Убийца (СИ) - Махавкин Анатолий. Страница 37

- Да что тут загадочного? – я опёрся спиной о дерево рядом. Надеюсь, Шу не примется за обычные глупости. – Твой отец, похоже, решил оградить свой ненаглядный Секрет от всего неприятного в жизни. Глупо, честно говоря.

- Ты говоришь о короле! – подал голос Сигон. Правда, не очень злобно. – Попридержи язык.

- Могу вообще молчать, - я пожал плечами. – Иди, болтай с кем-то ещё.

- Нет, нет, - Вайолетта стукнула графа кулаком в бок. – Мы же собирались поговорить про третьего ребёнка. Шу, просто молчи, ладно?

- Вообще, это как-то связано с канонами Церкви Трёх Основателей. Собственно, с самими Основателями.

Пришлось поднапрячься и как следует прошерстить память. Вопросы религии едва ли интересовали меня последние два десятка лет. Ну не считать же таковыми застольные разговоры с отцом Чеминдианом? Тот бывало, сочно срыгивал и похрустывая поджаристым окороком, принимался, к месту и не очень, цитировать священные труды, пытаясь толковать их на свой манер. И чем больше пустых бутылок оказывалось под столом, тем пространнее звучали трактовки, иногда напоминая настоящую ересь.

- Ну, с сотворения мира начинать не будем, - вообще-то я пошутил, вот только Вайолетта кинула совершенно серьёзно. – Вот и славно. Начнём с того неприятного эпизода, когда Тёмный проник в души большинства людей и опустил непроглядную тьму на всю твердь. И воспряли все твари подземные и начали свои шалости: резню, насилие, пожары и прочее.

Кстати, один мой знакомый, подвизавшийся писарем при Фернимарском университете, болтал за стаканом дряного вина нечто забавное. Дескать, когда переписывал один рассыпающийся от старости свиток, вычитал про семилетнюю тьму над миром, когда солнце скрылось за плотными тучами и непрерывно шёл снег с пеплом. Может сбрендил кто-то из древних чародеев, хоть я не слышал о магиках подобной мощи. Так вот, тогда змеиный народ едва не вырезал всех людишек. Если бы не вернувшееся солнце и какая-то хворь, подкосившая племя чешуйчатых, неизвестно, кто бы сейчас прятался в недрах Чернолесья.

- Так вот, - сказал я, невольно копируя манеру Нарима в его коронной фразе, - боженька решил отвернуться от презренных людишек. Ну в смысле – второй раз, после потопа, - принцесса смотрела на меня с таким жадным любопытством, словно я открывал ей невесть какие тайны. – Однако, три его отпрыска умолили папашу отпустить их для оценки подопечных и решения, стоят ли они благодати.

- А как же тот, которого казнили с убийцами? – подал голос Сигон, демонстрируя неплохую, как для тупицы, память и такое же дремучее невежество. – Сколько у бога сыновей?

- Десять, - очень вежливо ответил я. – Или – сто, или – тысяча, откуда мне знать? В писании об этом – ни слова. Там всё просто: потоп – и пятёрка посланников, тьма – и тройка, огненный дождь – и один. Похоже, следующий раз спасать нас никто не придёт. Так я продолжаю?

Никто не возражал.

- Ну вот, троица божьих детей незаметно затесалась в человеческое стадо и принялась бродить туда-сюда, вмешиваясь по мелочам, делая мелкие чудеса и просто наблюдая за жизнью. Каждый вечер они собирались и на специальных весах взвешивали проступки и достоинства человеков. Однако, как не судили, чашки всегда оставались в равновесии, - тут я не выдержал и решил вставить свой медяк. – То ли люди в древности были получше нынешних, то ли весы подпорчены, просто непонятно.

- Это ещё почему? – сумрачно спросил Сигон, угрюмо рассматривая миску рядом с коленом. Живот графа предательским бурчанием обличал хозяина, предпочитающего гордыню полноценной пище.

Я слегка привстал и принялся указывать пальцем на многочисленные костры и людей, возле огня.

- Вот идиши. Как известно каждому деревенскому дурачку, в основном они занимаются тем, что дают деньги в рост. Занятие это, без сомнения, богоугодное и достойное, однако количество тех, кто угодил в дом терпимости, попал в рабство или наложил на себя руки по причине невыплаченных долгов, не поддаётся подсчёту, - Вайолетта смотрела на меня, словно испуганная мышь, а я продолжил. – Вон там, видите богато одетых людей? Это – купцы средней руки, самые богатые в караванах не шастают. Так вот, я не знаю ни единого торговца, который сумел бы подняться на продаже яблок в развес до хотя бы мануфактуры и при этом остался кристально чистым. Не станешь мухлевать – сожрут конкуренты, служба королевских поборов и поставщики. – Сигон смотрел на означенных жуликов и казалось, что-то прикидывал, - Ещё дальше – их помощники и шл…вольные женщины. Помощники все, как один воруют, ибо их хозяева стараются экономить буквально на всём, в том числе и жратве. Чем зарабатывают женщины объяснять не надо?

- Мы всё поняли, - принцесса взяла меня за рукав. – Достаточно. Вы склонны видеть повсюду лишь мрак и зло. Учитывая ваш образ жизни – это совсем неудивительно. Но ведь мир не может состоять из одной тьмы? Всегда есть свет, просто надо к нему повернуться. Возможно, сыны божьи видели нечто, недоступное вашему взору?

- Возможно, - ощутив тоскливую усталость я присел. – Но не могу принять их конечное решение, за этот самый свет. В общем, перед возвращением на небеса, троица задумала зайти в первый попавшийся дом и оценить человечество, соответственно с тем, как поведут себя хозяева.

Я обратил внимание, что четверо молокососов, из тех, которые прежде возились у котла, расположились неподалёку изо всех сил делая вид, будто их не интересует мой рассказ. Однако, все хранили гробовое молчание, а уши едва не шевелились, в попытке уловить каждое слово. Однако, больше меня интересовал человек за соседним деревом. Его появление я пропустил и теперь в сумраке мог различить лишь силуэт.

- Похоже, наступает момент, которого мы так долго ожидали, - в голосе графа за насмешкой таилось любопытство. – Да бросьте – это же центральный момент Писания!

- Точно, - я отчаялся разглядеть неизвестного слушателя и приготовил нож для броска. – Поздним вечером троица постучала в дом, выбрав постройку не из самых бедных. Божьи дети справедливо рассудили, что нищие едва ли сумеют организовать достойную встречу и выказать искренние чувства.

- Но во всех сказочных историях именно бедняки демонстрирую настоящую щедрость и доброту, - насупилась Вайолетта, видимо позабыв, кто она такая.

- Ну, хоть сказки знаешь, - ухмыльнулся я, выслушивая недовольное шипение Сигона. – Сказки придумали бедные, а Писание - богатые, но вообще, врут и те, и другие. Ладно, троица постучала в дверь и на стук вышел младший брат из трёх, что владели постройкой. Он посмотрел ан поношенные одежды гостей, на их запылённые босые ноги и захлопнул дверь, даже став слушать. Путники выждали время и вновь постучали. В этот раз их встретил старший брат. Он пожалел гостей и пустил их в дом, не задав ни единого вопроса. Всё это время средний брат беседовал с посетителями и говорил им слова утешения, но помогать брату не торопился.

Переночевав, троица открылась хозяевам и объявила: отныне каждое семейство обязано иметь ровно троих детей и каждому воздастся по поступкам братьев. Младший ребёнок, достигнув совершеннолетия, изгоняется из родного дома, лишаясь наследства и какой-либо помощи семейства. Средний отправляется на общественные работы, будь то королевская служба или церковная. А старшему достаётся всё.

- Интересная сказка, - заметила Вайолетта, и я некоторое время молча смотрел на неё. Кожа девушки ловила отблески костра и казалась мокрой. – Однако же, вы несколько раз поминали первых и третьих детей, как нечто, имеющее отношение к реальной жизни. Или я ошибаюсь?

Пришлось сделать несколько хороших глотков из фляги. Потом немного подышать, разглядывая табор, окончательно погрузившийся в ночную тьму и поэтому напоминающий шабаш ведьм посреди Чернолесья. Так сходку изобразил художник на фреске в кабинете отца Чеминдиана: смутные силуэты вокруг языков пламени, стена чёрных деревьев и искры, поднимающиеся к звёздному небу.

- Это – самое что ни на есть жизненное, из всей долбанной жизни! – осипшим, после больших глотков голосом сказал я. – Единственные, для кого церковь и государство делают поблажку – самое дно, нищие, бродяги и разбойники, живущие в лесах. Для остальных, правило Основателей – непреложный закон. При первом нарушении ребёнок изымается, а родители получают плетей. От души получают. При втором, казнят мать и ребёнка, а отца отправляют на каторгу. Это – единственный закон, который непреклонно соблюдают все страны, где есть Церковь Трёх Основателей, и единственный, за который человека могут выдать, даже если он пересёк границу.