Пушки царя Иоганна - Оченков Иван Валерьевич. Страница 75

— Не ругайся, дядюшка, да и нет у тебя ничего.

— Как это нет? Я сам царев указ слышал, всем нам прощение вышло. Стало быть, и вотчину вернут! Моих деток господь прибрал, так я думал, хоть племяшевых понянчу, а он эвон чего удумал! Не бывать тому!

Так переругиваясь, они вышли вон, а сидевший тихо, как мышь под веником Семен подивился на людские заботы, и, осторожно разрезав ткань на стене, выбрался наружу. Нужно было во чтобы это ни встало сберечь богатую добычу. Доставшийся ему кошель был полон чудных золотых монет, с одной стороне которых был отчеканен Христос, а с другой — боярин, стоящий на коленях перед святым. Как называются эти золотые [56], Семен не знал, но сердцем чуял, что стоят они целое состояние.

Так уж случилось, что перед самым началом нашей контратаки мой Алмаз захромал, и мне пришлось пересаживаться на заводного. Время поджимало и весь мой многочисленный арсенал остался в ольстрах. Впрочем, вокруг была целая банда рынд и поддатней, увешанных саблями, карабинами и пистолетами, и я решил, что ничего со мной не случится. Обнажив шпагу и кивнув старшему из рынд — князю Никите Черкасскому, я пришпорил коня. Польские гусары, ведомые королевичем, ухитрились таранным ударом разрезать строй между рейтарами и поместными. Еще немного и они опрокинули бы наш авангард, но тут перед ними оказался я с кирасирами. Гусарские пики были к этому моменту переломаны, и в дело пошли сабли и палаши. Если бы поляки не потеряли темп, прорубая себе дорогу, еще неизвестно, выстояли бы мы. Однако случилось, так как случилось, и польский удар разбился о наши ряды. Моя свита — рынды и поддатни, как и утром, бдительно отражали все попытки польских воинов дотянуться до меня, и, казалось уже, что никаких сюрпризов не будет. Однако поработать шпагой все-же пришлось. Несколько богато экипированных шляхтичей налетели на наш отряд и на какое то время связали мою свиту боем. Одному из них удалось пробиться ко мне, и я с удивлением узнал в нем Владислава. Королевич сильно изменился с нашей последней встречи, окреп и я бы даже сказал возмужал. Впрочем, мне было не до любезностей и рука моя привычно потянулась к ольстру. Увы, мои верные допельфастеры остались на Алмазе. Волей неволей пришлось принимать бой, и наши клинки яростно скрестившись, высекли искры. Я никогда не считал себя хорошим фехтовальщиком, но атаки своего кузена отражал без труда. Похоже, он тоже понял кто я, и отчаянно старался дотянуться до меня острием своей шпаги. Я в ответ лишь оборонялся, ожидая, что наследник польского престола рано или поздно допустит ошибку. Так и случилось, когда он в очередной раз налетел на меня, его лошадь запнулась, Владислав покачнулся, сделал неловкое движение и в следующую секунду остался безоружным.

— Брат мой, не следует ли нам прекратить это безобразие? — Почти весело крикнул я, выбив ему шпагу.

— Ну что вы, я только начал, — прохрипел он и потянулся к луке седла.

В отличие от меня, его пистолеты были на месте и, выхватив свое оружие, королевич щелкнул курком. Что делать в таких случаях, меня когда-то научил еще Шмульке. Вонзив шпоры в бока своего коня, я поднял его на дыбы, загородившись им от выстрела. Одновременно я высвободил ноги из стремян и попытался выскользнуть из седла, прежде чем меня придавит лошадиная туша. Будь на мне мой привычный рейтарский доспех, возможно, этот фокус удался бы. Увы, подарок датского короля был куда тяжелее и все, что я смог — это грохнуться оземь и откатится в сторону, громыхая проклятыми латами. Впрочем, надо отдать им должное. Сделаны они были на совесть, и если не считать нескольких ушибов отделался я легко. Владислав на секунду замешкался и в этот момент на него налетел неизвестно откуда взявшийся Михальский. Один удар чекана по лошадиной голове и королевич последовал за мной. Правда его, похоже, не учили спрыгивать с убитой лошади на скаку, и нога претендента на московский трон оказалась под лошадиной тушей. Корнилий не стал добивать своего противника, а спешившись, подбежал ко мне и стал помогать подниматься.

— Где этот, козел?! — прорычал я, едва оказавшись на ногах. — Сейчас я ему рога-то поотшибаю…

Завязки моего шлема лопнули, и он свалился при падении. Лицо было перемазано пылью и кровью текущей из рассеченного лба. В общем, видок был еще тот и впоследствии я не раз улыбался, вспоминая этот эпизод, но тогда мне было не до смеха. Владислав тоже был не один — рядом с ним уже суетились шляхтичи во главе с Казановским, пытаясь вытащить из-под лошади. Увидев, как мы приближаемся, фаворит оставил королевича и выдернул из ножен саблю.

— Спасайте его высочество! — Крикнул он своим спутникам и кинулся нам навстречу.

Михальский тут же выскочил вперед и их сабли замелькали подобно молниям. Пан Адам был в тяжелых доспехах, а мой верный Корнилий только в легкой кольчуге. Однако бывший лисовчик был более ловок и, наседая, заставлял его отступать шаг за шагом. Тем временем, оставшиеся с королевичем придворные ухитрились освободить своего господина и недолго думая, перекинув его через луку седла, эвакуировали под аккомпанемент моей ругани. Сам я смог лишь доковылять до места схватки Михальского и Казановского, и, улучшив момент, двинуть последнего в ухо эфесом шпаги. Такой подлости фаворит королевича не ожидал и рухнул как подкошенный.

— Не слишком благородный удар, — покачав головой, прокомментировал бывший лисовчик.

— Мне не до благородства, — пробурчал я в ответ, — его господин — чуть меня не пристрелил.

— А отчего вы не пристрелили его?

— Заряды кончились, — не стал я распространяться о причинах.

— Что же, если вы не разбили ему голову, то спасли жизнь.

— Голова, что, вот если бы ты его в задницу пырнул, чем бы он на жизнь зарабатывал?

— Я смотрю, вашему величеству лучше, — засмеялся Корнилий.

— Определенно. Ты, кстати, откуда взялся?

— Из Можайска. Вы так неожиданно возглавили атаку поместных, что я не успел ни помешать, ни присоединиться. А увидев, что над кирасирами развевается ваш штандарт, поспешил на помощь. И, слава создателю, успел вовремя.

— Да уж, тут не поспоришь…

— Государь! — Загалдели вокруг меня рынды, отогнавшие, наконец, поляков и сообразившие что охраняемого лица нигде не видно, — государь, ты не ранен?

— Не дождетесь, — усмехнулся я и едва не упал. — Ой держите меня семеро! Помял-таки проклятый…

Пока мы так дрались, командовавший нашей артиллерией Ван Дейк подтянул пушки и несколькими залпами заставил поляков отойти. Сражение было окончено. Нам достался вражеский лагерь и усеянное трупами поле боя. Вельяминов готовил полки для преследования отступавшего неприятеля, а я занял место в наскоро приготовленных для меня носилках.

— Как там Пожарский? — Спросил я у Михальского.

— Живой, слава Богу, — громко, так чтобы слышали рынды и прежде всего Петька Пожарский, отозвался он. Затем оглянувшись, наклонился и тихонько прошептал: — Однако это не все новости. Прибыл гонец из Москвы.

— И что там? — поморщился я, ожидая очередную каверзу.

Ответ едва не выбил меня из носилок.

— Бунт!

— Что?!!!

— Бунт, государь. Толком ничего не ясно, только ведомо что стрельцы и бояре заперлись в Кремле, а иные в иноземной слободе отбиваются.

— Кто зачинщик?

— Телятевский.

— Да что же это за наказание такое, где какая неподобь, так сразу Телятевский! Слушай Корнилий, что хочешь делай, но этого мерзавца добудь мне!

— Может лучше Владислава?

— Да ну его к черту, этого Владислава. Как пришел, так и уйдет, а вот этот треклятый Телятевский мне уже в печенке сидит!

Над златоглавой Москвой плыл густой, просто обволакивающий, колокольный звон. В дни праздничные его называли "малиновым", но сегодня жителей стольного града он совсем не радовал. Во всех соборах, церквях и монастырях денно и нощно служили литургии об одолении супостата, но привычные молитвословия не приносили успокоения душам верующих. Откуда-то взялось огромное количество юродивых, бродячих монахов и просто кликуш, сулящих разные беды москвичам. Те с тоской вспоминали смутное разорение и торопливо крестились. Один из юродивых даже кричал, что все беды посланы господом от того, что москвичи отказались от крестного целования королевичу Владиславу и выбрали безбожного немца. Случившиеся неподалеку стрельцы, недолго думая стали вязать крамольника. Правда толпящимся вокруг простым людям не больно-то понравилось, что пришлые ратники хотят имать божьего человека, и они встали на его защиту.