Черный Король (СИ) - "Demon Karol". Страница 14

   В этот вечер им ни разу не удалось вновь поговорить с Вероном. Тому вручили огромную коробку, в которой оказалось очень дорогое украшение, потом дети читали стихи в честь Рождества, а родители хлопали им в ладоши. Потом состоялся праздничный ужин и фейерверк на улице, и лишь поздней ночью Учинни отправили спать, строго наказав хорошенько выспаться перед завтрашними катаниями на коньках по озеру, которое достаточно замерзло.

   И когда ушла нянюшка, поцеловав на ночь, Анна вытащила шкатулку, взбила подушку и, прислонив ее к изголовью кровати, чтобы опираться, поставила на колени драгоценность. В комнате горела лишь одна свеча, совершенно не добавляя света в зимнюю темноту. Лишь отблеск в зеркале давал надежду на то, что наступит утро.

   Девочка дрожащими пальцами нажала на кнопку и принялась ждать.

   В тишине спальни каждый звук врезался и пытал. Но когда смолкли последние шаги в коридорах и гости улеглись спать, когда дрожащий свет полыхнул последний раз и угас, Учинни потянуло в темноту... словно ее подхватило что-то с кровати, стягивая прочь рубашку и утаскивая высоко под потолок.

   – Соскучился по тебе, – шепот лился приторным вожделением на ухо, проходил холодом, оплетал живот кольцами и пеленал ноги в кокон.

   Девочка всхлипнула и затихла, позволяя Королю обнимать себя и думая, что оказалась права. Но зачем же тогда он делал больными других детей в школе?

   – Почему ты раньше не приходил? – Анна дрожала от холода и чувствовала ставшую привычной невозможность движения.

   – Надеялся, что ты соскучишься и позовешь, – притворно ласково сообщил паук, что заворачивал жертву в паутину, чтобы держать здесь, в темноте до самого рассвета. Ледяное дыхание оставляло на тонкой коже зеленоватые пятна, что сойдут при первых лучах солнца. Поцелуй замораживал и делал плоть нечувствительной. Король мрачных и глубоких могил не давал жертве говорить, и уже вскоре завладел ее дрожью и страхами безраздельно. Влажное щупальце приоткрыло губы и проникло в рот.

   Анна покорно выполняла требуемое, лишь бы не сердить короля, а в голове стучало, что совсем скука заставила его позвать, а страх – страх неизвестности и ожидания.

   Непонятно сколько это длилось, но удовлетворившись покорностью Учинни, ее мучитель устроил девочку в объятиях и продержал так до утра, чтобы потом переместить в кровать и раствориться при первых же признаках жизни за дверьми.

   – Отпросись в школу раньше. Мне мало, – сказал голос раздраженно. – Или я убью твою подругу Леоно.

   Девочка уткнулась лицом в подушку и пролежала так до прихода матушки Лусианы, принесшей любимую кашу с изюмом. Вяло завтракая, Анна слушала ее беспокойства о своем бледном виде и пыталась уверить, что все в порядке. Более того, даже на каток пришла, около которого, как и в прошлом году, построили высокую снежную гору и установили столбы с лентами для хороводов с беготней и визгами. Развлекайся – не хочу. И девочка честно пыталась изображать веселье, но очень скоро не выдержала и спряталась за кусты, росшие на берегу, чтобы посидеть там в одиночестве.

   Катания же шли своим путем. И заснеженная горка уже вскоре была захвачена ребятней и взрослыми, которые предпочли великое валяние чинному катанию на коньках, лишь родители Верона да и сам он – в синем пальто с черным мехом и забавной вышитой шапочке – катался очень долго, все посматривая на берег, где исчезла невеста.

   А потом мальчик без труда нашел Анну в полном одиночестве и, остановившись в некотором отдалении от кустов, постоянно оглядываясь, не идет ли кто, сказал:

   – Вчера ты сказала, что видела то существо... Это правда? Это он тебе шкатулку подарил?

   – Он, – кивнула головой Учинни, продолжая смотреть в сугроб. Прошедшая ночь поменяла отношение девочки к Верону, и теперь она совершенно не боялась говорить правду.

   Мальчик молчал. Он опустил голову и ковырял мысом ботинка снег.

   – Он из-за тебя на меня напал... Он не хочет, чтобы мы поженились?

   – Что? – удивилась Анна. – Нет, конечно.

   А про себя подумала, что все мальчишки глупые.

   – Я думаю, ему все равно, лишь бы... – и прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего. Вздохнув, Учинни продолжила: – Да и к тому же папенька только недавно договорился о свадьбе.

   – Лишь бы тебя помучить? – нахмурился сильнее Верон. А потом добавил: – Я его сам убью, когда подрасту. И тебя не отдам.

   – Что? – опять удивилась Анна, уставившись на него. Вот же ж глупый! – Верон, не говори так, его не убьешь. Он... – девочка запнулась, подбирая слова. – Как можно убить того, кого нет? Кто может сделать так, что ты не двинешься? Кто наказывает болезнями? Никак, – Учинни уткнулась подбородком в колени, уставившись куда-то вдаль.

   Верон скорчил недовольную гримасу. Он вдруг узнал об Анне больше, чем даже родители и был полон решимости.

   – Взрослые не поверят, но я же верю, – мальчик шмыгнул носом. – И я хочу, чтобы он больше никогда не поднимался наверх.

   Девочка скептически глянула на выискавшегося спасителя:

   – Ну и как ты собираешься это сделать?

   Верон напряженно думал. Он понимал, что бороться с жутью под землей невозможно. Пытался припомнить, что способно остановить увядание и не находил средства.

   – Не знаю, – признался честно. – Он всегда к тебе ходит? Что он от тебя хочет?

   – Не знаю, – вздохнула искренне Анна. – Просто приходит и все. Каждую ночь.

   Она еще раз вздохнула, припоминая подробности произошедшего ночью, хотя очень не хотелось делать этого.

   – Елка не сгнила, – пробормотала вдруг девочка. – Странно.

   Она настолько привыкла, что вокруг наутро разложение и тлен, что сейчас даже воспряла духом. Действительно странно.

   – А обычно все сгнивает? И увядает... – мальчик подошел и опустился на колени, не задумываясь, что испачкается снегом. – Ты не должна ему сдаваться. Если ты сдашься, то будешь и не мертвой, и не живой...

   Верон оглянулся на пруд и вздрогнул, а потом указал Анне на темную трещину, ползущую по белому льду. Никто словно ее не замечал.

   У девочки перехватило дух, она вскочила с места и помчалась к пруду, размахивая руками.

   – Все на берег! На берег! Там трещина!

   Но сквозь шум катающихся с горки никто не слышал. Смех и крики заглушали зов, и даже махание руками не помогало. Верон тоже бросился к кромке озера и кубарем покатился вниз. Он привлекал внимание родителей Учинни и своих, и те заметили суету на берегу и даже помчались, рассекая лед, когда тот окончательно треснул.

   Все происходило как в дурном сне – трещина все постепенно увеличивалась, по озеру и берегу судорожно с криками метались люди, но замершая Анна не слышала этого. Она будто оглохла – звуки доносились как через подушку, а движения людей казались медленными, неуклюжими, неживыми.

   И когда лед под взрослыми проломился, девочка только и смогла выговорить:

   – Нет…

   Короткий кивок головой, и вот Верон уже обнял Учини, и та зарыдала в его плечо. Она боялась. Она понятия не имела, что будет дальше. И боялась будущего, как никогда.

   Конечно, праздник был свернут. Конечно, слуги пытались вытащить тела, а нянюшка мерила шагами вечером гостиную, где сидели двое детей, притихшие, как мыши. Потом явился поверенные по делам из города. И взрослые что-то обсуждали в кабинете.

   Лусиана же, видя, как нуждаются ребятишки в отдыхе, отвела их наверх и заставила выпить по стакану молока, а потом устроила на диванах в своей комнате, чтобы не оставлять ночью и растопила пожарче камин.

   – Спите, – сказала строго, садясь за вязание и начиная стучать спицами, которые приносили успокоение однотонным трудом.

   Анна постаралась уснуть, но лишь лежала и смотрела на огонь, поглядывая иногда на Верона. Нельзя, конечно, в таком возрасте ночевать вместе, уже взрослые, но тут нянюшка, значит, можно. Через какое-то время монотонный стук спиц начал навевать дрему, которая иногда прерывалась красными всполохами огня, но вскоре девочка все-таки уснула.