Рожденный на селедке (СИ) - Шульц Гектор. Страница 24

- Это не проблема, - ответил я. – У нас союзник есть.

- Ужель не та чернявая девица, с коей ты глаз на переговорах не спускал? – прищурилась служанка, а я воздал почести богу наблюдательности и женского коварства.

- Истинно, она. И тоже, как и ты, лишь счастья госпоже своей желает. И войну презирает рьяно, - сказал я, ничуть не покраснев.

- Не знаю я, Матье. Слишком уж план твой дерзок и безумен. Её милость запросто может тебя повесить иль голову срубить, ежели ей покажется, что ты неверен.

- Я готов пойти на это ради счастья Её милости. Люблю я её пылкой душой патриота, - честно сказал я, опустив несколько других более уместных сравнений. – Война – это дно, Софи. На коем лишь жидкий кал и трупы смердящие обитают, но никак не честность и любовь. Мы можем это изменить и покарать предателей одним махом. Поэтому так нужен этот разговор.

- Подумаю я, но пока не дам тебе ответа, - кивнула Софи, тихо вздохнув. – Где будет встреча?

- Как из ворот выходишь, налево бери к упавшему дубу. Полянку там найдешь, где я буду ждать после первой вечерней стражи, - сказал я и, развернувшись, направился вниз по лестнице. А Софи пошла относить остывший отвар своей королеве.

В условленное время я ждал в условленном месте, нарезая круги вокруг упавшего дуба, где еще совсем недавно мы сидели с Джессикой. Где-то в глубине души я понимал всю гиблость своей затеи, но иного на ум мне не пришло. Мое дело малое – следить за лошадьми, да кормить порой господина. В интригах я на так уж и хорош, но коли сам впрягся в это ярмо, то обязан дотянуть его до финальной точки.

С неба уже ярко светила луна, освещая траву и деревья жидким серебром. Где-то в чаще выл волк и трещали сухие ветви под напором свежего ветерка. В воздухе уже чувствовалось прохладное дыхание приближающейся зимы, а с ней и снега и морозов. В это время мы с сиятельным графом уже возвращались в его земли, к маленькому поместью, в котором хозяйствовала Мабелла – умом обделенная дородная баба, преданная сиятельному графу, как слепой котенок мамкиной сиське.

Вздохнув, я улыбнулся. Наверняка Мабелла сейчас жарит пирожки и кормит уток, а потом ляжет на кровати и будет пердеть забавно, попутно охая и кляня сиятельного графа за ветреность. Она жарко натопит камин, выгоняя прохладу из дома, развесит по окнам пучки чабреца и мяты, а к потолку прицепит огромный копченый окорок, капающий салом на занозистый пол. Мой дом, как давно же я в нем не появлялся. Хотел бы я когда-нибудь осесть в таком же доме вместе с Джессикой. Об этом часто говорили мы, когда лежали нагими под ивой, устав от дневных забав.

- Матье. А у нас будет замок?

- Огромный замок с неебически острыми башенками, красавица.

- А дети будут?

- Конечно. Семь маленьких шалопаев, спящих в одной комнате и вступающих в кровосмесительные соития. Потом они вырастут, и будут плести заговоры друг против друга, а оставшийся в живых станет наследником.

- Это жестоко, Матье.

- Мне бабушка рассказывала. Так и бывает. Ладно. Не расстраивайся. Их будет трое. И все мальчики. Один умный и два идиота.

- Почему идиота?

- Чтобы не хотели тыкать умного кинжалом. Тогда все счастливы будут. Умный замком потом владеть будет, а самородки будут коз имать и малафью по стенам развешивать.

- Так мне больше нравится. А ублюдки у тебя будут?

- Нет.

- Правда?

- Чтоб мне Посейдон гузно трезубцем проткнул. Ты же моя дама, Джессика.

- А ты мой рыцарь, Матье. А знаешь, я замок не хочу. Хочу домик. С яблоневыми деревьями и сеновалом. С большим сеновалом.

- Для трахомудий?

- Не только. И с камином, чтобы греться у него долгими сентиментальными вечерами, пока ты великанов и драконов убиваешь. Я буду сидеть у окошка и ждать тебя. А когда ты приедешь, выпью из тебя все соки и заездию тебя до смерти.

- Джессика…

- Чего? Мне кажется, Джулиус снова хочет пересечь границу и напасть на беззащитную страну.

Она ступила на полянку неслышно, как и её госпожа. Я вздохнул и поднял вверх руки, обратив ладони в сторону пришедших, чтобы показать, что безоружен. Джессика слабо мне улыбнулась и, обведя полянку внимательным взглядом, повернулась к своей госпоже.

- Он один, Ваше величество. Как и было условлено, - сказала она, а я нахмурился, увидев у нее на щеке свежие царапины. Джессика еле заметно покачала головой и прижала палец к губам. Интересно, они на вкус все такие же?

- Я вижу, Джессика, - ответила надменно испанка и прищурила маленькие глаза. – Не тот ли это плут, что насмехался надо мной недавно?

- Простите, Ваша милость, - я склонил голову. – То стресс во мне говорил. Я всегда глупость несу, когда мочевой пузырь мой переполнен от страха.

- Будь моя воля, висеть бы тебе на этом дереве, слюной капая на травяной ковер, - сказала она и улыбнулась, когда на полянку ступила моя королева в сопровождении напуганной Софи. Её милость нахмурилась, увидев меня и свою сестру, после чего повернулась к Софи.

- Как объяснишь ты эту измену? Надеялась я на прогулку, а не на то, что отдашь ты меня в зубы ядовитой змее.

- Ваше величество, - сказал я, подходя ближе и опускаясь на колени. – Не она, а я виновен.

- Виновен, вижу, – спросила королева, метнув в меня молнию из ледяных, лазурных глаз. – Так потрудись же объясниться, покуда не висишь еще на том дереве.

- Кто-то хочет вашей ссоры больше, чем вы меня повесить, - сказал я. – Хочет войны с клятыми испанцами.

- Слуга!

- Простите, Ваша милость. Войны желает некто, как я уже говорил. И в этой пыльной мясорубке свершит он черное дело. А именно отравит или ножом отравленным пырнет и вас, и вашу гордую сестру. Скажите, королева, что было в том письме, которое вы сначала послали? – я повернулся в сторону королевы Маргариты. Та поджала губы, но потом вздохнула и ответила тихо, без лишней гордости и гнева, став смирной, словно агнец Божий.

- Хотела мира я, - сказала она, а моя королева подняла от удивления брови. Без сомнений, еще не доводилось ей видеть такого смирения на челе сестры. – Хотела забыть все старые обиды. Мне одиноко было без тебя, Изабелла. Но в ответ получила презрение и яд, спаливший любовь в моем сердце.

- Не получала я никакого письма, - нахмурилась Её милость. – И ответ я не писала. Скорбела долго по владыке моему, который усоп на проклятом заду вертихвостки. Матье, подай мне этот лживый ответ. Хочу прочесть.

- Прошу, Ваше величество, - я протянул клятое и измятое письмо, после чего отошел в сторонку и обнадежил Джессику улыбкой.

- Не может быть. Как будто бы и правда я писала, но что за язык и яд в словах? – сказала моя королева. – Над буквой «М» нет завитушки, а я так делаю с самых малых лет. И пахнет посланье отвратительно. Я не люблю столь сладкий аромат. И ты поверила, сестра, что я могла создать такое?

- Гнев застелил мне разум. Сейчас я это поняла, - сказала Маргарита, подходя ближе. Её надменное лицо на секунду прояснилось, но до полного оголения души еще было далеко. – Подумала, что не сама ты это написала, а попросила верных слуг, время на меня тратить не желая.

- Чудовищное преступленье, - сказала Её милость, вертя письмо в руках. Она тихо хмыкнула и поднесла сломанную печать ближе. – Не мой это воск. Не мой ни разу. В нем красного почти что нет. Матье, свечу мне быстро.

- Прошу, - ответила Джессика, протягивая моей королеве закрытую лампу. Её милость немного сдвинула железную штору и поднесла письмо к узкому лучу желтого света, опасаясь, что его могут заметить со стен.

- Так и есть. Не мой это воск и смазана печать. Он розоват, Маргарита. Не красен.

- И так подобрались мы к главной сути, - сказал я, повышая голос и привлекая внимание двух королев. – Отгадайте загадку теперь. У кого есть доступ к королевской печати? Кто проживает в подвале обмана? Кто видит письма и знает почерк? Кто любит блядо-розовый цвет и сладкие ароматы? Ответ один, Ваше величество. Сиятельный граф поймал сего плута за мошонку, но выскользнул тот, как скользкий червяк. И обвинил моего господина в измене, сладкими речами одурманив ваш разум.