Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ) - Погожева Ольга Олеговна. Страница 57

– Это таверна?

Я глянул на высокую крышу, куда указывал духовник. В чистое небо, усеянное яркими звёздами, поднимался дым из обширной трубы, – Хаттон, верно, растопил накануне очаг докрасна, так что до сих пор не прогорело. Да и, вероятно, сам спать ещё не ложился, обслуживая поздних посетителей. Какие в Ло-Хельме развлечения? Вот и летят, как мотыльки на свет…

– Если теснота не смущает, иди ко мне, отец, – не то предложил, не то велел исповеднику я. – Место найдётся. Наутро кликну которого-нибудь из молодцев Шера-пасечника. Они дорогу до Кристара лучше прочих знают – проведут безопасной тропой.

– Дети у тебя, – отозвался духовник. – Разбудим. Благодарю, чадо, но я пойду в таверну. Дым поднимается – хозяин, верно, ещё бодрствует. А наутро и свидимся – за проводника буду признателен.

– Как знаешь, отец.

Настаивать я не стал: хоть и хотелось под свою крышу заполучить исповедника и осенить родные стены благодатью Великого Духа, но страх разбудить детей оказался сильнее. То-то Октавия обрадуется, если мы поднимем на уши весь дом.

Мы въехали в деревню незамеченными. Я всё заглядывал в тёмные окна, лишь раз скользнув взглядом по своим тихим владениям: почудилось, будто коротко тявкнул Зверь. Я проехал мимо дома на окраине поскорее: незачем будить усталую свояченицу и сыновей. Обожду в таверне до рассвета – небось Хаттон не прогонит. По крайней мере, я в это искренне верил: должны признать, невзирая на серую колдовскую мантию и подстриженную бороду.

У таверны спешились, привязали лошадей в стойлах. Ветер довольно фыркнул, почувствовав близость дома, а я потрепал его по крутой шее, раздумывая, рассёдлывать ли: кто знает, как встретят. Может, всё же направлюсь домой, да обожду до рассвета в конском же стойле…

– Белый Орёл! – выдохнули от двери. – Вернулся!..

Я едва успел развернуться, когда спрыгнувший с крыльца Фрол обхватил меня стальными руками, стиснул до хруста в братских объятиях.

– Октавия уж изволновалась – ни весточки от тебя… – прерывисто выговорил кузнец. – А я говорил: вернёшься!

Куда и подевались взаимные недоразумения! А ведь крепко обидел меня тогда Фрол – думал, до конца жизни не забуду…

– Я тоже скучал, брат, – отозвался я, хлопая друга по плечу. Голос вышел чужой, сдавленный и приглушённый. – Как сам?

Фрол отстранился, кулаком вытирая потёкший нос.

– Да как? – буркнул, пряча глаза. – Спокойно всё, хотя седмицу тому восточной крепости пришлось несладко. Альды совсем обнаглели, напали средь бела дня – четверть гарнизона наших полегло…

Я стиснул зубы: верным оказалось послание Витольда!

– Отбились?

– Куда ж денутся? – резонно вопросил Фрол. – Отступать-то им некуда.

За спиной закашлялся исповедник, и я резко обернулся.

– Духовника привёл, – улыбнулся я, краем глаза отмечая, как нахмурился кузнец, разглядев наконец на мне колдовскую мантию. Переодеться бы, хотя… всё равно ведь пересуды пойдут, нечего и стараться. – Отец Кристофер едет в Кристар, чтобы построить храм. Теперь не надо в Рантан бежать, случись нужда.

Фрол молча поклонился, и я указал исповеднику на дверь.

– Проходи, отец, – пригласил я, будто в собственный дом. По правде, сам не знал, как нас там примут, но показывать это перед духовником не хотелось. – Обогреешься наконец.

Отец Кристофер прошёл молча, и я шагнул вслед за ним. Пахнуло изнутри вином, жаром и снедью; враз размякло уставшее за утомительную поездку тело. У стойки сидел, баюкая в ладонях стакан, Хаттон, задумчиво разглядывавший яркие уголья в ещё горячей жаровне. При нашем появлении перевёл рассеянный взгляд на дверь, да тут же и подскочил, едва не расплескав своё питьё.

– Мир твоему дому, Хаттон, – проронил я, поскольку приветствия не последовало. – Принимай гостей.

Сидевший в углу лавочник Торк медленно поднялся, первым распознав духовника, и подошёл под благословение. Последний осенил его священным знаменем, и тонкие губы тронула усталая улыбка.

– Стало быть, чтите Творца, – проронил он. – А мне говорили, будто на севере мало таких осталось.

– Как и везде, отец, – я отодвинул ближайший к очагу стул, принял заснеженный плащ, перекидывая его через спинку. – Хаттон, подай чего горячего.

Тут только харчевник встрепенулся, опрометью бросаясь обслуживать гостей. Стол, который я выбрал, был большим; к нам тотчас подсел Фрол, на правах лучшего друга; бочком-бочком, поглядывая то на духовника, то на меня, подобрался к столешнице и Торк.

– Это отец Кристофер, – представил духовника я. – Едет строить храм в Кристаре. Завтра… попрошу Шеровых молодцев сопроводить.

– Кому скажешь, тот и пойдёт, – решительно нахмурился Фрол. – Или ты не староста?

Я глянул на потупившегося Торка, на замершего с кружками в руках Хаттона, и усмехнулся:

– Вы мне скажите.

Торк с Хаттоном переглянулись, но сказать ничего не успели.

– Что тут говорить? – мягко спросил знакомый голос, и я едва не вздрогнул: Тьяра стояла у двери в погреб, удерживая в руках корзину с овощами. – Все согласились ещё три года назад, выбрав тебя старостой. И решения совет не отменял.

Совсем не изменилась рыжая соседка, разве что похорошела немного. Долго на меня заглядываться не стала, отвернулась, отставляя тяжёлую ношу в сторону.

– Хаттону помогает, – негромко подсказал Фрол. – С тех пор, как ты уехал.

Я опустил голову: если бы принял её ласку, не пришлось бы Тьяре прислуживать в чужом доме. Но и сейчас – сейчас тем более – я бы решения не изменил.

За столом тем временем воцарилось молчание. Хаттон молча поставил перед нами дымящиеся кружки и отошёл обратно к стойке, загремел посудой, наспех сооружая поздний ужин. Тишину нарушила Тьяра: подошла к общему столу, присела на край скамьи, улыбнулась мне коротко:

– Многому научился у магов?

– Кое-чему, – благодарно отозвался я, впервые посмотрев в глаза соседке. Лёгкий оттенок грусти, привычная покорность, едва тлеющий огонёк.

– А ты что думаешь, отец Кристофер, – обратился к исповеднику Фрол, – про колдунов? Как к ним относиться?

Взгляды присутствующих тотчас вперились в лицо духовника: уж он-то сейчас скажет! По правде, я даже сам напрягся: в шаткой ситуации любое слово могло как подбросить чашу весов, так и прибить её к низу.

– Разве колдуны – не люди? – удивился отец Кристофер. – Те же люди со своими страстями. И сердца у них, добрый человек, такие же, как ваши. Какое-то чёрное, какое-то посветлее. А магия – то же ремесло, только требует особого склада ума и способностей. Вот ты, кузнец, – обратился вдруг к Фролу духовник, и я вздрогнул: откуда? Откуда исповеднику знать, кто он таков? – Ты можешь использовать свой молот, чтобы гнуть металл на пользу людям, а можешь и разбивать им черепа потехи ради. Твои блюда, хозяин, – окликнул Хаттона, откинувшись на скамье, отец Кристофер, – наверняка превосходны – по запаху чую. Можешь накормить ими досыта, а можешь отравить всех, кто доверчиво придёт под твою крышу. Продолжать ли? – ласково улыбнулся духовник, глянув в сторону Торка.

Тот отчего-то потупился, но тотчас вскинулся:

– Моё ремесло – мирное! Я не использую его против людей, как эти…

– Ой ли, – негромко прервал отец Кристофер. – Покриви душой в малом, и сам не заметишь, как прицепится большой грех. А мало ли своих же односельчан обманывал, набивая цену втрое против обычного? Особенно в зимние холода, когда дороги в ближайшие города и сёла закрыты, а менялы и караваны застревают где-то в пути?

Хаттон фыркнул от стойки, нагружая поднос блюдами; Тьяра тоже скрыла улыбку, опуская рыжую голову: видно, немало попил у них крови жадный лавочник. Насмехаться над оконфуженным Торком, впрочем, не стали: побоялись сами попасть под зоркий глаз исповедника.

– Но разве маги… не призывают тёмных духов для обрядов? – осторожно спросила Тьяра. – Как же с этим мириться?

– А про это нам пусть друг Сибранд расскажет, – повернулся ко мне отец Кристофер. – Я не очень-то сведущ в колдовстве.