Возьми моё сердце...(СИ) - Петров Марьян. Страница 22

— Балдёж. — тянет пацан и смотрит, не отрываясь на мои улыбающиеся губы. — Только чего-то не хватает.

— Чего? — наклоняюсь над ним, тихо скрипя кроватью.

Меня крепко обнимают за шею и тянут вниз к жадному рту. Целую медленно, пробуя каждый миллиметр, соприкасаясь языками, засовываю руку под резинку треников и трусов. Крепкий член уже изнывает и толкается в мою ладонь. Ромка с тихим стоном кусает за губу.

Тогда у окна была шалость, маленькая дезорганизующая месть. Другое дело сейчас… отсосать в порыве нежности, видя дуреющий от чувств и желаний взгляд. Сдёргиваю штаны с бёдер, накрываю ртом головку члена, не раздумывая, и еле успеваю захлопнуть ладонью распахнутый в крике рот. Попался… Мой… Рома приподнимается на локтях, но голова, словно под тяжестью волос, запрокидывается кадыком вперёд, и судорожно сглатывающие движения горла завораживают. Присовокупляю руку… слюны достаточно… пальцы скользят по твёрдому стволу, а губы с языком добавляют остроты и мягкости, вбирают и вкушают. Рома дышит через раз, сминая простынь по обеим сторонам от себя, выталкивая на каждом четвёртом выдохе:

— Ох, бляяядь… — и я, взведённый до предела, жду… но руки Ромки отталкивают, заставляют поднять лицо… сперма летит мне на грудь…

С минуту пацан восстанавливает дыхание, мелко вздрагивая всем телом, потому, что я вожу пальцами по впалому животу. Опрокидывает меня на спину, хищно скалится в области моего лобка, а вот мой пах будоражит прикосновение мягких прядей волос. Теперь это делает Ромка… и не потому, что должен чего-то мне в ответку, а потому, что хочет сам. Кладу большую ладонь на его голову… давно хотел… насаживаю сильнее… понимаю, что у меня больше, но безудежно накрывает похоть, когда ощущаю протест его горла… Твою ж… глажу затылок, сжимаю волосы, чуть взрыкивая… отпускаю… ещё пара сильных заглатываний, и я разряжусь. В какой-то момент перед глазами ярчайшая вспышка, и пружина внутри меня разжимается. Успеваю притянуть пацана к себе и… не успеваю. В поцелуе теперь ясно ощущается мой терпкий солоноватый привкус, но похоже он этим несказанно доволен, словно раунд выиграл и заработал себе бонусный балл. Ромка остаётся лежать на мне.

— Заметил, если мы рядом — мы всё время трахаемся.

— И что тебя смущает? — провожу большим пальцем по его губам. — У тебя лимит по количеству раз? — чуть сжимаю сзади шею.

— Ну, и жопа одноразовая. Нет, — скалится и бодает меня головой в живот, — я ж к хорошему быстро привыкаю, а тут можно и сзади… и спереди… — Рома толкает меня, пытаясь перевернуть на живот. Но я цыкаю и пальцем грожу.

— Хорошего понемножку.

— Ага. Кстати… ты, кажется, выиграл.

Мои глаза темнеют, а в паху уже наливается желание. Ведь и я, и он оба прекрасно понимаем — этот раз на чистой настоящей кровати может стать последним. На фесте, где полно брутальных мужиков, любое сближение однополых тел будет расценено, как угодно. Рисковать не стоит, да никто и не собирался ничего доказывать. Поэтому сейчас Роман и призывал меня своей шальной соблазнительной улыбкой.

Ромка

Такое чувство, что я — мазохист. Делаю больно там, где только только отболело. И ведь обещал себе, что секс сексом, а к партнёру нельзя испытывать никаких чувств. Я с этой мыслью сжился, я её принял и даже поверил. Но все полетело к чёртовой матери, словно я, тот я, который ещё умел принимать свои чувства, вернулся.

— Думаешь, мы спятили? — нехотя подняв голову и оттолкнувшись от кровати, сажусь, разглядывая Лёху от макушки до кончиков пальцев ног, и то что вижу — мне нравится: крепкие плечи, сильные руки, прямой, прицельный взгляд, и то, как двигается по жизни — тоже. Хотя партнёров для утех выбирал совершенно ему противоположных. Не нравится только, как ведёт себя со мной… Ломает. По живому. Это как перелом, который срастается неправильно, надо сломать по новой и вправить, чтобы потом зажило правильно, но себя ощущаю именно в том моменте, в котором сломанную кость ломают ещё раз. Беспомощно и на грани эмоций. В таком состоянии невозможно вести себя адекватно.

— Похоже на то, — соглашается сходу, пялясь в упор и в его взгляде читаю нервозность и нетерпение, почти детское, когда дрожат руки, и всего дёргает поскорее начать.

— Лечится? — хочется засмеяться, слишком чётко читаю по его лицу: «Пошёл ты на хуй со своими разговорами!».

— Хроническое, — уже тише, приглушённее, нехотя выталкивая слова.

С некой дерзостью, которую побороть не получается, заглядываю ему в глаза. Лёха нервно выдыхает, сглатывает и тянет ко мне руки. Отталкиваю их в стороны, усмехнувшись шальной мысли:

— Может, тебя связать?

— Если жить надоело — рискни.

Оставляю затею в покое, не хочется потом или руки ему перематывать, ведь раздерёт, или ремень новый покупать, что вероятнее. Лёгким движением перекатываюсь на него, сползая по груди ниже, и остаюсь сидеть на каменных бёдрах. Шире развожу ноги, знаю, ему нравится смотреть. Как возбуждаюсь я, и как его самого начинает штырить. На висках Лиханова появилась испарина, член давно стоит по стойке смирно и просится в ладонь. Тянусь к нему пальцами, плавно водя по краю головки, примериваюсь к размеру, обхватывая в кольцо и спускаю руку по стволу, ленивым, слишком медленным движением распаляя, но не давая возможности на разрядку.

Прикусываю нижнюю губу, усмехнувшись. Есть контакт.

Лёху начинает вести раньше, чем успеваю объяснить правила игры, поэтому его рывок торсом ко мне встречаю лёгким ударом в грудь, опрокидывая обратно на лопатки.

— Ты же будешь хорошим… маль-чи-ком? — намеренно сладко тяну последнее обращение, вызывая у него протест.

Мотает головой. Ну ещё бы, ждать от него подчинения, хотя… если бы я реально захотел, смог бы надавить. Но сейчас настроение другое. Игривое. Одновременно расслабленное тело хочет ласки и в то же время требует жёсткости, чтобы опрокинули мордой вниз и хорошенько выебали, так уж и быть, чмокнув в конце. Противовес неописуемо равнозначный, продолжаю балансировать в подвешенном состоянии, надрачивая Лёхе все интенсивнее, добиваясь от него более шумного учащённого дыхания.

Его пальцы на моих бедрах сжимаются крепче, чуть сдавливая. Ты хочешь шире? Пожалуйста. Расставляю ноги, открывая его виду свое возбуждение, забирая прикосновения с него на себя, лаская свою плоть, продолжая скалиться, читая его возмущение, страсть, похоть и ту же ласку, которая душит меня.

Рукой упираюсь ему в грудь. Резкий выдох. Кожа на груди у Лешего покрывается мурашками, а на руках от напряжения ещё отчетливее проступает рельеф мышц.

Тянусь через него к смазке, которую заранее бросил в подушки, проходясь мимо губ только едва касаюсь их горячих и сухих, не давая себя поцеловать, что бесит его неимоверно, но пока терпит, позволяя мне вдоволь наиграться.

Сев ровнее, приподнимаюсь. Выдавливаю на пальцы большой комок геля, размазываю его по пальцам. Лёха порывается потянуться ко мне и снова падает обратно, закрыв глаза и выматерившись в голос, скорее всего пугает хозяина дома.

Запустив руку себе за спину, прохожусь скользкими пальцами между ягодиц и проталкиваю вглубь сразу два, не стараясь растянуть — после недавних экспериментов ещё не восстановился — а смазывая себя изнутри для общего удобства. На Лёху это действует, как красная тряпка на быка, он с жадностью впивается взглядом в мою руку, насколько может видеть, остальное ему подкидывает воображение, следит, не отрываясь, как трахаю сам себя, удобно оперевшись о его торс.

Убираю руку, чувствуя что и так, от близости тел и переизбытка адреналина в крови, смогу кончить. Размазываю остатки по его члену, привстаю выше, удобно устраиваясь над ним. Лёха как-то нервно хватает меня за плечо и тащит к себе, вжимаясь в губы поцелуем, пьёт до дна, воруя дыхание, словно извиняясь за то, что сейчас почувствую.

Неприятные ощущения приходится терпеть, пока насаживаюсь, опускаясь постепенно, запрокинув голову и прикрыв глаза. Тёплые пальцы на своих плечах и груди встречаю восторгом, они успокаивают и не дают потерять то восхитительное чувство полета, от которого кружится голова.