения, когда, как дурак, жду ее звонка всю чертову среду. Все время тянусь к телефону, проверяю: вдруг, не услышал? Дергаюсь от каждого сигнала.

Потом Осень пишет, что сегодня у нее не получается забрать мой подарок. И меня словно со всего размаху лупят кувалдой по голове. Вижу себя со стороны: волнуюсь из-за женщины, которую даже не знаю, которая, как я себе придумал, заинтересована мной. Которая, как мне казалось, видит во мне кого-то важного.

Но дело все равно не в Осени. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что она может быть занята, и у нее полно повседневных забот. С ней все понятно.

Дело во мне. В том, что я забылся. И вот, пожалуйста: внутри горчит, как будто вскрытую рану щедро посыпали перцем.

Мне совсем не нужно это сопливое романтическое дерьмо еще раз. Я завязал с женщинами, которые могут меня задеть. В моей жизни есть место лишь тем, которых я в любой момент могу послать — и ничего мне от этого не будет. И это осознанный выбор, а никакая не попытка спрятать голову в песок.

В четверг Осень все-таки звонит: прихожу после операции и вижу пропущенный вызов. Удаляю, прежде чем зацеплюсь хоть за один повод перезвонить в ответ. Больше никаких разговоров и писем. Хватит, проснулся. Но позже она перезванивает еще раз, и я понимаю, что будет правильным хотя бы дать ей понять, почему я больше не нуждаюсь в ее голосе и в нашем общении. Всего несколько слов — она же умная, поймет. Но я жутко туплю. А, может, просто даю себе еще немного времени, прежде чем поставлю жирную точку. Потому что это будет точка — такие, как она, не будут обрывать телефон, пытаться что-то исправить, переиграть.

Но я нахожу нужные слова, набираю их деревянными пальцами и отправляю.

Не хочу ничего анализировать. Я такой, какой я есть.

Падаю в кровать и проваливаюсь в пустой сон. Просыпаюсь через пару часов, от настойчиво звонка в дверь. Смотрю на часы — половина третьего ночи. А в голове такая тяжесть, как будто и не спал вовсе.

На пороге стоит Лейла с ее чертовой красной помадой и рассыпанными по плечам черными волосами. Красивая и притягательная, как суккуб, глаз не оторвать.

Мы смотрим друг на друга и, без единого слова, она переступает порог, сбрасывает наброшенный на плечи пиджак. Я знаю, что будет дальше. Может быть, я до сих пор люблю эту женщину, но, если утром не найду в своей постели, мне будет плевать. Я понимаю это уже сейчас, когда обнимаю ее в ответ, отвечаю на поцелуи, увлекаю в сторону кровати.

Было бы глупо сказать, что мне не приятна наша близость. Мы словно звери набрасываемся друг на друга. Я все еще помню изгибы ее тела, звуки, которые она издает, когда кончает, как жадно целует и нарочно выгибается так, чтобы ее хотелось снова перевернуть на спину. Это словно кино, которое я смотрел сотню раз: наперед знаю, что будет, но смотрю уже по привычке.

Лейла засыпает под утро, а я выбираюсь из постели и иду на балкон, курить. Так и не завязал.

Уже в прохладном воздухе осеннего пасмурного утра, замечаю, что зачем-то взял телефон. Хотя, конечно, все я понимаю. Во мне так пусто, что каждый удар сердца низким грохотом отдает в виски.

И я просто набираю ее номер. Не знаю, что скажу, если она ответит, и не хочу думать об этом, пока не услышу голос своей Осени.

Но отвечает другой голос, неживой, механический: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». И я знаю, что даже если я позвоню завтра, послезавтра или через сто лет — услышу лишь это. Просто знаю и все.

«Что ты делаешь, Осень? Плачешь? Грустишь? Смотришь на тот же рассвет, что и я? Что ты делаешь, когда хочешь вернуть того, кого вернуть невозможно?»

Понятия не имею, сколько времени проходит, прежде чем я чувствую на своих плечах ладони Лэйлы. Она прижимается всем телом, тычется носом куда-то мне в шею, потому что совсем на чуть-чуть ниже меня самого. Я немного поворачиваю голову, оставляю безразличный поцелуй на кончиках ее пальцев, хоть в эту минуту мне хочется, чтобы она, наконец, ушла. Но у нас была хорошая ночь и будет просто свинством выгонять ее вот так. Я буду уважать ее хотя бы в память о всем хорошем, что у нас было до ее измены.

— Думала, прогонишь, — говорит она шепотом, и до меня доходит, что это первые слова, которые она говорит с момента, как переступила порог моей квартиры. Бормотание в постели не в счет.

— Мы оба хотели одного и того же, — отвечаю я. Те слова, что она хочет услышать, но совсем не те, что на самом деле вертится у меня на языке.

Я просто хотел вернуться в прошлое. Попробовать, может быть, для нас еще не все потеряно. Все из-за Осени. Она поселила во мне чувство неправильности моего подхода к жизни. А Лейла… Она просто подвернулась под руку, как призрак прошлого появилась на пороге и бросила вызов настоящему. Наверное, нужно было устоять, закрыть дверь.

— Не хочу уходить, — говорит Лейла расстроенно. Не фальшивит.

— Могу вызвать тебе такси.

— Смеешься? Водитель ждет у подъезда.

Не совсем приятная новость. То есть, совсем неприятная. Прекрасно, теперь ее семья будет знать, что она провела у меня ночь. Возможно, она сделала это не нарочно, как и возможно обратное. Но какой смысл спорить сейчас?

— Тебе нужно встретиться с отцом, Наиль, — говорит Лейла уже немного другим тоном. Деловым что ли. — У него проблемы со здоровьем. Рано или поздно, но пора вспомнить о своих корнях и о том, что ты — единственный наследник. Хочешь или нет, но все это станет твоим и чем раньше ты начнешь вникать в семейный бизнес, тем лучше. Родители любят тебя, им больно видеть на что ты размениваешься.

Я буквально расплющиваю сигарету о пепельницу, поворачиваюсь и смотрю на женщину, с которой провел ночь. Она красивая, яркая, как падающая с неба комета, но она мне больше не нужна. Она из какой-то другой жизни, она — инопланетянка на моей планете. Я пытался быть правильным и даже вежливым, но одно дело — трахнуть меня, и совсем другое — трахнуть мой мозг.

— Если ты пришла, чтобы сказать это, то пиздуй отсюда и больше никогда не возвращайся, — отвечаю жестко. Внутренности разрывает очередное понимание того, что меня снова пытаются поиметь, словно я мальчишка, который случайно ушел играть в чужую песочницу.

— Как грубо, — морщится Лейла, отступает и скрещивает руки на груди. Она зачем-то натянула мою рубашку, но ничего сексуального в этом нет. Просто женщина, которая выглядит нелепо в том, что ей явно велико. — Я пришла, потому что хотела прийти. Потому что в отличие от тебя способна осознавать ошибки и пытаюсь их исправить. Тот поцелуй был ошибкой, и если бы ты не убежал от меня стремя голову, мы бы могли вместе с этим справиться.

— Кто сказал, что мне нужно было как-то справляться с твоей изменой? — Мне становится тесно в собственной квартире, потому что только теперь замечаю — Лейла пришла не одна. Эта женщина притащила с собой целый ворох обид прошлого, и сейчас они стремительно заполняют собой все свободное пространство. — Я не простил тебя тогда и не прощу сейчас. Я не забуду, Лейла. Никогда. Даже если ты будешь проводить тут каждую ночь.

По глазам вижу, что мои слова ей не по душе. Но мне-то какое дело? По крайней мере в этом я с ней честен, а она снова пытается перетянуть меня на свою сторону правды.

— Было глупо думать, что ты повзрослел! — взрывается Лейла.

А я просто усмехаюсь. Я-то повзрослел, а вот она осталась все той же капризной девчонкой. Все сломанные игрушки нужно починить — и никаких компромиссов. А я и есть та самая сломанная игрушка, заводной щеночек, который отказывается шагать в нужную сторону.

— Дверь захлопывается, — говорю с безразличной улыбкой ей вслед.

Слышу возню, шум падающих предметов, выкрики о том, что я придурок, баран и осел, а через минуту — громкий хлопок закрывшейся за ней двери.