Извини, я сыграю тебе на кладбище (СИ) - Вронская Кристина. Страница 1
Извини, я сыграю тебе на кладбище
Кристина Грасс (Тин Алиса Волк)
Только автор ведает, как горят (воспламеняются) души людей.
И где кончается огонь. ©
Я увидел ее в самый первый день учебы в колледже. С длинными черными волосами, в темном свитере и джинсах. Пронзительный взгляд карих глаз, который переворачивает душу снизу доверху. Всегда такая молчаливая. Ее редкая улыбка дороже миллиона наклеенных улыбок всех девушек, которых я видел. Все время приходит первой на пары, уходит последней. Увидеть ее без наушников было редкостью. Слушать ее голос одно удовольствие — негромкий, спокойный, мелодичный. Интересно, как она поет? Я бы послушал.
Решил — стоит заговорить. Сначала я обратился к ней с просьбой объяснить в двух словах тему по тригонометрии. Объясняла она толково, последовательно, дружелюбно. Но, если честно, я не помню, что конкретно она говорила. Я смотрел в ее глаза, которые редко встречались с моими, и слушал ее чудесный голос, похожий на безветренный вечер в конце сентября. На следующий день я сел рядом с ней. Она не возражала. Правда, не обращала на меня никакого внимания, сидела и накатывала лекции в тетрадях своим красивым почерком. Такой почерк бы в рамочку и на стену.
Прошел месяц. Я добился кое-каких результатов. Она улыбалась мне, иногда я провожал ее до остановки. Мы обсуждали музыку.
Еще через месяц я уломал ее таки на то, чтобы погулять. Отлично помню тот день. Было холодно, ветер трепал полуголые деревья, срывал с них пожухлые рыжие листья и бросал их прохожим под ноги. Стоял сырой воздух, людей на улицах мало. Я смотрел на нее. Порыв ветра растрепал ее черные волосы, а она их пыталась безуспешно пригладить и заправить за уши с серьгами-черепами. Она улыбалась мне, а я не мог отвести от нее взгляда. Потом мы стояли и смотрели с холма на садящееся солнце, перед лицом которого вздымал волнами листья ветер. Они шуршали и уносились прочь. Я взял ее за руку. Она была не против. Такие холодные пальцы. Я перебирал ее тонкие пальцы с накрашенными черным лаком ноготками. Чувствовал ее приятный свежий и спокойный запах. Мне захотелось ее поцеловать, но она внезапно распрощалась и ушла. Даже не дала мне ее проводить. Настроение у меня испортилось.
На следующий день я узнал причину: моя черноволосая красавица не явилась на пары, потому что ее положили в больницу с опухолью мозга. Я не пошел на пары и приехал к ней. Мне разрешили войти. В бахилах и халате. Я тихо закрыл дверь и взглянул на нее. Бледная, с темными кругами под глазами, черные волосы разметались по белой подушке. Сама в белой рубашке под белым одеялом. К ней подключены какие-то трубки, что-то пикает. Идут диаграммы по экрану. Я подошел к ней и присел осторожно на кровать. Она сразу же проснулась и сказала:
— Здравствуй.
— Привет, — ответил я.
— Как я теперь перепишу тему, если мы вместе прогуляли пару? — она едва улыбнулась, глядя на меня. Я не мог улыбаться. Я знал, что это значит. Моя красавица умрет.
— Как ты?
— Ужасно болит голова. Не перестает. Извини, что вчера убежала. Не хотела, чтоб ты видел, как меня рвет.
— Да ничего страшного. — уверил я ее. Потом спросил (но, наверное, не надо было) — Ты давно узнала?
— Перед поступлением. Думала, пройдет.
Я немного помолчал, потом сказал:
— Ты обещала сыграть мне на пианино.
Она усмехнулась. Мне стало грустно. Вряд ли я еще когда-нибудь услышу ее смех. И я был прав.
— Обещала, значит, сыграю. — посмотрела она на меня. — Притащи пианино, когда меня не будет. Ну, туда, ко мне.
Я с силой сжал ее холодную руку.
— Не говори так.
Я видел, как по ее бледным щекам без румянца потекли слезы. Мне хотелось плакать самому, но я не мог проявить слабость.
— Извини, но я сыграю тебе на кладбище. — сказала она тихо.
Я приходил еще неделю. Рассказывал и придумывал для нее истории. Рассказывал, что было на парах. Она слабо улыбалась. В один день я поцеловал ее в бледные, потрескавшиеся губы. Она обняла меня слабыми руками. Я видел ее улыбку в последний раз.
На следующий день она умерла.
Спустя два дня я стоял на ее похоронах. Видел, как она лежит в черном платье в гробу из темного дерева. Такая спокойная и тихая. Со сложенными руками на груди. Крышка гроба опустилась. Ее начали опускать. Я не мог на это смотреть. Признаюсь, я не сдержал слез. Не смотрел на других. Когда повернулся, гроб уже спустили и закидывали свежей землей.
Спустя какое-то время все закончилось. Кто-то плакал, кто-то оставлял цветы у могилы. Я стоял напротив ее надгробия. С него мне, едва заметной улыбкой, улыбалась она. Даже на фотографии, такая спокойная и живая. Солнце садилось. Я положил красные розы на свежую насыпь. Почти все разошлись. Я кинул последний взгляд на надгробие и повернулся, уходя дальше от ее последнего приюта на земле. Ветер, холодный и резкий, поднимал и бросал волны сухих рыжих листьев. Я сунул руки в карманы черной куртки и ускорил шаг.
Следующий день я провел дома. Мне никуда и ничего не хотелось. Да и, к тому же, шел неприятный холодный дождь. Я лежал в кровати, укутанный в одеяло, с закрытой дверью. В груди больно ныло. Ком подступил к горлу. Я, сам того не замечая, провалился в сон.
Мне снилось как я вновь пришел на пары и вновь увидел ее. Только она была такой истощенной и бледной, какой я видел ее в последний раз, в черном платье. Она подняла на меня глаза, и выйдя из-за парты, направилась ко мне, несмотря на голос препода и идущее занятие. Она улыбалась. Подошла ко мне и спросила:
— Я скучаю. Когда ты придешь ко мне? Ты помнишь, я обещала. Я сыграю тебе на кладбище.
После этого она меня поцеловала, но я почувствовал лишь холод. Я очнулся. Мне было холодно, так как одеяло свалилось с кровати. На губах я еще чувствовал ее холодный поцелуй. Я решил, что такое мне приснилось на эмоциях. Но мне снился один и тот же сон и спустя три дня, и спустя неделю. Тогда я нашел объявления о продаже фортепиано и купил черное. Попросил привезти его вечером к кладбищу. Ее могила находилась не так уж и далеко от входа. Под покровом ночи я стал толкать фортепиано прямо по кладбищенской асфальтированной дороге, ведущую мимо клумб и могил. Темнело быстро. Я чувствовал, что поступаю глупо, и выгляжу не лучше. На небе появились первые звезды, но инструмент упирался и шел туго. Ветер усилился. Стало холодно. Волосы и куртку сильно трепало, но я не останавливался. Поворот. Я двинулся дальше по нему. Конца дорожки было не разглядеть, он терялся в плотной черноте ночи. Повеяло кладбищем довольно ощутимо. В нос ударили запахи свежей земли, могильного холода и… свежий, спокойный запах накатываемых волн в погожий летний денек у моря. ЕЕ ЗАПАХ. Мне стало не по себе. Я пытался толкать пианино быстрее, но не выходило. Я продвигался с той же скоростью, что и прежде. Мне на нос упала дождевая капля. Только этого мне не хватало. Еще одна капля, на руки. Я увидел капли на гладкой, полированной поверхности инструмента, потом почувствовал влагу на волосах, на щеках, капли повисли на ресницах. Дождь пошел в полную силу. Я шмыгнул носом. А вот и ее могила. Еще несколько шагов.
Через некоторое время, дело, наконец, было сделано, и я, глубоко вздохнув, присел на скамью у дороги. Я не был уверен, что произойдет что-то. Но она просила пианино — я его притащил. Сейчас отдохну и пойду домой.
Но через несколько секунд я услышал шорох. Так шелестит платье из парчи. Повернул голову и увидел ЕЕ. Меня обдало холодом, лоб покрылся испариной. Вот она, живая (не знаю, правда, насколько), красивая и свежая, открыла тонкими пальцами калитку своей оградки и улыбаясь своей чудесной улыбкой, которую я так редко видел, пока она была жива, медленно прошла мимо меня. Она ничего не сказала, и я ничего не спрашивал. Молча встала за инструмент, и открыв крышку, провела по клавишам пальцами. Ногти у нее, как и раньше, были выкрашены черным лаком. Я почувствовал, что дождь перестал хлестать, и лишь редкие капли падали и стекали по моей куртке. Стало как будто светлее. Я поднял голову и увидел, как из-за туч выходит полная луна. Луна осветила лицо той, для которой я сейчас находился здесь. Она улыбнулась мне еще раз и начала играть. Музыка полилась плавными звуками и окутала туманом кладбищенские дорожки и надгробия. Дождь прекратился. Не могу сказать, что совсем. Что-то падало сверху… Холодное, белоснежное, мелкое. Снег. Шел снег. Я поднял голову. Снежные хлопья, тихо кружась под нежную мелодию, падали и неслышно приземлялись на оградки, на гравий, на мраморные надгробия, на мои плечи черной куртки, на черное фортепиано, на ее черное платье и блестящие черные волосы. Я закрыл глаза. Чувствовал холод, слушал чудесную мелодию, а все вокруг освещал мягкий и холодный свет белоснежной луны, и я ощущал его даже сквозь закрытые глаза.