Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ) - Погожева Ольга Олеговна. Страница 34

– Вон оно как, – протянул я, складывая руки на груди. – Выслуживался перед господами магами, а тут я…

– Не выслуживался, а добивался доверия и уважения, – так же резко продолжал земляк. – И это дорогого стоит! А ты… продолжай… ненавидеть всё, что вокруг! Если это поможет тому, ради чего ты здесь!

Закончив свою обличительную речь, Мартин быстро, как мог, затопал по лестнице наверх. Из-за внушительного веса получалось не слишком проворно, потому и я не отставал – путь-то вёл наверх нас обоих.

– Не кипятись, – примирительно позвал я обширную спину, источавшую негодование. – Я здесь действительно с определённой целью. И с твоими она не пересекается. Ты бы не гнал меня, брат…

«А помог бы», – так и хотелось добавить, но я промолчал. Оборвал сам себя, потому что задумался: а чем мне поможет колючий, как лесной ёж, сородич, если у него самого на души кошки скребут, а молодое сердце горячее, чем у сикирийцев?

Мартин тем временем замер, не доходя до очередной лестницы, и бросил на меня хмурый, исподлобья, взгляд. Кивнул в сторону выхода нехотя:

– Нам туда. Магии стихий обучает мастер Сандра. Она очень стара, но в залу приходит загодя, так что можно задать интересующие тебя вопросы…

– Что затем?

– Основы света и тьмы, – поколебавшись, ответил Мартин. – Если мастер Грей сегодня явится на урок. Он пропадает в личной лаборатории целыми неделями, если того потребуют исследования, а его работы очень важны. Поэтому занятия с адептами, да ещё первого круга, он частенько пропускает.

– А магия тела, духа, разума?

– Её ведёт госпожа Иннара, – чуть удивлённо ответил земляк. – Думал, ты знаешь, вы ведь с ней знакомы. После трагической гибели мастера Этьена ей пришлось взять эту ношу на себя. Но и у неё постоянно… неотложные дела. В последнее время – всё чаще. Так что приходится большинство знаний в этой области постигать самому. Вообще-то каждой стихии должен обучать свой мастер, свету и тьме – разные учителя, а уж магию тела, духа и разума мы могли бы постигать под целым сонмом опытных колдунов, каких полно в бруттском и сикирийском отделениях гильдии. Но нас почти не спонсируют. А вскоре, кто знает – и вовсе закроют. Как только проведут здесь все исследования. Гильдия – это ведь так, для прикрытия…

Мартин неопределённо махнул рукой и нахмурился, давая понять, что своими предположениями он больше делиться не станет. Да и сам я уже понимал – созвали сюда отбросов магического мира, которых остальные гильдии учить не взялись, и объявили мёрзлый да непригодный для жилья полуразвалившийся замок стонгардской гильдией магов. А какие тут исследования проводятся, да артефакты какой силы создаются – о том простой народ не ведает, но зато вездесущие адепты, брошенные на произвол судьбы, уже потихоньку догадывались.

– Что за трагическая гибель мастера Этьена? – спросил, чтобы перевести тему в безопасное русло.

Земляк отчего-то вздрогнул и побледнел.

– Братство Ночи, – прошептал толстый юноша белыми губами. – Попомни моё слово: это они. Кто ещё стал бы размазывать внутренности несчастного по подвальным стенам?..

Больше я спросить ничего не успел – позади раздался гомон, и нас настигли адепты первого круга. Впереди всех летела Зорана, и тёмно-каштановые пряди гладкими змеями струились по плечам, обрамляя смуглое, покрытое добрым слоем копоти и пота, красное от возмущения лицо.

– Сказал, что моим ядом только тараканов пугать! – выпалила девушка, не обращаясь ни к кому в частности. Вперила пылающий взгляд в моего спутника, затем требовательно протянула руку, – давай сюда! Я расстроена, Марти!

Земляк со вздохом полез в свою сумку, извлекая оттуда аккуратный свёрток. Не в моих привычках подглядывать через плечо, но отчего-то я заинтересовался: что там?

Сикирийка быстро развернула засаленную бумагу, и тотчас, даже не извлекая своё богатство наружу, поскорее впилась в него зубами. Коридор наполнил запах вяленого мяса и подсохшего, но всё ещё ароматного хлеба. Я усмехнулся, и Зорана тотчас вскинула на меня потемневшие карие глаза.

– Утешшшаюсь, – с набитым ртом пожаловалась мне девушка.

Я с пониманием кивнул, пряча улыбку. Остальные адепты оказались не столь деликатны – нас окружили весёлой стайкой, засыпали поспешно жующую сикирийку едкими фразочками да беззлобными смешками. Мартин мужественно терпел свою спутницу, а вместе с земляком её дожидался и я, поглядывая по сторонам. Мои товарищи тут были самые зрелые, остальные – почти младенцы, едва достигшие полнолетия. Великий Дух, и как постигну тёмные искусства в одной люльке с ними? Смогу ли?

И вдруг прежние мысли оставили меня. Будто обрубил их кто-то – наотмашь, не церемонясь. Столько жизни бурлило вокруг, столько тепла отдавала горячая юная кровь, что и в моих жилах она, кажется, быстрее побежала – словно десять зим сбросил! Как хмельной, вбирал в себя общество молодых да беспечных, как безумный, надеялся с ними пройти одним путём. Вторую жизнь подарил мне Великий Дух! Как-то её растрачу? Разменяю на мелочь, или отдам весь ценный металл сразу за каплю высшего, лучшего, единственно ценного?..

И захлебнулось от этих мыслей радостное и возбуждённое внутри меня. Какие мечты забрались в твою пустую голову, Сибранд? Или забыл, ради чего здесь? Или не ты рычал бессонными, злыми ночами от бессилия и бесконечного, глубочайшего родительского горя? Не ты ли выбегал из дому на задний двор, чтобы не видели твоего безумия перепуганные дети? Забыл, как с грязными проклятиями разбивал кулаки в кровь о невинный сарай, грыз зубами полоску кожи, как конь удила, – чтобы не выпустить, не выкрикнуть, не заорать от боли на всю деревню? Вот ради чего ты здесь, Белый Орёл! Потому что дома ждут тебя сыновья, каждому из которых Олан станет обузой после твоей смерти! Лишённое разума и духа дитя, обречённое на страдания и пустую жизнь волею гнусной колдуньи…

И ты пришёл сюда, чтобы стать такой же, как она. Потому что иначе помочь Олану не получится. Вот и всё, зачем ты здесь. Вторая жизнь, вторая жизнь!.. Как же! Сверни свои крылья, Орёл, потому что летать больше не придётся!..

– Всё в порядке, Сибранд?

Я очнулся. Весёлая стайка адептов помчалась по коридору дальше, а на меня во все глаза смотрела Зорана, переставшая даже жевать от удивления. Я усмехнулся, медленно расслабляя словно судорогой сведённые челюсти. Кивнул вопросительно в сторону коридора.

– Да-да, идём, – сориентировалась девушка, пряча остатки бурной трапезы в сумку Мартина. – Мастер Сандра не любит, когда опаздывают.

На самый верх тёмной и малообжитой башни мы выбрались нескоро: Зорана, легко одолевшая первые несколько пролётов, остальные ступени брала уже кое-как, жалуясь на всё вокруг. Я же мельком посочувствовал госпоже Сандре, которая, судя по отзывам, была уже очень немолода. Как же она взбиралась на такую высоту?

– Выше… только… обсерватория… в главной… башне… – поделилась сведениями Зорана, вваливаясь в полупустую залу.

Против ожиданий, мы не опоздали. Остальные адепты уже заняли свои места в просторной, светлой от множества окон – в противовес тёмным лестничным пролётам – комнате. Та оказалась разделена полотнами на четыре зоны: синюю, зелёную, тёмную и красную. Столы адептов стояли в центре, а за уже ветхими разноцветными холстами виднелись низкие дверцы в подсобные помещения.

– Ведут в учебные комнаты для практики, – пояснила Зорана, перехватив мой взгляд. – Вначале теория, потом практика – каждое занятие. Благодаря мастеру Сандре, мы знаем стихии лучше, чем какую-либо другую область магии. Хоть кто-то честно отдаётся своему делу! – с нотками осуждения – явно вспомнила мастера Турраллиса – закончила мысль Зорана.

Госпожа Сандра оказалась полной и действительно весьма пожилой женщиной с собранными в пучок неухоженными волосами. Колдовская мантия – не ученическая серо-голубая, как наши, а чёрно-красная, указывающая на один из высших кругов магии – беспощадно показывала каждую складку уставшего от жизни тела, а аккуратные кулачки подпирали полные щёки, пока их хозяйка внимала болтливым адептам, выяснявшим непонятные им вопросы. Кожа, морщинистая и сухая, стягивалась чуть сильнее у явно близоруких глаз, но их выражение… спокойного внимания, глубокого проникновения в вопрос, отзывчивости и понимания – покорило меня раз и навсегда. Удивительным образом я испытал абсолютное и пока ещё беспочвенное уважение к незнакомому мне человеку, один только раз увидев перед собой почти материнский образ мастера Сандры.