Уютная, родная, сводная (СИ) - Романова Наталия. Страница 75

воздастся, он исправится, зато у ребёнка будет отец. Немного успокаивало то, что в то время Яшка был ещё подшитый, не пил, а значит, не дебоширил, руки сильно не распускал, хотя Бронислав и видел синяки на теле Люды. Всему есть предел,

предел Бронислава пришёл, когда он увидел, как этот Яша целует Людочку, жадно облизывая и поливая слюнями. Нахрена импотенту такие ласки, нахрена она терпит, или не терпит, или ей приятно? Бронислав попросту плюнул.   Найти болееменее подходящую женщину оказалось просто, ещё проще назвать своей женой,

Марик спокойно отнёсся с чужой тётке, а сама она была на редкость ласковой,

нетребовательной, льстивой, и позволяла больше, чем он рассчитывал, как в постели, так и в жизни. Потом появилась вторая, потом третья, и так до бесконечности. Требования Бронислава возрастали, капризы росли, наряду с распущенностью, ему всё время было мало. Мало ласки, мало секса, мало женщин,

он заводил интрижку за интрижкой, не успев привести в дом одну, он уже искал ей замену, которая будет ещё более покорная, не спорящая, глупая, противная ему,

ласкающая его непомерно растущее эго. Он забыл всё и вся... он жил для себя и

Марика, который стал единственной константой в его жизни. Сын - единственное,

ради чего он вставал каждое утро и работал, не уезжал к отцу, не уходил в запой, не проводил сутки в притонах.

  Бонус. Бронислав и Людмила. Часть 8

   Бронислав Евгеньевич нервно дёрнул ногой и набрал местный номер управляющей. - Лена, у нас уборщиц нет? - Так ведь отпуска, Бронислав

Евгеньевич, - залепетала новенькая. Потрясающе красивая женщина, редчайший экземпляр, ум, помноженный на внешность, всегда голодный блеск глаз выдавал жгучий темперамент. Бронислав Евгеньевич положил на неё глаз и намеревался в ближайшее время отведать этот вкусный кусок торта. - У меня грязь, - он прокричал в трубку. - Я должен в этом свинарнике сидеть, по-твоему? - не утруждал себя деловой этикой Бронислав. - Немедленно пришли уборщицу, если нет - сама приходи и драй, мне плевать, - бросил трубку. Через пять минут в дверь постучали, и на пороге появилась уборщица в синем рабочем халате, с инвентарём в руках. Он резко встал, рывком отодвинул стул, пробурчал, мол, наконец-то, и двинулся к двери, там почти упал, споткнулся о бледную кожу, красивое лицо и лопоухие уши. - Люда? - он не знал, что сказать, действительно растерялся, давно такого не случалось, но вот... стоит, смотрит и не знает, что сказать. - Я пройду? -

она говорила тихо и бочком обошла начальника. - Да, конечно, - робко отодвинулся,

потом хлопнул дверью изнутри и зачем-то провернул защёлку, вернулся на своё место. - Ты что тут делаешь? - Убираться прислали... - в глазах стояли слёзы. -

Подожди, ты же сестра... это... хирургическая, в травматологии детской, какая уборщица?.. Не понимаю, Люда, объясни добром. - Что тут объяснять, - плечи поникли, такие же худые, как и десять лет назад, как и пятнадцать. Да и сама Люда не слишком изменилась, всё такая же красивая, и так же уши торчат. - Яша, он... -

Да, знаю, умер, я приезжал тогда. - Помню, я выгнала тебя. Не надо, мне не нужна жалость. Я справляюсь. - Я вижу... справляешься, - показал глазами на ведро. -

Каждый месяц перевожу деньги, не снимаешь? - Мы не нуждаемся. - Люда! -

крикнул. - Хватит героиню из себя строить, говори, как есть. - Что говорить, Яша умер, пьянка, - вздохнула. - Прав ты был, алкоголик он, до самого конца пил...

Знаешь, даже лучше, что его не стало, Катя спокойней стала, бояться перестала,

ночами спать начала, а то всё вздрагивала и в одеяло куталась с головой. А я... пока долги за него выплачивала, своими обросла, да всё как-то не выбраться, в медицине, сам знаешь, как сейчас платят, пришла сюда по совместительству, но ничего не умею, даже в фасовщицы не приняли, вот, уборщицей взяли. - Ну, а деньги со счёта, ты, конечно, снять не можешь? Ждёшь, когда инфляция их сожрёт или очередной дефолт? - смотрел прямо в ожидании ответа. - Я ребёнку плачу, не тебе, могла бы гордость свою и в жопу засунуть. - Катя не твоя дочь, - упрямо поджала губы. - Конечно, Яшкина, я помню. Мой, давай - он встал и вышел, не зная, что сказать. А послать бы всё к чёрту или забрать Катеньку к себе, что ему стоит? Одно его слово в суде, никакая экспертиза не нужна будет, никакой закон против Исаева в этом городе, а уж тем более в области, не попрёт. Он ведь видел

Катеньку, не один раз видел, следил за ней в полглаза. Всегда чистенькая и одета хорошо, кофточки на ней, сапожки... выходит, Люда в очередной раз недоедает,

лишь бы дать что-то дочери... А может, отдаёт кто вещи для девочки? И ведь не узнаешь, упрётся, как ослица, и будет молчать, слова от неё не добьёшься, хоть убивай её. Деньги не возьмёт, хоть в карманы их засовывай, хоть в рот - выплюнет и дальше пойдёт. Он дождался Людочку после работы и, бубнящую, заставил сесть в машину, чтобы расспросить подробно. Что-то он знал от Богдана, тот держал его в курсе основных событий её жизни. Несмотря ни на что, Люда и Богдан продолжали общаться, кто знает, почему. Знала ли Люда, что друг докладывает о её жизни, если и было там что докладывать. Это перед Брониславом была закрыта дверь и право на откровения. Всё закрутилось снова, только с новой силой, в троекратном размере. В этот раз Боря не стал смотреть на возражения Люды, он прижал её,

заставил, отметая любой её аргумент, заставляя с ним соглашаться. На взгляд

Бронислава, всё было просто: побегали, хватит, дети уже того и гляди под венец пойдут, пора бы уже успокоиться и жить вместе. На взгляд Люды, всегда находилось тысячи причин, почему нет, начиная с банального «неудобно»,

заканчивая тем, скольких женщин он перебрал в своей жизни, а она не собирается быть одной из них, да и Катюшке это не к чему. Бронислав орал, как безумной, и раскидывал вещи по квартире, где они встречались, конечно, тайно, а как иначе с этой ослицей?! Он кричал, требовал и сломал новый шкаф со злости, смотря на

Людочку, пока она не согласилась, с тысячей и одним условием, но согласилась.

Потом Бронислав снова знакомился с Катюшкой - улыбчивой, доброй девочкой, она так восхищалась нехитрыми подарками, что он дарил, так льнула к нему в поисках взрослого тепла, что он бы не отпустил от себя Люду, даже если бы пришлось её связать. Любовь к женщине ничто по сравнению с любовью к ребёнку, так уж был устроен Боря. Связывать не пришлось, пришлось завязать с бабами и пьяными банями по пятницам, стать верным, приходить вовремя домой и научиться заново готовить, помогать с уборкой и смириться с тем, что не только Катенька, но и

Марик, семнадцатилетний пацан - ребёнок. Всё это было сущей ерундой, которая вызывала только улыбку и, изредка, раздражение, потому что Людочка так и оставалась упрямой, как дурная ослица. Но это была его любимая ослица, в том,

что Бронислав любит эту безумную и, скорей всего, глупую женщину, у него не было никаких сомнений. Из тысячи женщин, молодых, сочных, на всё готовых и податливых, он выбрал только одну, и это был осознанный выбор. Как и впоследствии, в выборе между Людой и детьми - он выбрал детей. Катеринке бы туго пришлось, дай делу об изнасиловании ход, Бронислав бы не позволил осудить

Марика, а значит, на закланье пошла бы Катенька. Если для этого нужно расстаться с Людой - так тому и быть. Пошло всё к чёрту, он большую часть жизни жил один,

без неё, и ещё столько же проживёт. Но его дети не станут играть в ослиные игры.

Таков итог семейной жизни. Выпил литра полтора односолодового виски, утром думал, что печень откажет, и через пару недель привёл в дом женщину, отравляя жизнь себе и ей, ей с особым рвением, отрываясь за свою боль, которая не проходила. Все десять лет. Одно радовало. Марик был при деле, хоть и шёл своей дорогой, не спеша возвращаться домой и наследовать бизнес отца. Да и Катенька настоящей красоткой выросла, выучилась, замуж вышла, всегда счастливо улыбалась, встречал порой, а мать её упрямая... да чёрт с ней! Бог даст, появятся внуки, будет, кого любить всем сердцем, не сложилась личная жизнь, может, так и надо. Баба для тела всегда найдётся, а там, может, и в тайгу, к отцу, когда тело перестанет нуждаться в женских прелестях.   Бронислав долго смотрел вслед сыну,