Наместник - Останин Виталий Сергеевич. Страница 10

Но открывать глаза было нужно. Чтобы записать видения — ведь в этом смысл моего служения. И сопоставить сегодняшние записи со всеми прочими предыдущими. Найти взаимосвязи, повторяющиеся рисунки, образы, которые были мне посланы. И создать из них ключ, а им открыть дверь в будущий день. Во все варианты будущего дня.

Я поднялся с лавки, помолился, омыл лицо водой из глиняной чаши и только после этого сел за крохотный столик, уместившийся в углу кельи. Открыл крышку ноутбука и чёрное зеркало монитора отразило лицо.

В глаза мне без выражения глядел рано постаревший мужчина. Не зная правды, а мне-то она была известна — три месяца до тридцатилетия — можно было предположить, что мужчине лет пятьдесят. Широкое лицо германца с резкими, заостренными от усталости чертами. Гордый нос превратился в вороний клюв, яркие глаза — в тусклые льдинки, а рот, раньше умевший улыбаться, был едва обозначен линией плотно сжатых губ. Тяжёлый плохо выбритый подбородок, доставшийся мне (Экхарту!) от предков-тевтонов, был последним оплотом прежнего молодого мужчины, который пять лет назад узнал о своем предназначении.

Королевская кровь. Кто мог предположить что в роду обычных бюргеров, никогда рядом даже с боевой аристократией не стоявшему, родится ребенок с королевской кровью? Да ещё не с даром нести смерть и разрушения, а с более редким — пророческим. Вот и проглядели его (меня?) «псы Господни», не отняли от материнской груди и не увезли воспитывать в один из секретных папских монастырей. Спящий ген, сказали они спустя четверть века, когда меня всё же нашли и стали называть майстером. И таки заточили в тайной обители в ожидании смерти понтифика.

А ведь я не скрывался. В той глуши, что я рос, в этом просто не было необходимости. Конечно, Экхарт (я!) не демонстрировал возможности дара. Хотя и не понимал что происходит и почему мои сны полны видений, многие из которых затем сбываются, но был твердо уверен, что другим людям знать об этом не нужно. Времена ведьм давно прошли, но вряд ли сознание германских крестьян так уж сильно изменилось.

Двадцать пять лет я жил почти обычной жизнью. У меня не было друзей — им я предпочитал книги и сеть, не было женщины — возня с противоположным полом меня не привлекала и была даже отвратительна. Дневная жизнь, когда я помогал родителям-фермерам, и жизнь ночная — полная видений и близости Господа. А ещё были утренние попытки разобраться в посылаемых образах. Классифицировать их, отделить ложные от истинных, увидеть тонкую линию вероятности, скользящую между ними, подобно змее. Прямо как сейчас.

Только тогда, в прошлом, я много не понимал. Пытался поставить свой дар на службу простым людям, искренне считая это своим предназначением. Видя варианты грядущего, я вмешивался в плоть времени и своей волей изменял предначертанное. Не являя себя. Как тогда, когда пришлось напоить отца слабительным за ужином, чтобы утром тот не сел за руль машины, не поехал в город и не врезался в дерево, избегая столкновения с выбежавшим на дорогу мальчишкой.

Сейчас всё по-другому, но при этом — так же. Я опять иду за хвостом змеи, но спасаю не одного человека, а целый мир. Пять долгих лет я вижу во сне варианты гибели миллионов людей. Как тут не состариться раньше времени?

Но — к работе! Метод бьёт класс. Можно быть гением, но без систематизации упустить детали. Бог или дьявол скрывается в них — то вопросы к богословам. А у меня — другая работа.

Итак. Что было? Обычный набор последних семи дней. Смерть. Пламя. Горящие люди. Воины в средневековых латах. Звери, в которых угадываются собаки и кошки, но измененные в мерзостных чудовищ размерами с лошадь. Города, окруженные каменными стенами. Онагры, швыряющие в те стены снаряды. Небеса, сминаемые подобно листу пергамента Господней Дланью!..

Нет, это всё не то! Это следствия — не причина. Такое я видел многократно, видения повторялись уже несколько лет, различаясь в деталях. Каков главный образ? Я-Экхарт открыл глаза, быстро вызвал на экран текстовый файл вчерашнего видения. Кивнул сам себе — так и есть. Предыдущий файл подтвердил догадку. Окружение менялось, но неизменным оставалось главное послание.

Хохочущий мертвец-кукловод. Гигантская мёртвая тварь со слепыми бельмами и растянутым в злой улыбке ртом. От искривленных, тронутым разложением пальцев тянутся нити, на которых дергаются послушные его воле люди. Их пальцы тоже тянут за нити, заставляя плясать тех, кто находится на другом их конце.

Сложилось. Всё окончательно сложилось. Действия епископа Франко вступили в ту фазу, когда обратить их становится практически невозможно. Да и нужно ли? Ведь второй по значимости иерарх Церкви делает это на благо всего мира. Может ли он ошибаться? Говорит ли ему его пророк о своих видениях? Принимает ли тот их в расчет? — Не князьям мирским служит сердце моё. Не даров их взыщет душа моя. Господу одному подчинено сердце моё. Дар Его уже в душе моей.

Строки из трактата человека, жившего семь сотен лет назад и носящего такое же имя, Экхарт-я произнес без пыла и рвения. Просто перебрал обкатанные постоянным повторением слова, как камни чёток, отполированные частыми прикосновениями. И кивнул — всё верно. Не князьям. Не иерархам. Господу и только ему.

Пусть владыки Церкви строят планы, опираясь на дар подобных мне. Пусть плетут интриги, забыв истинное предназначение пастырей. Пусть возводят пророков, сделавшихся марионетками, на Святой престол, давно уже утративший последнюю святость. Мне эти игры не интересны. Ибо предсказуемы и примитивны. Я знаю что надлежит сделать. И сделаю.

Разрушив последние сомнения, я поднялся. Нажал на кнопку подле двери и, спустя минуту, протягивал для поцелуя руку брату-иезуиту. Невысокому и хрупкому, но полному внутренней силы и горящими верой глазами. Верному сторожу, никогда не спящему псу. Преданному лишь одному человеку — мне. Экхарту. Который сделал его таким. И ушло на это четыре года.

— Ты отправишься на восток, Стефан. Ты найдешь одного человека, — мой голос хриплый, как всегда бывает, когда говорит человек, предпочитающий молчать.

— Да, пророк. Кто он?

— Наш брат. Ты получишь все сведения о нём часом позже, — говорю я. Их я ещё сам не знаю. Нужно покопаться в файлах, найти пересекающиеся линии. Пока есть только лицо. И ещё знание, что у него странные фиолетовые пульсары.

— Хорошо. Что надлежит сделать с этим человеком?

— Убить. И сделать это так, чтобы вина пала на язычников.

Иезуит склонил голову. Ни капли сомнения, ни крохи интереса. Пророк повелел — он сделает. Это его служение.

— Как скоро я отправляюсь?

— Сегодня. Как только я соберу для тебя все сведения.

— Ждать ли вмешательства?

Экхарт-я задумался. Точнее, прикрыв глаза, перебирал видения. И найдя нужное, кивнул. В этот момент самолет попал в воздушную яму и меня-Экхарта слегка тряхнуло.

— Это возможно. В этот узел сходится множество нитей. Я подготовлю для тебя имена и ключевые места.

— Что надлежит делать с теми, кто может помешать?

— Старайся не увеличивать количество жертв сверх необходимого. Сейчас ступай и соберись в путь.

Когда посланник моей воли ушёл, Экхарт-я вновь вернулся к ноутбуку. Раскрыл каскадом множество документов и погрузился в их изучение. Меня мало трогала неизбежная смерть брата по вере. Да и других людей тоже. Душа бессмертна — какой прок волноваться о смертном её вместилище?

А вот что это была за тряска на ровном месте?..

— Игорь, есть пара минут? — Самойлов тронул меня за плечо, и глаза мои — не Экхарта, открылись. Я словно бы и не спал, но отчётливо помнил каждую деталь своего сна.

Что за хрень это, прости, была? Монах, видения? У меня тихо, незаметно ни для кого, течёт крыша?

— Глеб, давай минут через десять, а? Посиди с остальными, мне нужно одну мысль записать.

Едва следователь отошел, я схватился за ручку и прямо на обратной стороне документов стал записывать свой сон. Почему-то это казалось самым важным делом в жизни.