Противостояние. 5 июля 1990 – 10 января 1991. Том 2 - Кинг Стивен. Страница 24

Повисло молчание.

– Это безумие! – вырвалось у Ларри, и он запнулся. Все смотрели на него. Внезапно темнота показалась еще более темной, а Люси вновь выглядела испуганной.

Ларри заставил себя продолжить:

– Люси, тебе никогда не снились сны о… ну, об одном месте в Небраске?

– Как-то раз мне приснился сон о старой негритянке, – кивнула Люси, – но короткий. Она сказала что-то вроде: «Ты приходи ко мне». Но я тут же снова оказалась в Энфилде, и… этот жуткий человек гнался за мной. Потом я проснулась.

Ларри посмотрел на нее таким долгим взглядом, что она покраснела и опустила глаза.

Он повернулся к Джо:

– Джо, тебе когда-нибудь снился сон о… ну, кукурузе? О старой женщине? О гитаре?

Джо только смотрел на него, а рука Надин обнимала его за плечи.

– Оставь его в покое, – потребовала Надин, – ты только еще больше его расстроишь.

Ларри поразмыслил.

– Дом, Джо? Маленький дом с крыльцом на домкратах?

Ему показалось, что в глазах Джо появился блеск.

– Прекрати, Ларри! – потребовала Надин.

– Качели, Джо? Качели из покрышки?

Джо неожиданно рванулся из объятий Надин, вынув большой палец изо рта. Надин попыталась удержать его, но безуспешно.

– Качели! – возбужденно сказал Джо. – Качели! Качели! – Он отбежал от них и ткнул пальцем сначала в Надин, потом в Ларри. – Она! Ты! Много!

– Много? – переспросил Ларри, но Джо уже успокоился.

На лице Люси Суонн отражалось изумление.

– Качели. Я тоже их помню. – Она посмотрела на Ларри. – Почему мы видим одни и те же сны? Кто-то направляет на нас луч?

– Я не знаю. – Он смотрел на Надин. – Ты тоже все это видела?

– Мне не снятся сны, – ответила она резко и тут же опустила глаза.

Ты лжешь, подумал Ларри. Но почему?

– Надин, если ты… – начал он.

– Я же сказала, что мне не снятся сны! – пронзительно, даже истерично закричала она. – Почему ты не можешь оставить меня в покое? Зачем изводишь меня?

Она встала и почти бегом отошла от костра.

Люси неуверенно посмотрела ей вслед, а потом тоже поднялась на ноги.

– Я пойду к ней.

– Хорошо. Джо, останешься со мной, лады?

– Ады, – ответил Джо и начал расстегивать футляр с гитарой.

Люси вернулась с Надин через десять минут. Видно было, что обе плакали, но Ларри заметил, что между ними установились хорошие отношения.

– Извини меня, – сказала Надин Ларри.

– Ничего страшного.

Больше эта тема не поднималась. Они сидели и слушали, как Джо исполняет свой репертуар. Он делал большие успехи, и теперь наряду с уханьем и похрюкиванием изо рта у него вылетали отдельные слова.

Наконец они улеглись спать: Ларри с одного края, Надин с другого, Джо и Люси – посредине.

Сначала Ларри приснился сон о темном человеке, стоящем где-то в вышине, потом о старой негритянке на крыльце. Только в этом сне он знал, что темный человек приближается, идет по кукурузному полю, прокладывает дорогу сквозь кукурузу, к его лицу прилеплена эта ужасная ухмылка, и он идет к ним, сокращая и сокращая разделяющее их расстояние.

Ларри проснулся среди ночи, с перехваченным горлом, задыхаясь от ужаса. Остальные спали как убитые. Темный человек шел за ним не с пустыми руками. В этом сне темный человек знал, кто он. На руках, словно жертвоприношение, он нес полуразложившееся и распухшее тело Риты Блейкмур, частично съеденное лесными сурками и ласками. Ларри почувствовал неодолимое желание броситься к его ногам, покаяться и смиренно признать, что никакой он не хороший парень, а неудачник, созданный только для того, чтобы брать.

Наконец он снова заснул. Без сновидений. Проснулся в семь утра, замерзший, с затекшим телом, голодный и с переполненным мочевым пузырем.

– Господи!.. – опустошенно выдохнула Надин. Ларри посмотрел на нее и увидел разочарование, такое глубокое, что даже слезы тут помочь не могли. Надин побледнела, а ее прекрасные глаза затуманились и потускнели.

В конечную точку своего маршрута они прибыли вечером девятнадцатого июля, в четверть восьмого, и к тому времени их тени заметно удлинились. Ехали они целый день, лишь несколько раз останавливались на пять минут, чтобы чуть передохнуть. На ленч в Рандольфе у них ушло всего полчаса. Никто не жаловался, хотя после шести часов непрерывной езды на мотоцикле тело Ларри затекло и болело так, словно в него вонзили множество иголок.

Теперь они стояли перед металлическим забором. Внизу, за их спинами, раскинулся город Стовингтон, точно такой же, каким его видел Стью Редман в последние два дня своего заточения. За забором и лужайкой, когда-то аккуратно выкошенной, а теперь поросшей высокой травой и усыпанной листьями и ветками, занесенными сюда ветром во время послеполуденных гроз, стояло трехэтажное здание. Ларри предположил, что большая его часть скрыта под землей.

Не вызывало сомнений, что там нет ни одной живой души.

В центре лужайки стоял щит с надписью:

Под этими строчками были написаны другие, и именно на них они и смотрели.

– Гарольд, дружище, – пробормотал Ларри. – Мне не терпится пожать тебе руку и купить пива… или «Пейдей».

– Ларри! – вскрикнула Люси.

Надин потеряла сознание.

Глава 45

Утром двадцатого июля она вышла на крыльцо без двадцати одиннадцать, с чашкой кофе и гренком, как выходила каждый день, если рекламный термометр «Кока-Колы» за окном над кухонной раковиной показывал больше пятидесяти градусов [20]. Стояло лето, на памяти матушки Абагейл – самое лучшее с тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, когда умерла ее мать, прожившая долгие девяносто три года. «Остается только сожалеть, что другие не могут им насладиться», – думала она, осторожно усаживаясь в кресло-качалку без подлокотников. Но разве люди когда-нибудь наслаждались летом? Некоторые – да; наслаждались юные влюбленные и старики, чьи кости слишком хорошо помнили морозные укусы зимы. Но теперь большинство малых и старых ушло, вместе со всеми остальными. Господь сурово покарал человечество.

Кто-то, может быть, и стал бы утверждать, что эта кара несправедлива, однако матушка Абагейл так не считала. Когда-то Он сделал это с помощью воды, а когда-нибудь сделает с помощью огня. Не ее дело – судить Господа, но она бы хотела, чтобы Он избавил ее от той задачи, которую перед ней поставил. Тем не менее, когда дело касалось Его суждений, матушку Абагейл вполне устраивал ответ Бога, данный Моисею из горящего куста. «Кто ты?» – спросил Моисей, а Бог строго ответил ему: «Я есмь Сущий» [21]. Другими словами, Моисей, хватит тебе здесь тереться, взял руки в ноги и пошел.

Она хрипло засмеялась, и кивнула, и опустила гренок в кофе, чтобы он стал мягче. Шестнадцать лет прошло с тех пор, как она распрощалась с последним зубом. Беззубой она вышла из утробы матери – и беззубой ей предстояло сойти в могилу. Год спустя, когда ей самой исполнилось девяносто три, правнучка Молли с мужем подарили ей вставные челюсти на День матери, но они натирали десны, и она вставляла их в рот, только когда знала, что Молли и Джим приедут в гости. Лишь тогда она доставала зубы из коробочки, которая лежала в ящике комода, мыла и ставила куда положено. А если у нее оставалось время до приезда Молли и Джима, вставала перед пятнистым кухонным зеркалом, корчила рожи, рычала сквозь эти большие белые зубы и смеялась до коликов в животе. Она выглядела как старая черная эверглейдсская аллигаторша.