Черный Король (СИ) - "Demon Karol". Страница 20

   К гадостности происходящего добавилась очередная боль, и девушка, и так уже напрягающая все мышцы, лишь бы не дергаться, сорвалась и рванулась, но не прочь – вперед – туда, где находилось ненавистное существо. Анна совершенно не думала о том, что может навредить себе. В голове целью билось одно – добраться до Короля.

   Их объятия стали такими тесными, что Учинни смогла разглядеть острое стальное жало, направленное прямо в ее сердце.

   – Не совершай лишних телодвижений, – требование прозвучало в тот момент, когда острие чуть вонзилось в кожу. Присоска обнажила в это мгновение головку члена и втянула глубже.

   Леденящая боль от прокола настолько отличалась от всего предыдущего, что Анна невольно замерла, лишь продолжала судорожно дышать в ожидании дальнейшего.

   Сталь вонзилась еще глубже, а на коже внезапно проступило пятно, которое разрасталось, потому что существо что-то впрыскивало внутрь. Оно сжало девушку сильнее и вытащило жало, чтобы проколоть в другом месте, а потом в третьем, четвертом, оставляя на светлой коже рисунок символов, горящий невыносимо.

   Все это время щупальца продолжали пытать Анну «поцелуями», а одно пробило клитор.

   И все это время девушка пыталась вырываться – она просто не могла поступать по-другому, но чудище держало крепко, не давая ни малейшей возможности уйти от пытки.

   Знойный и болезненный жар от уколов оборачивались для Анны лавой, которую невозможно терпеть. Кровь вскипала, крася алым лоб и щеки, а сосущие движения между ног вызывали болезненные приливы, не похожие на обычное возбуждение, но заставляющие сдаваться.

   Словно чувствуя трепет жертвы, король продолжал одаривать ее болью, наблюдая за тем, как рот Анны приоткрывается, с него слетают слабые стоны, как она откидывает назад голову и закрывает глаза. По виску девушки потекла капелька пота.

   – Ближе, – связывая и удерживая, ночной гость заставлял прижиматься к себе, теперь кусая щупальцами за ягодицы. Влажная присоска с хлюпаньем ласкала раковинку, текущую смазкой.

   Единственным желанием Учинни стало избавиться от ненормального переплетения чувств и ощущений, и она, не раздумывая двинулась вперед, желая лишь одного – прекратить все!

   Выныривающее из мрака, куда ее погрузил Король, сознание девушки горело одной мыслью: «Господи, помоги. Пусть все это прекратиться!»

   Пусть прекратиться мука, оборачивающаяся яркими вспышками, пронизывающими судорогами все тело. Пусть уйдет боль от изломанности своего тела. И пусть застынет жажда, приносящая не сладостное томление, а болезненные рези.

   Каждая мольба, безмолвно рвущаяся из груди и становящаяся приглушенными стонами, отзывалась рябью щупалец, оплетавших Учинни. Одно из них скользнуло между бедер и прижалось к лону, покрытому слизью, всосалось в него, добавляя мучений бедной девушке. Ее судорожные движения навстречу присоске усугубляли болезненное наслаждение, вторая же проникала и рвала внутри что-то.

   – Слаще, так намного слаще, – король подхватил Учинни ладонью под затылок и впился в нее кусающим поцелуем, не сбавляя накала и вынуждая двигаться вперед и назад, крутить бедрами себе в угоду.

   Из глаз Анны непроизвольно текли слезы унижения. Король впитывал слезы Учинни. Та сдавалась. Ее бедра двигались резко, ягодицы сжимались, и если бы поцелуй прервался, то наверняка бы девушка перешла на крики, но существо не давало ни малейшего шанса выдать происходящее, продолжая сладкую пытку. Достаточно растянув лоно, оно проникло туда кончиком щупальца. То проскользнуло легко внутрь и сразу стало двигаться быстро и жарко, ломая преграду.

   Анна всхлипнула и резко дернулась. Происходящее становилось невыносимым. Боль разгоралась новыми оттенками и становилась тягучей, как горячая сладкая патока. Она заполняла голову, а тело жарко горело как отхлестанное розгами. Боль, стыд, унижение, ярость, страх мешалось жгучим коктейлем, в который начало вплетаться тонкой струйкой наслаждение. Лоно невыносимо распирало, но наслаждение шло именно оттуда.

   Но мучения девушки на этом не закончились. Она не понимала, как может быть настойчива страсть, которая рождена холодным расчетом. Щупальце липким искушением вторгалось все глубже, заставляя задыхаться от невыразимой сладкой боли. И юноша бледный, замерзший, что оказался в постели Анны, гладил ее звездным неземным взглядом.

   «Ненавижу», – беззвучно плакала Учинни, все больше отдаваясь власти Короля.

   «Он придет… чтобы забрать самое ценное…» – таинственная фраза, сказанная много-много лет назад мрачным голосом нянюшкой, так, как она обычно рассказывала страшные сказки, всплыла в голове. Он пришел…

Голой, распятой, измазанной слизью, как в детстве, Анне казалось, что она распадается на отдельные кусочки болезненного наслаждения. Каждый прокол горел ярким огнем, и чудилось, будто ее пригвоздили огненными стрелами к глыбе льда, плавающей в темном, мрачном океане, и нет никакого выхода. Каждый поцелуй, каждое вторжение щупальца требовали сдаться окончательно, склониться перед темным пришельцем, признавая его власть.

   Анна была всего лишь человеком... И в ответ на очередное движение – она даже не поняла, какое именно: щупальца внутри, присоски, ласкающей клитор, или языка Короля, ведь все происходило одновременно – девушка застонала, вкладывая в невольный стон все чувства, которые ей владели.

   Осколки врезались в кожу Анны лишь сильнее. Та сдалась и теперь позволила творить с собой что-то напоминающее оргию. Тайна Черного Короля приоткрывалась в его способности дышать вместе с Анной, которая стонала не болью, но униженностью и подчиненностью. В постели теперь все происходило слишком наяву, и не напоминало сон, из которого можно выбраться.

   Хотя назвать испытываемое сейчас Анной «нравится» было бы в корне неверно. Она страстно желала прекращения, страстно желала, чтобы принявший человеческий облик Король ушел. Она ни за что не хотела повторить, но чем дальше, тем больше девушка отдавалась происходящему, сама прижимаясь к могильному холоду, осыпающемуся вокруг запахом тлена и пепла. Она уже не сжималась, мешая проникновениям – ведь так становилось легче и менее больно. Да и сама боль оборачивалась темными бутонами, распускающимися в ее теле громадными цветами, готовыми пожрать, и обратиться чем-то иным.

   Анна бредила, выгибаясь навстречу и остро ранящим шипам, и жадным щупальцам с присосками и темно-звездчатым глазам. Бредила, оставаясь при этом в полной памяти и сознании, понимая все, что с ней происходит, но при этом погружаясь в недоступное ей ранее. «Дыши со мной», – просил взгляд, затягивающий в тлетворную сладость, где тело девушки настраивали под себя, как какой-нибудь купленный в лавке инструмент. Присоски перемещались по телу и втягивали кожу, словно целуя и касаясь чувствительных точек, и если девушка реагировала сильнее, то острые шипы вонзались и туда. Король душил поцелуем, пока лицо Анны не побледнело, только тогда той удалось впервые вздохнуть, но вышло так, словно дышит и ее сладострастный мучитель.

   Судорожный вздох не развеял туман, не изменил ни на каплю состояние полубреда, в котором находилась девушка. Грудь вздымалась и опадала мукой. Учинни казалось, что на нее положили тяжелую гранитную плиту – как гранитное надгробие и теперь ей приходилось при каждом вздохе ее поднимать. Но с каждым вздохом плита становилась все легче, превратившись в плоский камень – как напоминание о том, кому она теперь принадлежит.

   Кажется, девушка кричала и плакала, извиваясь в объятиях Короля – уже через несколько секунд она не помнила, что с ней творили. Единственное, что ее держало – черный взгляд, впервые за столько лет приобретший материальность.

   Он не давил, наблюдал за реакциями, парадигмой нового понимания мира разрывал Анну на прежнее и нынешнее. «Дыши», – звезды-глаза учили девушку видеть то, что другим недоступно. Делились с ней уменьем предвидеть, предугадывать мысли людей, проникать в их тела и находить тлетворное влияние смерти, сколачивающей для каждого свой гроб. «Дыши», – в ладони вливалась сила, которая помогла бы Учинни воздействовать.