Помощница лорда-архивариуса (СИ) - Корсарова Варвара. Страница 37

Я решила немедленно отправиться к Кассиусу, доложить ему о своих успехах, показать книги с найденным символом.

Когда заглянула кабинет управляющего, тот сидел, вальяжно устроив ноги на столе рядом с наполовину пустым стаканом и бутылкой дорогого янтарного джина из хозяйских припасов, и развлекался тем, что прицельно кидал бумажные шарики в корзину для мусора. Толстые конторские книги и кипы писем и мятых документов были отодвинуты в дальний угол стола.

При моем появлении Кассиус резво спустил ноги со стола и сел прямо. Звякнуло стекло – бутылка и стакан быстро переместились за кипу документов, подальше от моих глаз. Кассиус придвинул конторскую книгу, взял самопишущее перо и жизнерадостно поинтересовался:

– Пришла, чтобы тоже просить выходной, Камилла?

Я подивилась вопросу, замотала головой, затем гордо выложила книги на стол и рассказала о своих находках и успехах на магическом поприще.

Кассиус на похвалу не скупился. Быстро пролистав книги, отложил их в сторону и посмотрел на меня ласково.

– Вот что, Камилла, – начал он таким сладким голосом, что я сразу насторожилась, – есть у меня для тебя поручение.

Я подняла брови. Что еще за поручение?

– Видишь ли, – управляющий сложил руки на животе и посмотрел заискивающе, – сегодня тебе придется присмотреть за домом. Пикерн занемог и поехал к доктору. Сказал, что заночует у дочери; его малышка Шерилинна умеет делать отличные компрессы от простуды и мигом поставит его на ноги. Другие слуги тоже отпросились кто куда. Я вернусь поздно. Уезжаю в город после ужина. Сама понимаешь, неотложные дела.

Кассиус подмигнул изалихватски улыбнулся. «Неотложные дела» задерживали его в городе почти каждую ночь, иногда до утра. В основном велись эти «дела» в игорных заведениях и клубах.

– Утром ко мне заявился полицейский с усами, как одежная щетка – тот самый суперинтендант, о котором рассказывал Пикерн,– продолжал управляющий. – Расспрашивал, не видал ли я незнакомцев поблизости, настоятельно советовал хранить бдительность. Этой ночью в доме не будет никого, кроме тебя. Поэтому прошу – будь внимательной. Ну, Камилла, к чему этот встревоженный вид? Ты будешь в полной безопасности.

Я поежилась. Ночевать одной в огромном, мрачном особняке не хотелось, особенно после недавних событий. Если рассудить, Кассиус поступал крайне неразумно – не стоит оставлять особняк на попечение девчонки, которая служит тут без году неделя и понятия не имеет, что делать, случись какая опасность.

Я собиралась поделиться этим соображением с управляющим, но тот меня опередил – наклонился, уставился в лицо блестящими серыми глазами, от взгляда которых дыхание захватывало, и вкрадчиво произнес:

– Ты на редкость умная и ответственная девушка, Камилла, я это сразу понял, как только увидел тебя. Теперь ты помощница теурга, поэтому будь готова решать всевозможные проблемы – и приглядывать за домом, пока здесь не появится настоящая хозяйка. Надеюсь, ты меня не подведешь.

И я ответила с готовностью:

– Разумеется, Кассиус, можете на меня рассчитывать.

Забрала книги и бодро вышла, пряча под маской уверенности вновь проснувшуюся тревогу.

После встречи с управляющим я решила привести себя в порядок перед ужином. Скорым шагом поднялась по лестнице, пробежала по длинному пустому коридору, и когда взялась за ручку своей комнаты, поняла, что все еще держу в руках тяжелую стопку книг.

Это было нехорошо. Выносить книги из библиотеки запрещалось; лишь вчера Кассиус напомнил об этом приказе. Однако возвращаться не хотелось. День выдался утомительным, одолели лень и усталость. Решив, что успею вернуть книги на место вечером, когда дом останется в полном моем распоряжении и некому будет уличить меня в безалаберности, я аккуратно спрятала книги в шкаф и занялась собой. Сполоснула лицо и руки, расчесала и заново скрутила волосы в узел, приколола чепец и отправилась в столовую.

За ужином управляющий дал последние наставления. Перед тем, как отправиться на боковую, следовало спуститься вниз, проверить, закрыты ли двери, окна на первом этаже, заглянуть в котельную, повернуть рычаг сторожевой системы в каморке у входа и погасить свет.

Когда яркие огни витражей погасли, а за окнами сгустилась темнота, дом начал пустеть. Я попрощалась с Сидонией и кухонным мальчиком Томом; следом ушли горничные.

Пикерн отбыл еще раньше: отчаянно кашляя, облачился в тяжелое старомодное пальто с тремя рядами пелерин, сиплым голосом строго потребовал не оставлять в библиотеке горящие светильники и только затем ушел.

Наконец ушел и Кассиус. Я осталась одна.

Стало неуютно. Хотя в особняке обитало куда меньше людей, чем предполагали его гигантские размеры, днем человеческое присутствие ощущалось, даже когда в коридорах царила обманчивая пустота. Теперь же не было слышно ни разговоров служанок, ни стука шаров в бильярдной, где управляющий любил проводить послеобеденное время, ни возни дворецкого.

Механическое сердце дома затихло.

Я обошла первый этаж, тщательно проверила все засовы, включила сторожевую систему – повернула тугой медный рычаг, который оживлял какой-то скрытый механизм. Каким образом он охранял дом, мне было неизвестно, но на душе стало спокойнее.

Момент был подходящий, чтобы спуститься в жертвенный зал и вызволить фонарь, но у меня хватило здравого смысла отказаться от этой идеи: ночью диплуры выходили на охоту, и затея могла закончиться плачевно. Кроме того, в подвале опустевшего дома я могла встретить кого-нибудь пострашнее диплур.

Специально подошла к небольшой двери у лестницы, что вела в подвал, потянула – заперто. Значит незваные гости, если они опять решат побродить по подвалу, наверх не попадут.

Можно отправляться спать.

Я устроилась в кровати поудобнее, но сон явился не сразу. Некстати вспомнилось, что впереди – длинная темная ночь, а я осталась одна-одинешенька в доме, от подвала до крыш набитого неприятными и опасными сюрпризами. Душу вновь сжала тревога, которая сменилась паникой, когда в давящей темноте снаружи донесся шорох. Я рывком села в кровати – оказалось, что за окнами поднялся ветер, на галерее зацокали капли дождя. В столицу пришла осенняя непогода. Под нарастающий шум капель и завывания ветра я, наконец, забылась сном.

Проснулась внезапно – пригрезилось, что равномерный перестук капель сменился громкими ударами, как от дверного молотка о входную дверь внизу.

Я рывком села в кровати, сердце бешено колотилось. Прислушалась: тишина. Не было никакого стука. Это тревожные мысли продолжали докучать мне во сне, подавали сигналы, беспокоили.

И вот одна всплыла на поверхность затуманенного сном сознания, обрела четкость, и я подскочила, как ужаленная. Вспомнила, что не проверила, погасила ли светильники в библиотеке и не тлеет ли в камине огонь.

Серьезная оплошность. Дворецкий обнаружит ее, когда вернется спозаранку и зайдет в библиотеку во время ежеутреннего обхода дома. А вдруг приключится пожар?

Сон пропал совершенно. Покидать уютную, безопасную комнату и идти вниз по пустым, холодным коридорам дома не хотелось, но делать нечего. Вздохнув, поднялась и накинула теплый платок.

Чернота за окнами немного посветлела, близился рассветный час. Я подошла к окну, попыталась разглядеть стрелки Небесных Часов – бесполезно, сквозь тучи пробивалось лишь неуверенное сияние.

Я затеплила свечу, открыла дверь, вышла в коридор и побрела к лестнице. Второй рукой я прижимала к груди стопку книг, которые так и не унесла в библиотеку днем и решила сделать это сейчас. Книги сползали, приходилось придерживать их подбородком.

От сквозняка огонь свечи запрыгал. Пляшущие блики выхватывали уродливые личины изваяний. Я давно перестала их бояться – сложно бояться каменных истуканов, с которых каждый день вытираешь пыль, но сейчас, в темноте, они вновь превратились в страшилищ.

Так, внутри зыбкого кокона света, окруженная кромешной тьмой, я прошла коридор и спустилась по лестнице. Путь до библиотеки показался вдвое длиннее, чем днем. Хоть я и уговаривала себя, что опасаться нечего, спина покрылась холодным потом. Пустой особняк казался мрачной заколдованной пещерой. В привидения я не верила, но волей-неволей в голову лезли мысли о древних хозяевах «Дома-у-Древа», принявших мученическую смерть и оттого, верно, не знающих покоя в загробной жизни.