Пятнадцатый камень (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна. Страница 120

Эрги, значит, планировали совет у себя в посольстве.

— А что именно, — я сглотнула, — что именно они решают? Переговоры же закончились.

— Эйтэ Ла хочет охотиться, — встрял эрг и одобрительно улыбнулся. — Все хорошо, Хельга. Хорошая охота, много образцов.

— Да-да. Они предложили нам поучаствовать в "большой охоте".

Я присела в кресло. В охоте, да? Какой такой охоте? И на кого, интересно знать. Гудрун объяснила. Оказалось, эрги были в состоянии проследить за хэсси. Эти твари не первый раз совершали набеги, и военный лидер Эйтэ Ла решил поохотиться. Цель — уничтожить первоисточник проблемы и захватить побольше "образцов".

— В ксенологической лаборатории сейчас находятся три особи хэсси, — закончила она. — У Эйтэ Ла еще один. Знаешь, что с ними происходит, если нет носителя?

Я не хотела знать, но она сказала, не дожидаясь моего согласия.

— Эмбрионы начинаются развиваться, пожирая родителя изнутри. Так что они вынуждены искать носителя, иначе умрут.

— Интересно, а как в естественных условиях? Должны же быть какие-то животные, на которых они паразитируют, — предположила я.

— Этого мы не знаем. Кстати, как думаешь, почему у нас три хэсси? Вот поэтому. Изначально было две особи. Еще две вылупились из захваченного рептилоида, который издох. Второго мы успели погрузить в состояние гибернацию. Он сейчас лежит в капсуле, и ученые решают, можно ли извлечь зародыши и спасти хэсси.

— А смысл?

— Нужен взрослый, чтобы общаться. Детеныши особого смысла не имеют, разве что, можно лучше узнать биологию этого вида, но не их психологию или язык.

Общаться с этими ящерами? Нет уж, увольте! Знаем, проходили. При встрече расстреливать на месте. Никаких переговоров! Хотя не исключено, что они такие только в период гона. Торговцы же как-то с ними общались, избегая гибели? Гудрун была того же мнения.

— Тогда они должны знать, где находится колония хэсси.

— Только нам они точно об этом не скажут, — покачала она головой. — Это означает признаться во всем, что они сотворили.

Ясно. Конечно, всегда может найтись человек с чистой совестью или предатель, готовый раскрыть секреты. Это неважно, главное результат.

— Надеюсь, "Терра корп." докопается до истины, — сказала я.

Очень на это надеюсь.

— Итак, что там у тебя?

Я познакомила Гудрун с записями, которые сделал Улаф.

— Не спрашиваю, откуда это у тебя, — она уставилась на меня неподвижным взглядом. — Но это точно знакомые кадры.

— Позже посмотришь?

— Надо будет запрашивать доступ у военных, — ответила она. — Странно, что память не подчистили.

Улафу подчистишь! Родственник того самого Трюгвассона и друг отца. Его бы не посмели тронуть даже ради его блага и душевного спокойствия. Может, и зря. Я бы предпочла, чтобы те дни без остатка стерлись из его памяти. Современный уровень медицины позволял это сделать. Но он не дал согласия. Почему он предпочел помнить все это? Хотел вскармливать и лелеять свою ненависть, желал возмездия? Не знаю. Я просто оказалась не в то время и не в том месте. Однако мне от этого не легче.

— Просто скажи, где было самое, на твой взгляд, ужасное, — попросила я. — И когда случился переломный момент. Почему эрги вдруг решили отпустить пленных и заключить мир?

* * *

Алды резали пленных. Навигаторы, техники с имплантатами, киборгизированные десантники. Все, у кого были мозговые разъемы и коммуникаторы, попали в руки к этим живодерам.

Второй навигатор, у которого начали с мозгового разъема, впал в кому и вскоре умер. Алды были разочарованы, но не гибелью пациента, а потерей подопытного. Улаф все фиксировал, ожидая своей очереди к вивисекторам.

Запахло жареным, и люди попытались сбежать, но их скрутили, стараясь не повредить "образцы". С остальными эрги поступили более осторожно, если так можно сказать. Я по просьбе Гудрун отключила звук, и осталась только телеметрия.

Улафу ввели какой-то миорелаксант, но он действовал только до шеи. Он был подобен спинальной лягушке с перерезанным позвоночником: такой же беспомощный и неспособный шевельнуть даже пальцем. Но при общей расслабленности он все чувствовал.

Ему было больно. Давление и пульс зашкаливали. Анестетики ему не вводили, только местно какой-то антикоагулянт, чтобы пациент не истек кровью. "Одежда", заменявшая зажимы, перекрывала крупные сосуды в месте разреза. Они вскрывали руку наживую и щипчиками извлекали окончания имплантата. Сначала разъем коммуникатора, потом псевдонейронные тяжи и соединительнотканные капсулы в местах стыка биомеханики и собственной нервной системы.

— Почему ты попросила отключить звук?

— Слишком громко, — дернула она головой. — Слишком больно.

Эрг, который производил манипуляции, был спокоен и с интересом наблюдал за реакцией человека.

— Долго еще? — спросила я.

— Еще немного, — она закончила распутывать волосы и заплела их в косу. — Сейчас они дойдут до плеча.

В местах суставных сочленений скрывались датчики ударной нагрузки. Обычное дело среди военных! Киборг мог легко переоценить свои возможности и в эйфории от своей неуязвимости сам себе повредить. Например, Улаф мог легко погнуть ударом стальную пластину, однако то, что выдержат укрепленные кости, суставы не стерпят. Сервомоторы, скрытые в этих зонах, тоже имели предел прочности.

Он как-то рассказывал мне о специфике своей работы. Как боевой инструктор, он в первую очередь учил киборгизированных контролю над своим новым телом, а уже потом боевым навыкам.

Между тем алды добрались до плечевого сустава. Они ковырялись там, прерываясь ненадолго и обсуждая свои находки. Улаф периферическим зрением видел кровавое месиво и белесый хрящ. Потом взгляд сместился наверх, и картинка перестала записываться. Телеметрия осталась. Полная темнота и тишина.

— Все, потерял сознание, — констатировала Гудрун. — Включай звук.

За кадром слышался надорванный голос отца. Эрги что-то пели. Я слышала голос того эрга, который курировал землян. Сэйи Этти говорил отцу успокоиться. Улаф пришел в себя и приоткрыл глаза. Над ним склонился обеспокоенный отец и пришелец. Алды деловито накладывали на руку Улафа что-то вроде прозрачной повязки. Швы? Нет. Рана все еще была открыта. Из сустава торчал псевдонейронный тяж. Коммуникатор все еще болтался на этой кровавой ниточке. Наверняка у пациента болевой шок. Изображение снова поплыло и пропало.

— Можешь выключать. Дальше только повторы, — сказала она и зевнула. — И других точно так же вскрывают.

— Как ты можешь!

— А вот могу, — резко сказала она. — Знаешь, сколько я таких записей просмотрела за два года? Практически все, что имелось в нашем распоряжении. Важно было ничего не упустить. Каждая мелочь важна для того, чтобы понять, кто они и что они. Мне было интересно, зачем и почему они это делали?

— Но… — я в ужасе уставилась на нее. — Это же ужасно.

Гудрун все это видела и, возможно, даже не раз.

— Не спорю.

Она опять зевнула.

— Я не могу проверить по личному номеру, но помню, чьи это записи, — сказала она. — Прости. Можешь считать меня циничной черствой сукой.

— Гудрун!

Как я могла? Никого я не считала, да и права такого не имела. Улаф ей никто, просто один из военных и объект исследования. Она была мельком с ним знакома через меня, но не более того. Так проще. Выгорание рано или поздно настигает нас, и жизнь становится проще.

Не знаю почему, но я все-таки спросила:

— А сколько…

— Сколько длилось? Около пятисот часов в общей сложности, с перерывами.

Я рухнула на колени. Пятьсот часов? Пятьсот часов! Пятьсот. Часов. Пытки. О, боги и богини… Твари! Твари.

— Хельга? — обеспокоенно спросил эрг. — Не надо, все хорошо.

Да ни чего не хорошо.

— Все стало хорошо, начиная с третьего сеанса, — проворчала подруга. — Они как-то отключили болевые рецепторы. Но все равно… — она махнула рукой. — А, черт побери! Надо было выпить. Почему я тебя послушала?