Каникулы на Эленмаре (СИ) - Райская Ольга. Страница 13

В Академии представителей этой расы насчитывалось немало. Лаборанты, ремонтники, техники — да, практически все рабочие специальности, где труд андроидов был нецелесообразен, занимали кинсли. То здесь, то там мелькали хрупкие фигурки, облаченные в серые, добротные комбинезоны. На всеобщем они говорили плохо, с акцентом, смешно коверкая слова. А язык, на котором кинсли изъяснялись между собой, чем-то напоминал чириканье птиц.

Вот и сейчас двое ремонтников вывернули из-за угла, наткнувшись на нас с Хуней. Как всегда, что-то прощебетали на своем языке и постарались проскользнуть мимо.

— Извините, — обратилась я к ним, — здравствуйте!

— Верник, — застонала Хунька, — нашла с кем диалоги с утра вести. Пошли уже, у нас дела.

— Подожди, я сейчас, — ответила недовольной подруге и переключилась свое внимание на двух мужичков.

А это были именно они, потому что у женщин-кинсли голову покрывал жесткий ежик светлых волос, эти же были полностью лысы. Ремонтники удивленно захлопали огромными голубыми глазами, молча ожидая, что я им скажу.

— У нас пропало животное. Коза. Вот такого роста, — ладонью показала расстояние от пола, но похоже, что собеседники совсем меня не понимали.

Вспомнив, что совсем недавно мы делали совместные голографицеские проекции и с бабой Симой, и с многострадальной козой Машкой, я достала комм. Мужички продолжали внимательно наблюдать за моими действиями. Найдя достаточно точное изображение, вывела его на экран.

— Вы это видели? — ткнула пальцем в фигурку козы.

Кинсли переглянулись и… Они упали передо мной на колени, а затем и вовсе коснулись лбами пола.

— Чего это с ними? — опешила Хуня.

— Я знаю столько же, сколько и ты, — ответила ей и снова обратилась к ремонтникам, — видели или нет?

— Дерезай… — благоговейно прошептали оба.

— Что? — не поняла я.

— Козай… Дерезай… — снова выдохнули они.

— Это вы сперли наше животное? — с нажимом, грозно спросила Фрхунда.

— Казай-дерезай… казай-дерезай… — затрещали они.

— Хунь, по-моему эти на всеобщем вообще не рубят, — обернулась я к ней.

— Конечно, как чужую животину тырить так они умные, а как на всеобщем ответить, так сразу не понимают… С ними нужно строго! — она окинула сжавшихся мужичков недобрым взглядом, еще раз показала на голопроекцию козы и спросила, — где?

— Мати показать, — пискнул один.

— Тамати показать, — тут же вклинился другой.

— Мати-томати! — выругалась подруга, но кинсли этого не поняли, — вперед! — скомандовала им Хунька.

А дальше… дальше мы бежали за мужичками по извилистым коридорам и коридорчикам, о существовании которых, конечно, даже не подразумевали. Ремонтники оказались чрезвычайно шустрые, поэтому, чтобы успеть за ними, приходилось выкладываться. Три раза разные лифты куда-то нас перемешали, и снова были коридоры, потом самая обычная лестница и долгий спуск вниз.

— Мне кажется, Академия давно кончилась, и мы уже спускаемся в остров, на котором она построена, — едва переводя дыхание, прохрипела запыхавшаяся Хунька.

Я и сама давно так думала, но ответить не смогла — сил уже не было, слишком долго мы петляли по всем закоулкам. Наконец, преодолев какой-то грот, оказались в самой настоящей каменной пещере, под завязку заполненной кинсли. В самом центре, на выстроенном подиуме стояли три фигуры в каких-то белых хламидах и… наша родная коза Машка. При этом, животное не выглядело напуганным или обиженным, наоборот — перед ней лежала охапка свежей травы, которую она планомерно поглощала, задорно виляя куцым хвостиком.

— Этого еще не хватало, — выдохнула Хунька.

— Ты о чем? — спросила я, пытаясь выровнять дыхание после забега.

— Сама не видишь? Это же секта какая-то!

— Ну секта, — пожала плечами.

— А если они козу в жертву приносить собрались?

— Ой, Хунь, что-то не похожа она на жертву. Скорее на божество, которому поклоняются, холят и лелеют…

В этот момент, по видимому, главный жрец на подиуме вскинул руки к небу и изрек:

— Омана… обана… казай-дерезай…

Наступила тишина. Секунда… Две… Три… Где-то капала вода. Машка с любопытством подняла голову и… ее задумчивое «Бе-е-е-э» разнеслось по пещере, отражаясь от каменных сводов.

— Омана-обана-ву! — орет жрец.

Кинсли падают на колени и начинают раскачиваться, повторяя: «Омана-обана-казай-дерезай». Одни мы продолжали возвышаться над сотнями молящихся.

— Казай-дерезай… — весело хмыкнула я, — тебе это не о чем не говорит?

— Подожди, сейчас подумаю, — язвительно отозвалась Хунька, — может о казае-дерезае?

— Почти, — рассмеялась, потому что ситуация была комичная, конечно с точки зрения землян. Окружающие нас кинсли относились к происходящему очень серьезно.

— Я активировала маячок для Стаса и Жорки, — буркнула подруга, — надеюсь, они сюда придут раньше, чем Машку освежуют.

— Перестань, ей ничто не угрожает!

— Да ты только посмотри на этих мелких головорезов! — прошипела она, — это же фанатики какие-то!

Я посмотрела. Фанатики умильно хлопали большими глазами и продолжали раскачиваться. В это время на подиуме жрец опять вскинул руки вверх. Все снова замолчали, а Машка… перед ней поставили плоскую корзину наполненную фруктами, очень смахивающими на земные груши. «Ме-е-е-э» — радостно заблеяла животинка.

— Казай… дерезай… омана… обана… — величественно произнес жрец.

— Ка-зай-де-ре-зай! Ка-зай-де-ре-зай! — стали скандировать кинсли.

— Ета штоета деится? — раздался знакомый голос и на подиум, потеснив жрецов, вскарабкалась баба Сима Селедкина.

Пашка и Жоффей подошли к нам и молча встали рядом.

— Обана-омана-казай-дерезай! — ответил Серафиме Дормидонтовне жрец.

— Коза моя, хозяйска! — возразила ему староста и накинула на шею Машке знакомую пеньковую веревку.

— Омана-обана-ву! — в ужасе закричал служитель культа и попытался освободить шею животинки.

— От я тябе щас дам ву! — разозлилась баба Сима, — довушашся!

— Ме-е-е-е-э-э… — философски изрекла Машка, вклиниваясь в содержательный диалог представителей разных цивилизаций.

— Тябе слова ня давале! — припечатала ее Серафима Дормидонтовна.

— Хо-сяй-ка казай-дерезай? — спросил один из жрецов.

— Хозяйка и есть, — подтвердила бабушка Жоффрея.

— Продавайт! — жалобно попросил ее собеседник и тут же на подиум внесли объемный ящик.

А когда с него сняли крышку обалдела не только баб Сима, обалдели и мы. Весь ящик под завязку был заполнен золотыми слитками.

— Ничего себе! — удивленно выдохнул Погодин.

— Тябе каза та мая пашто? — смягчилась староста всея Руси.

— Казай-дерезай омана-ву! — произнес старший жрец, простирая руки к небу и делая загадочное лицо.

— Маха на божество ваша походить чо ля? — кинсли в белых хламидах закивали в ответ, — тады забярайтя! И денях мяне ваших ня нада! Няушта я истинно верующих ня пойму!

С этими словами пеньковая веревка перекочевала в руку ошарашенного жреца, который таращился на нее, как на чудо. А когда он отмер, то голубые глаза священника были полны слез.

— Омана… каза-дерезай хо-сяй-ка обана-ву! — изрек он.

— Хо-сяй-ка обана-ву! — скандировали вокруг радостные кинсли.

— Кажется, твою бабушку причислили к лику святых у отдельно взятого народа, — прошептала Хунька Жоффрею.

Как оказалось, ситуация объяснялась просто. Когда-то на родную планету кинсли завезли споры растения, крайне вредного для самих коренных обитателей. В тех районах, где оно распространилось и прижилось, начинались эпидемии, жители вымирали целыми селениями. Причину выяснили и стали бороться. Молодые побеги пытались травить, выжигать, выкашивать — ничего не помогало. Растение оказалось весьма живучим. А потом с одной из планет завезли стадо коз, которым молодые зеленые листочки пришлись весьма по вкусу. Постепенно животные очистили все эпидемиологические районы, чем снискали благодарность населения. Почитание коз вылилось в поклонение им, а затем превратилось в религию, которая стала весьма популярной среди кинсли. Предки тех коз до сих пор живут на просторах родной планету кинсли, за много тысяч световых лет отсюда. Но вот на близ лежащих планетах таких животных не было. И многочисленная община, обитающая на Кхарме, давно искала подобное животное, которое бы олицетворяло из божество.