Пушки царя Иоганна - Оченков Иван Валерьевич. Страница 42

Привезенный по моему приказу в Кремль, на ночь глядя, купец, заметно нервничал, но старался не подавать виду. Палата, в которую его привели, была довольно просторна, но скудно освещена и потому выглядела немного зловеще. Служившие провожатыми стольники никуда не уходили, отчего казались караульными. Наконец, открылась дверь, и выглянувший из нее человек махнул рукой, дескать, ведите. Строганов давно не бывал в Москве и мало кого знал из царских приближенных, поэтому окольничий Вельяминов остался им не узнанным. Горница куда его ввели, была не слишком велика и непривычно обставлена. Одна из стен была полностью занята полками с книгами, что было за другой, скрывала тяжелая парчовая занавесь. На прочих висели ковры увешанные различным оружием. Посредине стоял большой стол заваленный бумагами и большой подсвечник. На лавках стоящих подле стен сидело несколько человек, внимательно разглядывавших купца.

— Ну, здравствуй, Андрей Семенович, — поприветствовал я его, выходя из-за занавеси, — давно хотел с тобой познакомиться, да все как-то недосуг было.

— И тебе здравия государь, — бухнулся Строганов в ноги, сообразив кто перед ним.

— Встань, — поморщился я, — или тебе не ведомо, что не люблю я такого?

— Обычай, — немного виновато отозвался он, поднимаясь, — от отцов-дедов заведено. Прости государь, если по скудоумию разгневал.

— Не прибедняйся, уж в чем-чем, а в скудоумии ваша семья не замечена. Да и богатство к дуракам не идет. Во всяком случае, надолго…

— Бога гневить не буду, великий государь, есть и умишко и какой-никакой достаток, — зачастил купец, понявший откуда ветер дует. — Не дали твои люди собраться, как следует, а уж мы для твоей царской милости привезли двадцать тысяч рублей серебром, да пушнины одного соболя сто двадцать сороков…

— Да не торопись, Андрей Семенович, успеешь еще с дарами своими. Завтра чин чином придешь с людьми к Золотому крыльцу, оттуда вас в Грановитую палату проводят, там все и объявишь. А я тебя за службу верную пожалую. Кстати, чем хочешь, что бы пожаловал? Говори не стесняйся!

— Слово твое ласковое услышать, великий государь, да и не надо нам твоим верным холопам ничего более.

— Ну, этого добра у меня хоть отбавляй. А может для дела что нужно? Ну не знаю, может шапку боярскую.

— Да господь с тобой, милостивец, — испугался Строганов, — на что оно нам?

— Да я не настаиваю. Просто мало ли, вдруг хочешь.

— Нет, царь батюшка, не надобно нам сего. Ты вот назвал меня, холопа своего, с вичем [42], так мне той чести и довольно. Вот если бы…

— Если бы, что?

— Вот если бы ты дозволил подати не на местах платить, а напрямую тебе, вот за это бы я еще раз земно поклонился.

— А что так?

— Да ты не думай, государь, казне твоей порухи не будет, просто так нам легче. А уж как ты решишь, так на все твоя царская воля.

— Ладно, подумаю я.

— Благодарствую, милостивец!

— Да пока не за что. Ты вот лучше расскажи, слышал ли ты, что я во всех пределах царства нашего велел искать места, где можно руду добывать, железную или медную?

— Слышал государь, как не слыхать. Да только наказал нас Господь, нету в наших местах такого. Уж как мы не искали, каких рудознатцев не звали. Хлебушко у нас родит, лен есть, соль вот еще добываем, а ни железа, ни меди не дал нам бог.

— Печально это, но кто мы такие, чтобы с божьим промыслом спорить?

— Так и есть, — горестно вздохнул Строганов, всем своим видом показывая скорбь от отсутствия металлов на пожалованной его роду земле.

— Ну, ладно, нет у вас, так может в другом месте найдется? Я вот думаю указ издать…

— Какой указ, милостивец?

— Да еще толком не решил, но думаю так: все недра в нашем царстве суть неотъемлемая и нераздельная царская собственность. А поелику оные недра принадлежат мне яко монарху, то я и соизволяю всем и каждому вне зависимости от чина и достоинства во всех местах, как на своих, так и на чужих землях искать, добывать и выплавлять всякие металлы.

— Как это на чужих? — насторожился купец.

— А так, если владелец земли ленив и не выгоды своей не понимает, то я не намерен доходы терять.

— Отбирать будешь?

— Зачем же, отбирать. Нет, Андрей Семенович, земля это земля, а недра это недра. Если хозяин добывать руду не хочет, так пусть ее другие добывают. А хозяину платят, ну, скажем, 1/32 часть прибыли.

— А сам подати сколько возьмешь?

— Первые три лета — ничего! Пока прибыли не будет, то могу и на пять. После этого 1/10 от добытого. Если вдруг, паче чаяния, найдется благородный металл, скажем, серебро, то так же.

— Всего одну десятую? — вылупил глаза Строганов.

— А что тебя смущает? Нынче ничего такого в наших землях добывают, а десятая часть от ничего — ничего и есть.

— Но это же…

— Прочее будет казна выкупать, по справедливой цене. Ну, а если в казне денег нет или надобности, то хозяин в своём добре волен.

— Ишь ты, — задумался купец.

— А тебе какая в том печаль, купец? — Усмехнулся молчавший до сих пор боярин Романов, — Ты же говорил, что в твоих землях ничего такого нет!

— Да как тебе сказать, Иван Никитич, — осторожно возразил Строганов, — может мы искали неправильно. Дело то ведь больно мудреное,

— Так поищите, авось найдете.

— Вот если бы…

— Что, если?

— Если бы ты государь, сам рудознатцев послал…

— Да я-то могу, Андрей Семенович, да только если я их найму, то они мои, а стало быть, все что они найдут тоже мое.

— Так оно же и так твое, царь батюшка!

— Верно, только я в том смысле, что и рудники и заводы тоже мои станут. Нет, я конечно, семью вашу не обижу, 1/32 дам как и обещался… Смекаешь?

— Понял я, государь, — вздохнул купец, — сами наймем хитрецов. [43]

— Вот это разговор! С наймом так и быть помогу, попрошу у короля Шведского.

— Еще бы лесов нам прирезать, — помялся Строганов, — для выплавки.

— Если найдете руды добрые, то и лесов прирежу.

— И людишек…

— Руду найдешь, приходи! Ладно, хватит на сегодня разговоров. Приходи завтра Андрей Семенович, тогда и поговорим.

— Что-то ты государь, сегодня щедр без меры, — пробурчал Вельяминов, дождавшись, когда купец выйдет. — Немало ли с такого дела десятину?

— Нормально, Никита. Главное чтобы за дело взялись, да в царстве свое железо да медь появилось.

— А коли и впрямь, серебро найдут?

— Когда-нибудь и найдут, — пожал плечами я. — Что с того?

— Так обогатеют паче всякой меры! — возмутился окольничий.

— Чего ты Никита Иваныч шкуру неубитого медведя делишь, — вмешался Романов, — не нашли еще ни серебра, ни злата, ни даже меди! Меня вот другое беспокоит.

— Что еще приключилось?

— Да покуда ничего, вот только Строганов то неделю как приехал, а эту, как ее… аудиенцию, что-то не торопился получить.

— Так это дело не быстрое. Да и мало ли, может дела какие у него были?

— Такие дела, что и к царю поспешать не надо?

— Не пойму я, что тебя беспокоит?

— Да я сам не пойму, только вот размышляю, а может Строганов пронюхал что-то такое, что торопиться перестал?

— Что, например?

— К примеру, что Владислав войной идет.

— Так это на Москве всякая собака знает.

— Верно, а вот то, что в казне хоть шаром покати, ведают не многие. А тут они с казной пожаловали. Как ни крути, а двадцать тысяч это деньги!

— Так они же их уже привезли?

— А кто знал про сие? Нет, вы как хотите, а что-то тут не так.

— Бог с ним со Строгановым, ты лучше скажи, куда Телятевский запропастился?

— Вот тебе крест, государь, не ведаю. Как сквозь землю запропастился проклятый! Ох, не вовремя ты Корнилия отослал, уж он бы его и из-под земли сыскал бы.

— А как там наш Мелентий?

— Плох духовник твой, Иван Федорович, иной раз в разум приходит да что-то сказать пытается, а так все больше в беспамятстве лежит.