Между четвертым и пятым (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна. Страница 6

Стоит расслабиться, и жизнь резко ударяет по тормозам, выкручивает руль до предела, и все только для того, чтобы въехать в кювет и врезаться в столб.

Лилька по скайпу позвонила. И чего привязалась? Но Инне было приятно знать, что она интересуется и не забыла старую приятельницу. Отношения завязались сами собой, так чего еще желать? Девушка никогда не искала сама дружбы, так что такая пассивная позиция ее вполне устраивала. Есть подруга — хорошо. А на нет и суда нет.

— Я в субботу прилетаю. У мамы что-то с компом, так что список распечатаешь и ей передашь, — безапелляционно заявила она. — Я ей уже позвонила, она вечером ждет на чай. И бабушка тоже.

— О… Ладно. А ты как?

— Записали клип, осталось только вертушку крутануть по ТВ и проплатить на радиоканалах, чтобы везде звучало. Люди должны запомнить песню. Ну и меня, само собой.

— Ну, хоть напой.

Интересно стало, что же там накреативили они с Петюней.

"Ты мой свет во тьме,

Я кричу тебе,

Ты моя любо-о-овь,

И вскипает кро-овь!

Ты моя звезда. Да-да-да…"

"Ой, мама. Куда я попала?" — подумала Инна, кивая в такт привязчивой песенке. Тыц-тыц-тыц. Лиля попадала между нот, а уж слова оставляли желать лучшего. Любовь, кровь, морковь… Зато такое любят, зато такое крутят и через год, и через два на дискотеках. И в караоке поют. Так что все логично.

— Тебе что, не понравилось? — разочарованно спросила Лилька. — Все так плохо? Я это знала! Знала!

— Нет-нет, все очень даже ничего, — смущенно возразила Инна. — С мелодией, наверное, еще лучше будет. Пришлешь потом?

— Да ты сама потом по радио услышишь.

— Ладно. Присылай свой список.

Распечатав, она положила листок в прозрачный файл и, позвонив маме Лили, отправилась в гости. Вспомнив, что "она же девочка", вместо брючек надела полосатые черно-белые легинсы и тунику, прикрывающую попу. Покрутилась у зеркала и изобразила губы-уточку.

— Фу, Инна. Фу!

Это не она. Она так не делает. Но переодеваться уже поздно, мама Лильки ждет. Так что надеть сапожки, застегнуть курточку и бегом-бегом. И не забыть что-нибудь к чаю. По пути она купила рожок мороженого. Ванильное, вкусное, м-м-м… Остатки скормила собаке, которая сидела у подъезда и тоскливо смотрела на дверь. Могла бы, конечно, впустить в подъезд, но вдруг она уличная? И зима на носу.

Сердце закололо, и вся веселость куда-то исчезла. Четвероногое существо, похожее одновременно на овчарку и ретривера, повиливало хвостом и ожидало еще вкусняшек. Это значит, голодная. Значит, уличная. Пора подниматься на лифте.

— Ты меня дождись, — строго сказала Инна собаке.

Та как будто поняла. Уселась у дверей и усиленно забила хвостом по земле. Пока пили чай, Инна все думала про животное. Вот мы как? Живем, рождаемся для чего-то. А животные? У них ни кола, ни двора. Для чего они? На муки появились на свет?

— Ты о чем думаешь, деточка? — строго спросила Лилькина бабушка.

— Ой, да я так… — застеснялась своих мыслей девушка. — Просто. Я пойду, хорошо? Засиделась я что-то.

— Ну, иди, иди, — милостиво махнула рукой седовласая дама.

Нина Борисовна, пожалуй, благоволила к старой-новой приятельнице внучки, которая так отличалась от прежних подружек. Впрочем, по мнению пожилой женщины, все шло из семьи. Вот они с Альбиной, бабушкой Инны, по-настоящему дружили. Жизнь идет по кругу.

Собака терпеливо ждала. Она сидела и караулила Инну. При ее появлении псина поднялась и нерешительно подошла ближе. И повадки как у домашней! Не боится, сама идет. Не пуганая еще улицей и злыми людьми, на что-то надеется, доверяет.

Инна подумала: никто не запретит взять. Сама себе хозяйка, хочу беру, хочу не беру питомца. Потом в голове пронеслись мысли про лишай, шерсть, изгрызенные тапки, стерилизацию и прививки… И глисты. Да, это важно.

— Иди сюда.

Крутолобая бошка под рукой просила ласки, хвост мотался. Пахло псиной. Инна поморщилась и поставила пунктом номер один "отмыть". И когти подстричь. Было слышно, как они цокают по тротуарной плитке. Пока они шли, собака внимательно слушала голос будущей хозяйки:

— Вот собака кто? Человека друг. Ты же залаешь, если кто-то заберется в квартиру? Правда?

Карие глаза молча отвечали: правда-правда. И залаю, и покусаю. Только возьмите к себе.

Егор, конечно, удивился, но ругать не стал. Взрослая уже девка. Хочет брать собаку — пусть берет. Тем более, так ему даже было спокойнее за сестру.

— Будешь хоть гулять. А то знаю я тебя, — проворчал он. — Запрешься на сутки с рисунками и забудешь, что снаружи жизнь идет.

— Да ладно! Всего пару раз было.

"Или не пару", — справедливости ради вклинилась совесть.

— Не спорь с братом, — он нагнулся, пока она зашивала ему рубашку, и потрепал по стриженой макушке.

Любил он ее, конечно. И по-братски, и просто по-человечески. Пришел из армии и понял, что никого роднее нет. Она к нему часто ездила. Ребята завидовали. Бабушка не могла. Она уже тогда серьезно заболела. Они с братом были похожи, только он покрепче и ростом выше. И такой же упрямый, когда доходит до принятых решений. Она решила взять собаку, значит, не выгонит.

— Егор, — подняла она на него глаза. — Я тут подумала. Если что-то случится…

— Ничего не случится…ля, — выругался он, настолько это было созвучно его мыслям и страхам потерять сестру. — Ничего. Если ты про тот случай — забудь. Ничего не было.

Инна поняла, что Егор тоже чего-то такого боялся. Заодно она порадовалась, что не стала ему рассказывать про ночной визит киллера. Все хорошо, что хорошо кончается.

Собака, названная Лорой, сытая и довольная, сидела в углу на коврике и улыбалась, как только могут улыбаться собаки. Она раньше тоже жила в доме. Теперь Лора знала, что у нее снова есть дом. Скоро новая Хозяйка встанет, хлопнет себя по бедру, пристегнет поводок и поведет на прогулку. А потом не оставит на улице, а приведет обратно. И в тарелке будет ждать корм, а в углу вкусная желатиновая косточка…

Лилька прилетела и промчалась по городу, как шторм. Снова был рейд по магазинам, шопинг и прогулки. Она еще сделала селфи на фоне залива, памятника Алеши, чертова колеса и в художественном музее. Типа, смотри, Петюня, как я культурно провожу время. По мужикам не шляюсь, хожу по выставкам, просвещаюсь.

— Ревнует знаешь как? — сказала она. — Не вырваться. Как стала знаменитой, так у него началось обострение.