Пятнадцатый камень (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна. Страница 124

Я ела, спала, играла с мамой в Го, гуляла с собакой и моим телохранителем, и старалась не думать о том, что сотворил отец. Мы встретили Эрика вместе с Лисбет. Они уже назначили дату свадьбы, и отец пригласил родителей невесты в гости. Кроме того, как по секрету сказала мама, Лисбет была в положении. Я скоро должна была стать тетей.

Иногда мне снилась та самая женщина с инопланетным ребенком, плывущая среди звезд в бархате ночи. Она баюкала его и пела колыбельную на давно забытом старонорвежском…

* * *

Гудрун Нордманн не подвела. В ее записке было много интересного. В основном выводы совпадали с моими. Доктору бы еще рассказать. Он просил обследования — вот оно. Ну, почти. Подруга профессионально интерпретировала данные.

"Кто ты такая, черт возьми?" — было приписано в конце после сухих строк отчета. Если б я знала! Дедушкин архив манил и пугал одновременно.

Кто я? Что я?

* * *

С доком можно обсудить разрыв и грядущее пополнение в семействе. Он все поймет. Можно поговорить о пришельцах и той женщине, потерявшей сына.

— Сейчас я снова нарушу врачебную этику, — сказал он и подгрузил какие-то данные на голограмму, проецируемую над столом. — Она была моей пациенткой. Недолго, правда. Они с мужем проходили семейную терапию, а это не мой профиль.

И почему я не удивлена? "Хельга Рагнарссен, ты просто тупица!" Вообразила, что одна-единственная и неповторимая пациентка. У него таких сотни.

— А какой у вас профиль, доктор?

— Люблю общаться лицом к лицу.

Это я отлично понимала. Людям это только на пользу. Всяко лучше, чем прятать голову в песок. Думаю, супруги были на грани развода. Я догадывалась, что послужило причиной. Доктор мог выпотрошить их, как рыбу, но если внутри только боль и сожаления, то ничем не поможешь. Разбитую чашку не склеить.

— Она осталась на Эрг-ласси, — нарушила я молчание и открыла чужую тайну.

— Вот как?

Этот хищный интерес ни с чем не спутаешь. Док Фредриксен встал на след и был в своей стихии.

— Эрги ей нравятся больше людей.

— Это ваше суждение, Хельга.

Ой ли! Ну да ладно. Когда данных слишком мало, приходится додумывать и сочинять занятные истории. Я неверно выразилась. Ей нравились инопланетные дети. Это была психологическая фиксация, только и всего. Если ей от этого легче — тем лучше.

"В собаке природа Будды?

Ответ дан в самом вопросе.

Если скажешь "да" или "нет",

Ты погубишь себя и лишишься жизни".

— Что бы это значило? — с доброжелательным любопытством поинтересовался он, и я перевела.

Дедушка любил такие коаны. Всегда есть третий путь, даже если кажется, что его нет. Задачу можно решить общепринятыми способами или своим, оригинальным. Так лучше. Можно принять или оттолкнуть, но это все равно будет ошибкой.

— Хм… — он оперся локтями на стол и подпер голову руками. — Я уловил идею. Ученые раньше спорили, можно ли считать негров и азиатов людьми.

— А до этого вели диспуты, человек ли женщина, — проворчала я. — Я хорошо учила историю. И насчет животных тоже. Есть ли у них душа?

Док рассмеялся, да так заразительно! И я вслед за ним.

— То есть вы не можете решить, как к ним относиться, — заметил он. — С одной стороны, они не люди, с другой, разумные существа. Что бы вы ни выбрали, ответ неверный.

Я только вздохнула.

— Но она нашла ответ, — выдохнула я.

— Он вам не подходит, Хельга. Каждый ищет свои ответы сам.

Легко сказать! Ему — тем более. Поучать всегда легче всего. Почему я злюсь? Наверное, мои ответы где-то там, в далекой галактике. Отчего бы не рассказать? Он выслушал короткую историю про Хаоли и наш с ним разговор и впервые не нашел слов ободрения или надежды.

— Что скажете, док? — хотела я знать. — Что мне делать?

— Если кончено — то кончено.

— И это все?

— Простите.

Он достал свой табак, и я поморщилась. Кажется, ему это помогало успокоиться, так что я ничего не сказала.

Я все думала о медицинских данных и словах Гудрун. Мне хотелось услышать третью сторону, а потому я разыграла непонимание. Как же это подло, док этого не заслужил! Но так было нужно. Я сама завела разговор о той записи.

— Вы смотрели термограмму? — спросил он.

— В общих чертах. Не понимаю, что в ней такого особого.

— Температура головы на открытых участках достигала тридцати семи градусов, — сделал он круглые глаза. — В глубинных слоях, наверное, на один-два градуса выше.

— И?

— Вопрос в том, почему ваш мозг все еще функционирует, — хмыкнул доктор. — Отчего вы еще способны мыслить, ходить и говорить? Почему гипертермия не затронула нейронные структуры мозга? Судя по вашим словам, это довольно частое состояние.

Ах, вот он о чем!

Гудрун тоже об этом писала. Все они говорили об одном и том же, но разными словами: она, дедушка, док. В состоянии "му", когда появлялся мой Белый кит, тело и мозг работали иначе. Я ускорялась. Температура неуклонно повышалась, метаболизм утилизации глюкозы был на пределе. Скорость передачи нервных импульсов замерить не удалось, но все и так было ясно. Физический носитель работал на износ. Я думала и двигалась быстрее, чем обычно. Быстрее, сильнее, точнее. Лучше.

На деле это означало инактивацию множества ферментов, которые не работали при таких высоких температурах, и тотальные нарушения в ДНК. Двойная спираль Уилкинса-Франклин не могла выдержать таких потрясений.

Главный и единственный вопрос: "Почему я все еще жива?"

Какие ресурсы для репарационного восстановления я имею, чтобы жить дальше? Не потому ли я интересна эргам? Ведь их механизм прямой трансформации в "как-бы-человека" основан на обратной транскрипции белок-ген. Они берут образец, копируют и встраивают, чтобы надеть чужую личину и на время стать химерами, состоящими из своих и чужих тканей. А обратный процесс превращения наверняка основан на репарации и вырезании чужих участков ДНК.

Они восстанавливают себя. Должна быть матрица, которая не затрагивается метаморфозой, и которая дает возможность вернуть базовую форму и облик. Следствие: они вряд ли заболеют раком или постареют, пока эти механизмы работают без сбоев.

Если у меня механизмы репарации так же сильны, как у них, то я понимаю их интерес. Нет, мы не инвалиды, как я сначала решила. Люди были слепы, если так посмотреть. У нас отсутствовала возможность заимствовать чужие гены. Но у некоторых, как у меня, имелась повышенная способность к восстановлению.

Я изложила доктору свои мысли на заданную тему, рассказала все без утайки. Он теперь знал о дедушке, корпорации "Доки но сакура", моем происхождении и механизмах трансформации эргов.

Доктор думал, я молчала. На сеансах у дока можно молчать, никто не тянет из тебя жилы и не выворачивает наизнанку, как другие. Все незамысловато. Добыча вскрыта, и док гадает на внутренностях. Можно просто помолчать и поразмыслить.

Теперь я догадывалась, почему дедушка прожил так долго без серьезного медицинского вмешательства. Только под конец, после травмы, понадобилась помощь врачей. Он до последнего дня был в здравом уме и твердой памяти. Не этого ли добивались ученые из корпорации "Доки но сакура"?

Дед был другим. И я другая.

— Я не человек.

Уже нет. Остается это признать. Это меня пугает. Доктор, доктор… Разве вы не понимаете? Я смотрела на него, не зная, что еще сказать.

— Вы больше человек, чем многие из тех, кого я знаю, включая и меня самого, — не согласился он. — Такая, каким должен когда-нибудь стать человек.

Он нежно взял мои руки, склонился, но губы так и не коснулись кожи. Только дуновение ветерка — его дыхание у запястья. Так куртуазно, должно быть, лобзали руки своих дам на старой Терре сотни лет назад. Не поднимаясь, он взглянул на меня снизу вверх.