Чаща - Новик Наоми. Страница 70

Мы все — из долины. Мы родились в долине, в семьях, которые слишком глубоко вросли корнями в эти места, чтоб уехать, даже притом что у них могли отобрать дочь: они всю жизнь здесь прожили, их вспоила та же сила, что подпитывала и Чащу. Мне вдруг вспомнилась картина — то диковинное полотно на стене в моей комнате, с изображением Веретенки и всех ее тоненьких серебряных притоков, и исходящее от него странное притяжение, заставившее меня инстинктивно завесить картину-карту. Мы — канал. Дракон пользовался нами, чтобы зачерпнуть здешней силы, и держал каждую девушку в башне до тех пор, пока корни ее не пересыхали и канал не закрывался. И тогда она больше не ощущала связи с долиной. Она могла уехать — она и уезжала: подальше от Чащи, как поступил бы любой обыкновенный здравомыслящий человек.

Вот теперь мне еще сильнее захотелось потолковать с Сарканом и наорать на него; чтобы он стоял тут, передо мною, а я могла встряхнуть его за худые плечи. Вместо того я закричала на Алошу.

— Допустим, что нам вообще не следовало туда переселяться, но теперь-то уже слишком поздно, — доказывала я. — Чаща нас не выпустит, даже если бы мы и могли уехать. Чаща не хочет нас выгнать, она хочет нас пожрать. Она хочет пожрать всех и вся, чтобы никто и никогда не вернулся. Надо остановить ее, а не убегать.

— Одним «хочу» Чащу не победить, — вздохнула Алоша.

— Но отчего бы не попытаться, когда у нас есть шанс! — воскликнула я. — Мы уже уничтожили три сердце-древа, с помощью «Призывания» и очистительного заговора, мы сможем уничтожить еще. Если бы только король дал нам достаточно солдат, мы с Сарканом начали бы выжигать Чащу, оттесняя ее все дальше…

— О чем ты, дитя? — вмешался ошарашенный Балло. — Ты имеешь в виду «Призывание» Льюта? Никто не налагал этого заклинания вот уже пятьдесят лет…

— Ладно, — бросила Алоша, разглядывая меня из-под темных бровей. — Расскажи мне в точности, как именно вы уничтожали эти деревья, с самого начала и ничего не упуская: не стоило нам полагаться на версию Сольи.

Я сбивчиво принялась рассказывать, как мы налагали «Призывание» в первый раз, как поток слепящего света докатился до Каси, как Чаща хлестала ее и била, пытаясь удержать; не умолчала я и о тех последних страшных мгновениях, когда Касины пальцы, впившиеся мне в горло, разжимались один за другим, а я понимала: мне придется убить Касю ради нее же самой. Я поведала и про Ежи, и про нездешние глубины Чащи, явленные нашим глазам в свете «Призывания», — глубины, где заплутали эти двое.

На протяжении всего моего рассказа Балло пребывал в смятении, то упрямо все отрицая, а то начиная верить вопреки себе самому. Он то и дело робко ронял «Но я в жизни не слыхивал…» и «Нигде не говорится, что „Призывание“»… — но всякий раз Алоша властным жестом заставляла его умолкнуть.

— Что ж, — промолвила она, дождавшись окончания рассказа, — признаю, вы с Сарканом и впрямь кое-чего добились. Не такие уж вы и идиоты. — Алоша, все еще сжимая в руке кинжал, постукивала его кончиком по каменной столешнице — стук-стук-стук, — этак звонко, точно колокольчик позвякивал. — Но это не значит, что королеву стоило спасать. После двадцатилетних блужданий в том призрачном месте, которое вы видели, что, по-вашему, от нее осталось? На что вы рассчитывали?

— Мы — ни на что, — отозвалась я. — Саркан ни на что не рассчитывал. Но я была вынуждена…

— Потому что Марек пригрозил, что в противном случае казнит твою подругу, — докончила за меня Алоша. — Черт бы его побрал.

Я не считала, что чем-то обязана Мареку, но честно сказала:

— Будь это моя мать, я бы тоже перепробовала все средства.

— И повела бы себя как ребенок, а не как принц, — отрезала Алоша. — Уж эти мне Марек с Сольей. — Она обернулась к Балло. — Когда они сами вызвались съездить за девушкой, которую якобы вызволил Саркан, нам нужно было головой подумать. — Она мрачно обернулась ко мне. — Но я себя не помнила от тревоги при мысли о том, что Чаща спустя столько лет все-таки запустила в Саркана когти. Мне хотелось по-быстрому предать девицу смерти и притащить Саркана сюда, чтобы мы все его осмотрели как следует. И я по-прежнему не уверена, что оно не обернулось бы к лучшему.

— Кася порчей не затронута! — закричала я. — И королева тоже.

— Но это не значит, что Чаща не найдет способа использовать их в своих целях.

— Нельзя казнить человека только потому, что могут произойти какие-то ужасы, причем даже не по его вине, — возразила я.

— Алоша, я не могу не согласиться с нею, — вмешался Балло. — Когда уже было подтверждено и доказано на святых реликвиях, что эти двое чисты…

— Еще как можно, если тем самым мы убережем королевство от вторжения Чащи, — жестко заявила Алоша, возражая нам обоим. — Но это не значит, что мне так уж хочется их казнить, и уж тем более, — Алоша обернулась ко мне, — подтолкнуть тебя к какой-нибудь глупости. Я начинаю понимать, почему Саркан так много тебе позволял. — Она снова постучала острием кинжала по столу — и внезапно приняла решение. — Гидна, — объявила она.

Я заморгала. Я, конечно же, знала, что такое Гидна — смутно, в общих чертах: огромный портовый город на океане, далеко на севере. Оттуда привозят китовый жир и зеленое шерстяное сукно, а еще оттуда родом жена наследного принца.

— Это достаточно далеко от Чащи, а океан порче враждебен, — промолвила Алоша. — Если король отошлет их обеих туда, этого хватит. При графе есть ведьма, Белый Жаворонок. Запрем их под ее присмотром, и через десять лет — или если нам и впрямь удастся выжечь всю эту прогнившую Чащу — я перестану так беспокоиться на их счет.

Балло уже согласно закивал. Но — десять лет! Мне захотелось закричать во весь голос: нет, не надо! Неужто Касю у меня снова забирают?! Бросать десять лет на ветер с такой легкостью может разве что тот, кто живет на свете не первый век. Но я прикусила язык. Алоша отнюдь не глупа, и да, ее осторожность куда как уместна. Я покосилась на пропитанный порчей бестиарий на столе. Чаша расставляет нам ловушку за ловушкой, снова и снова. Она натравила химеру на Желтые Топи и белых волков на Дверник, пытаясь поймать Дракона. Она забрала Касю, чтобы приманить меня. А когда я сумела-таки отбить пленницу, Чаща попыталась воспользоваться Касей, чтобы распространить порчу на нас с Драконом. Когда же не сработало и это, Чаща оставила Касю в живых, чтобы еще раз заманить нас к себе в лапы. Мы и из той ловушки с боем вырвались — но что, если есть и другие, если Чаща измыслила способ снова обратить нашу победу в поражение?

Я не знала, что делать. Если я соглашусь, если поддержу Алошу — прислушается ли к ней король? А если я напишу Саркану и он ответит согласием? Я закусила губу. Алоша, невозмутимо изогнув бровь, глядела на меня в ожидании ответа. И тут двери Чаровницкой распахнулись. На пороге стоял Сокол: белая фигура в обрамлении темного проема: белоснежные одежды сияли в потоке света. Сощурившись, он оглядел нас троих — и изобразил очередную улыбочку.

— Вижу, вы тут все очень заняты, — небрежно обронил он. — А между тем происходит кое-что важное. Не изволите ли проследовать на суд?

Глава 21

За пределами укромной Чаровницкой шум многолюдного сборища растекался по пустым коридорам. Музыка смолкла, но море гулких голосов вдалеке ревело и расходилось волнами, все громче и громче по мере того, как мы вместе с Соколом приближались к парадной бальной зале. Лакей поспешно распахнул перед нами двери на лестницу, уводящую вниз, к танцевальному полу. Посол в белом камзоле восседал в кресле рядом с королевским троном на возвышении. По другую сторону от короля разместились принц Сигмунд с супругой. Король судорожно стискивал рукояти кресла в форме когтистых львиных лап; лицо его шло пятнами от гнева.

Прямо перед ним, посреди залы, Марек расчистил широкий круг, оттеснив целых шесть рядов потрясенных танцоров: все они с жадным любопытством ждали, что будет. Дамы в пышных юбках походили на разбросанные по кругу цветы. В центре круга стояла королева — с безжизненным лицом, в белой тюремной рубахе. Кася держалась за ее руку. Кася оглянулась, заметила меня, во взгляде ее отразилось облегчение, но протолкаться к ней я не могла. Толпа запрудила все лестницы и заполонила бельэтаж: зеваки аж через край перевешивались.