Враги вроде тебя (ЛП) - Мартин Анника. Страница 49
— Постой здесь и послушай, — шепчет он. — На входе я подниму шум.
На миг появляется желание схватить его и удержать. Утащить обратно на паромную станцию. Однако я лишь киваю, и он испаряется. Нежданчик для Ползина сразу с обеих сторон. Приличный план.
Проходит несколько минут, и Ползин замолкает, он вроде как что-то услышал. Доносится грохот.
«Уилл».
Вновь кручу ручку и на этот раз с легкостью распахиваю дверь.
В помещении будто бы пусто. На стойке полно кондитерских изделий. Деревянные столики и стулья, некоторые перевернуты.
Точно призрак, проскальзываю внутрь и бесшумно закрываю дверь. Тогда-то я и замечаю тело.
Мертвого Дмитрия возле дальнего коридора.
Кто его убил? Где Ползин? С кем он разговаривал?
Где-то за спиной раздается грохотанье. Лязг металла. Возможно, подносы, вешалки. Порываюсь пойти на звук, но меня останавливает робкий голос.
— Кристофер?
Я думал, что больше никогда не услышу этот голос. Не поверив своим ушам, оборачиваюсь.
Она в темном углу, полусидит, полулежит, прижимает руку к груди, белая кондитерская куртка залита кровью.
«Моя мать».
Сердце останавливается. Все останавливается.
— Мам?
Услышанное детское имя лишает дыхания, зато я наконец-то выхожу из ступора. Бросаюсь к ней и грохаюсь рядом на колени.
— Мам.
Ее глаза мокры от слез. Она шевелит губами. Но не выходит ни звука. В светлых волосах виднеются серебристые прядки.
Седым я представлял отца, ее — никогда.
Прижимаю ладонь к ее липкому лбу, к шее, где слабо и хаотично бьется пульс.
— Надо отвезти тебя в больницу. Идти сможешь?
— Ш-ш-ш, Кристофер, нет. — Дышит она как-то странно.
— Надо…
— Нет времени, — едва слышно шепчет она. — Здесь нет больниц.
Конечно. Это же остров.
— Тогда воздушным транспортом. — Моя трубка у Уилла. — Уилл! — кричу я.
Мой возглас вгоняет ее в панику.
— Ш-ш-ш. Просто выслушай, хорошо? — Она поднимает руку, видимо, хочет меня коснуться.
Исступленно хватаюсь за ее ладонь.
— Я думал, ты умерла…
— Знаю, — перебивает она. Голос такой тусклый. — Послушай… Кристофер… ты должен знать… я творила ужасные вещи. До встречи с твоим отцом… я была потеряна. Мой предел…
— Ничего страшного. — Пятно расползается по ее груди, куртка становится красной. — Нужно прижать, — говорю я, убираю ее руки и надавливаю. — Тебя еще куда-нибудь ранили?
Она качает головой и пытается оттолкнуть мою руку, но безрезультатно.
— Послушай, малыш, тебе нужно это услышать. Я была предателем… Меня называли Фениксом.
Цепенею. Отрываю взгляд от своих окровавленных рук на ее груди и смотрю в белое растерянное лицо.
— Ты?
На секунду она закрывает глаза, нежные веки на фоне бледной кожи кажутся пурпурными. Она вновь их распахивает, взор несказанно печален.
— Когда мы с твоим отцом познакомились, я была сама не своя. Рекрутировали меня молодой, меня переполняли горечь и ярость. Я не сомневалась, что до глубины души была средоточием зла… что меня нельзя было спасти… но он меня изменил…
— Мам… — Голос сипит.
— Твой отец… — Пауза. Похоже, она собирается с силами. — Он начал меня менять, но именно ты все довершил. Мне хотелось стать человеком, которым ты сможешь гордиться. Я начала перекраивать свою жизнь. — Она прерывисто вздыхает. — Я пыталась уничтожить следы нанесенного мной урона. Пыталась все делать правильно. Но все это меня же и настигло…
Чувствую, как кровь просачивается между пальцами, и понимаю, что моя попытка ее спасти ничтожна.
— Ничего, — выдавливаю из себя. — Я люблю тебя.
— Мне пришлось сдаться. — Она хватает ртом воздух, говорит быстрее, торопится все выложить. — Это был правильный выбор… единственный выбор. Мы все спланировали. Вы с отцом поселились бы в безопасном месте, а я донесла бы на саму себя. Я слишком любила вас обоих. Больше всего на свете… никогда в этом не сомневайся, малыш. Но до нас добрались… как раз перед тем, как он тебя вывез.
— Добрались? Ты имеешь в виду Хартум?
— Да. — Ее глаза наполняются слезами. И она шепчет: — Это из-за меня на него вышли. Это я его убила.
— Нет…
— Да, — яростно говорит она. — Не переубеждай. Он не стал бы.
Сердце будто растоптали.
«Отец».
В памяти вспыхивают все кошмарные мысли, с которыми я носился весь последний месяц.
— Он собирался привезти меня сюда? — шепчу я. — На остров Медлин?
Она кивает, взгляд свирепый.
«Единственный способ добраться до него зимой — на снегоходе. О нем знаем только мы. Секрет».
Господи, отец.
Она сжимает мою руку, хватка неожиданно сильная.
— Послушай, малыш… Арчи доверять нельзя. Он во всем этом замешан. Он… — Губы беззвучно движутся, глаза закрываются, и по ней прокатывается волна боли.
Мне и так ясно, что она хочет сказать.
«Гнездо».
Русский, американец и британец.
Ползин — это Сирин.
Моя мать — Феникс.
По телу пробегает холодок. Арчи — Гриффин.
— Арчи, — одеревенев, говорю я, не в силах в это поверить. До сих пор Арчи был единственным, в ком я был уверен. Единственной константой. — Давно ты об этом знаешь?
— Не очень, — выдыхает она. — С прошлого года. Я его выманила при помощи файла… и Сергея.
Подавляю одновременно и всхлип, и смех.
— Только ты.
Она улыбается, именно так, как улыбалась, когда я был ребенком. Лицо излучает любовь и потворство, взгляд выражает тепло и привязанность. Давненько на меня так не смотрели.
Она касается ладонью моего лица.
— Кристофер…
В это же мгновение позади нас раздается грохот. Обернувшись, подскакиваю на ноги. Мимо меня проносится Ползин, за ним гонится Уилл. Выражение лица у Уилла мрачное, и впервые с момента нашего знакомства Ползин до ужаса перепуган. Держу пистолет в руке и готов ввязаться в потасовку, но на то нет необходимости: Уилл справляется сам. Он цепляет Ползина и, протащив, швыряет в ближайшую стену, к горлу мужчины приставлен нож.
Ползин бормочет мольбы на русском, но Уилл их игнорирует.
— Ты их убил, — вопит он. — Перед смертью ты выслушаешь их имена.
Поворачиваюсь к матери, смутно улавливаю речь Уилла, перечисление имен.
Ее глаза закрыты, лицо бледное как мел.
— Мам… — Хлопаю ее по щеке, но глаз она не открывает. — Мам! — Позади меня по-прежнему говорит Уилл. Имена перемежаются с хлопками и стонами Ползина. — Уилл! — кричу я. — Она умирает. Помоги!
Уилл затихает. До меня долетают булькающий звук и стук тяжелого удара, а в следующий миг он уже рядом со мной. Даже не глядя, знаю: Ползин мертв, без зазрения совести убит. Он даже не выслушал имена, что Уилл хотел перечислить.
— Я звоню «девять-один-один», — вынимая мой телефон, говорит Уилл.
Мамины ресницы трепещут. Прикладывая явные усилия, она открывает глаза.
— Файл… — выдыхает она. — Он в старом маяке… под свесом крыши. С западной стороны… увидишь. Защити его, Кристофер. Не позволяй Арчи…
— Понимаю, — заверяю я, убираю со лба влажные от пота пряди серебристо-светлых волос.
Ее дыхание затихает.
— Не запоминай меня такой, малыш. Помни нас такими, какими мы были раньше.
— Мы с тобой и отцом на пляже в Бретани, — соглашаюсь я. — И дурацкий матрас в виде дельфина.
Я уже давно отпустил ее руку и придавливаю ей грудь. Она едва заметно содрогается от хриплого смеха, а у меня сжимается сердце. Немощной рукой она обхватывает мое запястье.
— Вы с отцом вернули меня к жизни… Прости, я все испортила.
Беспомощно гляжу на Уилла. Он с кем-то общается по телефону, взгляд потемнел. Он думает о том, о чем не могу думать я.
О чем не буду думать.
Поворачиваюсь к матери.
— Мам, я не могу снова тебя потерять, — говорю я. — Скажи, что мне сделать. Должно быть хоть что-то…
Она стискивает мою руку.
— Посмотри на себя, — выдыхает она. — Я за тобой наблюдала. За твоей карьерой. Боже, какие красивые картины! Мне очень жаль, что ты закрылся от мира, но это моя вина. Тебе не стоило… — Взор меняется, затуманивается. Интересно, она вообще меня видит?