Дар джинна (СИ) - Баковец Михаил. Страница 20

— Понятно, — хмыкнул он и вновь вернулся к наблюдению.

Он с комиссаром и двумя офицерами расположились у входа в укрытие, направив окуляры биноклей в небо. Опасность здесь им не грозила — магический щит прикрывал на восемь метров во все стороны, не считая блиндаж (или как там правильно будет называться наше НП).

Рокот авиационных двигателей звучал всё громче, накатывал сверху на землю, заставлял людей бледнеть и нервничать. Слишком хорошо окружающие меня военнослужащие знали, что может сотворить с позициями пехоты двадцатка пикирующих бомбардировщиков.

И вот первый «Юнкерс» перевернулся через крыло и сорвался в крутое пике, завыв, как сотни грешников на сковородках в Аду. За ним к земле устремился второй, третий, четвёртый...

Больше половины самолётов выбрали целью траншеи, перед которыми в последний раз я сжег пехоту с экипажами танков. Наверное, немецкое командование посчитало, что тут у нас стоит самое мощное оружие, какие-нибудь огнемёты или что-то похожее. Именно туда направился бронетранспортёр, готовясь поддержать две пулемётных установки, на которых пришлись двенадцать ’юнкерсов’.

И тут во всей красе показало себя артефактное оружие. Два первых самолёта были сбиты ещё до того, как сбросили свой страшный груз. Сбиты влёт, как утки. Третий взорвался в воздухе. Или пули угодили в бомбы, или расчёт поставил ленты с зачарованными патронами.

— Вот стервецы что творят! — хлопнул себя по бедру генерал. — Шульгин, пулей до них и скажи, чтобы не смели тратить особые боеприпасы!

— Есть, — денщик козырнул и умчался.

Взорвался в воздухе ещё один ’юнкерс’, что подтвердило догадку Невнегина об использовании патронов с рунами.

Два пикировщика сумели-таки сбросить свой груз на окопы, но сбросили неточно, добавив воронок перед траншеями в сотне-двух метрах. К слову, упали явно не ’пятисотки’, куда меньше.

Очень скоро к избиению немецких стервятников присоединился расчёт пулемётной установки на бронетранспортёре, и асам Геринга совсем стало кисло. За несколько следующих минут на землю рухнули два самолёта, а ещё трое отвалили в сторону и стали с сильным снижением и густо дымя уходить севернее, подальше от наших позиций.

На левом фланге и в центре немцам повезло чуть больше. Первая тройка без помех сбросила свой груз точно в траншеи или совсем рядом с ними. Зато потом расчёты пристрелялись и один за другим подбили шесть бомбардировщиков. Пять из них рухнули на землю на наших глазах позади позиций, а один сумел уйти влево, развернуться над рекой и направиться назад. Но дымил он сильно, полёт был неровным, поэтому думаю, что надолго выбыл из строя и поднимется в небо ещё нескоро.

— Передай Ефимову, пусть отрядит отделение бойцов к месту падения ’Юнкерсов’. Видно было что, как минимум, один не взорвался, — обратился Невнегин к красноармейцу, который был при нём связным. Таких было трое, и двоих он уже разогнал с приказами к подчиненным в траншеи, включая денщика.

Через пятнадцать минут после окончания налёта на НП стали прибывать посыльные от командиров подразделений, а спустя сорок минут уже были подведены итоги.

— Погибли семнадцать человек и двадцать два ранены. Это те, кто не может продолжать сражаться. Уничтожен пулемёт, простой. И четыре винтовки, тоже простые. Боеприпасов расстреляли много, около тысячи обычных и семьдесят два патрона особых, — озвучил урон от немецких бомб комиссар, который взялся за подведение итогов. — Немцев по донесениям наблюдателей — да и мы сами всё видели — было сбито двенадцать самолётов, четыре ушли с большими повреждениями. Думаю, подсчёт в нашу пользу.

— Думаю, с минуты на минуту будет наземная атака, — взял слово генерал. Товарищ комиссар, пока есть время, пока тихо, вам обязательно стоит пройтись по позициям и пообщаться с бойцами. Нужно им поднять боевой дух.

— Думаю, он у них и так на высоте, — усмехнулся Маслов. — Но больше — не меньше. Терентьев, за мной.

И комиссар со своим денщиком покинул НП.

Большой передышки немцы нам не дали. Уже скоро вдалеке загрохотали орудия и перед нашими позициями стали падать снаряды.

— Жидковато что-то, — покачал головой Невнегин. — Бьют шесть или семь гаубиц. Несколько крупных, ’стопятидесятки’, и три или четыре совсем небольших, думаю, что их семидесятипятимиллиметровые полковые. Странно, что миномёты молчат, хм. Ну, значит, жди скоро танки с пехотой. Товарищ Глебов, вы здесь будете или на передний край пойдёте?

Промеж его слов я услышал ’вали-ка ты туда, авось, пользу окажешь на месте, чего здесь жопу мять’.

— К бойцам пойду, — ответил я. — К Богданову.

— К Богданову? — переспросил он. — То есть, вас там искать, если понадобитесь?

— Да. Или он будет в курсе, где меня искать.

Артиллерийский обстрел в силу малого количества орудий на пять с лишним километров наших позиций особого урона не нанёс. Впрочем, лупили пушки по полуторакилометровому отрезку слева и справа от дороги, оставив без внимания луг и половину поля, что примыкало к нему, отделенное лесополосой. Вернее, остатками её. От большинства деревьев остались лишь пеньки.

Едва только последние снаряды взорвались рядом с окопами, как вдалеке показались немецкие машины — танки и бронетранспортёры, а за ними и между ними густо двигались пехотинцы. На луг вышли только стрелки, без какой-либо поддержки техникой.

’Один, два, три..., — стал я считать про себя танки. — Охренеть, сорок две штуки. Они сюда полк, что ли, пригнали?!’.

Танки открыли стрельбу примерно с двухкилометрового рубежа. Остановиться, выстрелить, проехать немного, вновь остановиться и пальнуть. Сорок машин шли очень плотно и точно на наш правый фланг. Своей частой стрельбой они создали впереди огневой вал. Хоть стрельба была не особо прицельная, снаряды чаще всего рвались перед брустверами или улетали в тыл, но вот психологическое давление они оказывали огромное!

Три четверти от танковой лавы были лёгкими танками и ’тройками’, оставшаяся часть была ’четвёрками’, судя по толстому огрызку пушки. Причём, почти все эти танки, которые условно можно назвать тяжёлыми, шли самыми первыми, прикрывая своей бронёй своих жестяных (утрируя, но где-то так и есть) собратьев. Последними катили бронемашины — колесные и гусеничные.

Если техники было много, то пехоты буквально легион. Их можно было сравнить с муравьями, вышедшими на защиту своего муравейника или отправившимися на захват чужого. Казалось, что можно закрыть глаза, направить ствол винтовки в сторону атакующего врага, выстрелить и попасть — такая плотность была у наступающих. С учётом тех цепей, что вышли на луг, одних солдат противник выставил больше тысячи.

Красноармейцы открыли ответный огонь, когда немцы пересекли километровый рубёж. Первыми выстрелили трофейные 37-милиметровые орудия. После того, как они стали артефактами, тысяча метров для их снарядов стали дистанцией эффективного огня. А уж сами заряды, которые выглядели какими-то игрушечными, размерами с гриф от гантели, могли посоперничать с теми ’чемоданами’, которые на нас только что швыряли немецкие стопятидесятимиллиметровые гаубицы. Правда, малая часть, всего пятнадцать к каждой пушке, но и этого немцам должно хватить.

А ещё у нас были миномёты. Небольшие пятидесятимиллиметровые, чуть выше колена, стреляющие максимум на шестьсот метров. Зато к каждому я зачаровал по десять мин, снабдив те огромным количеством рун. Каждая мина накрывала огненным облаком круг диаметром в тридцать метров. При этом температура в эпицентре была свыше двух тысяч градусов. Рубеж на расстоянии от четырёхсот метров до пятисот от окопов был заранее пристрелян сформированными расчётами к миномётам. Теперь осталось только подождать, когда на эту стометровку войдёт противник.

Первые выстрелы противотанкистов подожгли два немецких танка в первой линии и один в середине. Прикрытые амулетами отвода взгляда, защищенные магией расчёты трофейных пушек были неуязвимы и невидимы для врага. Один расчёт тридцатисемимиллиметровки нагло оборудовал себе позицию прямо на дороге, получив возможность обстреливать наступающих из самого удобного положения.