Пятнадцатый камень (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна. Страница 26

Он был одним из немногих киборгизированных военных, за что и поплатился. Сначала его изучали медики эрргов, а у них весьма специфические методы исследования. Так ребенок, толком не понимая устройство игрушки, разбирает ее по винтику, а потом не может собрать обратно.

А потом по возвращении за него взялись наши эскулапы, выцарапывая записи из элементов памяти и пытаясь восстановить утраченные передающие псевдо-нейронные цепи.

Я виделась с ним лишь однажды, и мне этого хватило, чтобы раз и навсегда понять — прошлого не вернуть. Жестокий и болезненный урок усваивается лучше всего. Вбивается с побоями и подавленным на корню сопротивлением.

— Доктор Рагнарссен? Все в порядке? — удивленно спросил посол, и глаза его расширились.

Эши Этти, до этого молчаливо маячивший чуть позади, переместился и встал рядом со мной, в целях безопасности практически оттеснив своего начальника к стене. Очевидно, кое у кого насчет меня была навязчивая идея.

— Ничего… — успокаивающе, хоть и не слишком искренне ответила я. — Это… ничего. Просто плохие воспоминания, господин посол. Все хорошо.

Да, это всего лишь воспоминания, не больше, но и не меньше. Прошлое остается прошлым, и его не изменить. Остается жить настоящим и стараться избегать ошибок прошлого. Так проще. По крайней мере, так говорил на сеансах док Фредриксен, и я честно пыталась ему верить. Один делает вид, что лечит, а другой — что лечится, все очень просто.

— В таком случае, вы разрешите проводить вас до вашего столика? — с сомнением спросил Хаоли Этти.

— Думаю, да. Идем?

Эши Этти нехотя отодвинулся, чтобы я снова подошла к послу. Хаоли Этти даже пришлось что-то сказать своему подчиненному. При этом он указал на меня, а Эши Этти согласно кивнул и что-то ответил.

Нет, так дело не пойдет! Мне совсем не нравится подобный подход. Чужаки преспокойно обсуждают меня между собой, как будто меня нет рядом. До того момента, как сингулярность наберет необходимый потенциал и откроются гиперврата, пройдет не менее двух недель, и все это время я буду вынуждена тесно общаться с пришельцами.

— Господин посол, господин секретарь, — сказала я, и они обернулись ко мне, прекратив препираться. — В человеческом обществе считается невежливым обсуждать кого-то в его присутствии. Особенно на непонятном ему языке.

— Простите, я не хотел вас оскорбить, — ответил посол, само раскаяние и смирение. — Надеюсь, вы понимаете, что мой подчиненный еще недостаточно знает человеческий язык, чтобы свободно на нем общаться. Многие вещи ему приходится объяснять.

Ну, что ж. Попробую зайти с другой стороны:

— Да, понимаю. Но я не вижу, чтобы за прошедший месяц его навык улучшился. Могу я сказать кое-что вашему секретарю?

— Что именно? — уточнил мужчина.

— Я скажу, а вы, если понадобится, переведите. Я согласна на спарринг с ним, если он выучит наш язык настолько, чтобы общаться со мной без посредников, — сказала я.

"Выкуси, лайка хаска!" Только так, или вообще никак. Эши Этти навис надо мной, внимательно разглядывая, а, может, принюхиваясь. Он не выглядел довольным моим решением, а его живая "татуировка" у кромки волос пульсировала в бешеном ритме, ритме моего сердца, которое вдруг забилось испуганной птичкой

— Мало времени, — сказал он.

— Постарайтесь, — так же кратко сказала я.

Посол вполголоса пояснил, и Эши Этти молча кивнул, соглашаясь то ли с ним, то ли со мной.

* * *

Когда посол со мной под руку вошел в столовую, то произвел настоящий фурор. На моем лице — уверенное и слегка надменное выражение, но за этой маской скрывается целый ворох чувств из неуверенности и досады.

Зачем я вообще это делаю? Детская выходка. Наверное, виной тому глупая привычка доводить все идеи до логического конца. Вряд ли это только вежливость по отношению к… ним. К нему?

Посол сопровождает меня не на обычное место в углу, а за столик начальника станции. Проклятье! Отказаться от этого на виду у всех — значит проявить неуважение к начальству и гостям, а согласиться означает целый час находиться под перекрестным огнем чужих взглядов и отвечать на неудобные вопросы. И то, и другое недопустимо, и я покорно подошла к столу.

— Добрый вечер, — кивнула я и наконец отцепила от посла судорожно сжавшуюся руку.

"Привет! Как дела?" — обрадовался мне Хорхе, место которого оказалось как раз напротив меня. Посол и "секретарь" уселись по обе стороны от меня на свободные места.

"Хорошо. А у тебя?" — ответила я и поняла, что нормальной беседы не получится, по крайней мере, на виду у посторонних. Придется вести светскую беседу.

Остальные сидящие за столом поздоровались со мной и эрргами. Военный советник как-то уж слишком пристально рассматривал нас с послом, уделив мне намного больше внимания, чем я того заслуживала. Я повернулась к Хаоли Этти, который тоже заметил наш с советником обмен взглядами.

— Вот чего я боялась, господин посол, — сказала я и вздохнула.

Я имела ввиду, что мы с послом привлекли чересчур много неуместного внимания.

— Я уже понял, — ответил посол и легко кивнул советнику Дагласу, а тот ему в ответ.

Преимущество обеда за столом у начальства — не надо ходить к раздатчику. Эрргам принесли герметичные контейнеры с их едой и вскрыли в их присутствии. Один из техников быстро сходил, принес пару подносов, и мне осталось только подсунуть под считыватель продуктового пайка свой коммуникатор. Как обычно, практически несъедобно…

"Попросить, что ли, Димпси снова покормить меня внутривенно?", — подумала я, съев сиротливо лежащий с краю тарелки кусочек томата.

"Хельга, ты это будешь?" — спросил Хорхе, нацелившись на мои протеиновые наггетс. Я молча передвинула свою тарелку ему через весь стол, цапнула ломтик помидора с его тарелки, посмотрела на него и положила обратно. Аппетита не было.

Эррги с интереса наблюдали за этими манипуляциями…

— Вы не голодны, доктор Рагнарссен? — поинтересовался начальник станции. — Плохо себя чувствуете?

— Думаю, я не доем, — уклонилась я. — Не хочется. Сегодня был тяжелый день.

Я не кривила душой, только вежливо обошла острые углы. Можно сказать, что в столовой дерьмово кормят, но что от этого изменится? Все и так об этом знают. К тому же, меня и правда слегка мутило, несмотря на помощь Димпси. Сотрясения не было, но ушиб и шишка под волосами была солидная. Я невольно потерла рукой затылок.

— Вам надо отдохнуть, — сказал в ответ Фернандес. — Вы нам на станции еще пригодитесь.

— Спасибо, — сухо поблагодарила я.

С Хорхе придется договариваться на другое место и время. Здесь не та публика, чтобы задавать неудобные вопросы.

"Что делаешь завтра после ужина?" — спросил Хорхе. Ну, умный малый, что тут скажешь. Сразу догадался о моих затруднениях.

"Ничего. Ты что-то предлагаешь?" — закинула я пробный шар.

"Мама снова приглашает в гости", — ответил он. — "Ты придешь?"

"Приду. Передавай ей и отцу привет". По крайней мере, там вкусно кормят.

Сто вопросов и пока никаких ответов. Что, если отсечь все лишнее? Мне просто нужно знать, зачем вломились в мой номер. Остальное я додумаю сама. Или хотя бы надо почитать отчет Родригеса.

* * *

Вечером я заснула, и меня посетили призраки прошлого. Похороненные, загнанные в подкорку воспоминания почти четырехлетней давности…

Я лечу на аэрокаре в глушь, где находится маленький домик Улафа. Я знаю, что его комиссовали и вчера выписали из больницы. Весь день я пыталась до него дозвониться, но он не отвечал, и я решила сама приехать к нему.

До этого я видела его только раз, мельком, встречая отца, вернувшегося из плена. Видно было только край исчерченной красными линиями руки, торчащей из-под покрывала. Медики увезли Улафа на каталке, как и еще десяток таких же "счастливцев", и я не видела его несколько месяцев.