Враги вроде тебя (ЛП) - Мартин Анника. Страница 6

Слова звучат как вежливая просьба, но нам обоим известно, что это команда, которой я повинуюсь и на коленях ползу к нему.

Мой спаситель пристально на меня смотрит.

Гляжу на него в ответ. Пульс ускоряется. У него гладкие ноги бесконечной длины. Он высокий и стройный, и сексуальный как никто другой, и охренеть какой сильный — я испытал на себе предел его возможностей, пока был прижат к стене.

Белое платье с высоким горлом по-умному задрапировано и маскирует плоскую грудь и мужское достоинство. Но сейчас оно задрано выше бедер, и скрывать уже нечего.

Добравшись, запрокидываю голову и смотрю на него. Поразительно. Черты его лица смягчаются.

— Сделай все убедительно, — шепчет он. — А потом... мы сможем отправиться домой и помириться как следует.

До меня доходит: он считает меня натуралом, и что происходящее должно быть для меня суровым испытанием. Я почти хохочу в голос. Опять-таки я понятия не имею, кто он такой, какие у него предпочтения. Правдоподобная женская роль ни хрена не значит.

По неясной причине эта мысль вселяет в меня еще больше решительности, и появляется желание сделать этот минет лучшим в его жизни.

Эй, ничто не сравнится с брошенным вызовом, да?

Утыкаюсь лицом в его промежность и трусь щеками о шелковые трусики. Он издает мягкое удивленное «у-у-уф!» и вздрагивает, но мгновение спустя берет себя в руки. Осторожно опускает руку мне на голову. В другой, я знаю, до сих пор держит «люгер».

Его аромат опьяняет. Нижнее белье пахнет чистотой. Еще есть другой запах, слабее и приземленнее — типично мужской. Издаю стон, зажимаю меж зубов краешек трусиков и пытаюсь стянуть их вниз.

Полминуты он наблюдает за моими мучениями, а потом помогает стащить ткань по бедрам. Секунду спустя он отбрасывает трусики в сторону и стоит передо мной обнаженный от талии и ниже, если не считать убийственных каблуков.

Господь всемогущий, он что, наколол меня на эти штуковины?

Член пульсирует. Я тяжело сглатываю. Меня не должно все это заводить — ни за что, никогда. Я люблю, чтоб мужчины были мужчинами. Тестостероновыми мужественными мачо. И обычно не я стою на коленях.

Я не из тех, кто подчиняется приказам. И совершенно точно не из тех, кому это нравится.

Только вот сейчас мне нравится.

Он такой великолепный. Его длинный член окружен порослью светлых кудряшек, по цвету чуть темнее, чем на голове. Остальные части тела без растительности и анатомически идеальны, как у греческой статуи. Каждая группа мышц прекрасна.

Секунду я восторженно на него глазею, во рту сухо как в пустыне. Пальцы так крепко переплетены за головой, что завтра наверняка появятся синяки.

Потом подаюсь вперед, приближаюсь ртом к его члену, принимаю его настолько глубоко, насколько способен, и наслаждаюсь жестокостью первого действия.

Он удивленно ворчит, и я тоже приглушенно ворчу.

По пути вверх прохожусь по нему языком, посасываю и ласкаю, и вновь как можно глубже его заглатываю. Головка упирается в заднюю стенку горла. Я повторяю снова и снова, втягиваю и облизываю. Здесь нет никакой элегантности. У меня текут слюни, пару раз даже брызжут во все стороны. Это акт поклонения — издаваемые мной чмокающие звуки тому подтверждение.

Боже, это не я.

Потом он хватает меня за волосы и задает желаемый ритм. А я могу думать лишь о том, что аппетитнее него никого в жизни не видел.

Никогда.

Напоминаю себе, что ему платит Ползин, а значит, он худший из худших. Здесь должен быть только бизнес. Я не должен получать удовольствие от того, что сосу член хладнокровного убийцы.

«Даже больше», — думается мне.

Мне нравится его уверенность, направляющая мою голову рука, явная убойная красота.

Открываю рот шире и делаю все возможное, чтоб не задеть его зубами. Сейчас он постанывает, напрягает руку, почти вырывает мне волосы. Он беспощадно трахает мой рот, врезается мне в горло. Использует меня.

Жаль, нельзя опустить руки, засунуть в штаны и обхватить свой отяжелевший член. Я обязан держать их на месте.

Я не знаком с этим парнем. Понятия не имею, что он может выкинуть, если нарушить его правила. Но я знаю, что у него в руке пистолет. А в коридоре ждет толпа охраны. Одна из составляющих выживания — знать, откуда можно выбраться, а откуда нельзя.

Не то чтоб я хочу выбраться. Танки «Шерман» и то не смогли бы сдвинуть меня с места.

Даю ему прочувствовать, как мой язык усердно скользит по нижней части его великолепного члена. Я даже дышать не могу. Не то чтоб мне было не насрать.

Вбираю его глубже, расслабляю горло, постанываю довольно громко и протяжно, чтоб он сумел ощутить, и отдаю ему все. Внушаю себе, что испытываемые мной сумасшедшие эмоции — благодарность и облегчение. Мужчина спас мою шкуру.

Чувствую, как его член еще немного набухает. Ему не нужно сообщать, что он кончает. Но он сообщает. Резким шепотом.

— Твою мать, — хрипло шепчет он, и через мгновение теплые струи выстреливают мне в рот.

Кончая, он говорит «твою мать». «Твою мать», а не что-то другое. Даже это эротично.

Рука все еще у меня в волосах. Он больше не тянет и не дергает меня за волосы, просто их держит. В его кулаке чувствуются эмоции. Слышу, как тяжело он дышит. Член становится мягче, но я не отстраняюсь.

Я как верный пес возле его ног. Сердце бешено колотится. Нужно, чтоб все было хорошо. Мне должно быть плевать, учитывая, каким он может оказаться парнем. Но мне не плевать.

Испарина на лбу остывает, а он просто стоит, его член до сих пор у меня во рту. Мой собственный до ужаса набухший член спрятан за слоями хлопка и шерсти.

— Твою мать, — повторяет он, сжимает и разжимает кулак. Член едва заметно пульсирует, и я знаю, что чувствительность у него будет повышенная. Я должен его отпустить. Все закончилось.

Начинаю отстраняться.

— Подожди! — шипит он, хватка напрягается. Потом мягче: — Подожди.

Жду. Он смотрит на меня сверху вниз, опускает руку на затылок. Золотистые глаза разглядывают меня и выглядят немного печальными.

Неужели он не меньше меня сбит с толку происходящим?

Удерживая его взгляд, опускаю руки — единственное находившееся под запретом действие. Да, теперь я это делаю, а он меня не останавливает.

Наблюдая за ним, одной рукой обнимаю его за бедра, придерживаю член другой и отстраняюсь как можно осторожнее.

Из-за ощущений, а, может, из-за разлуки он резко втягивает воздух.

Не могу удержаться и скольжу руками по его бедрам, по гладкой коже цвета слоновой кости. Говорю себе, что я всего лишь играю роль. Отвергнутого любовника, который не может забыть. Который не может отпустить.

Хватка в моих волосах ослабевает. Он нежно и ласково поглаживает меня ладонью. Может, он внушает себе то же самое про разыгрываемую роль? Часть меня жаждет навсегда остаться на коленях. Тяжело дышать возле его ног, отдавать ему все.

Разрываю зрительный контакт, опускаю голову и рукавом пиджака вытираю рот. Смотрю вверх: он весело улыбается.

— Ты же в курсе, что этот пиджак от «Диор» до неприличия дорогой, — говорит он.

— Никогда не гонялся за лейблами, милый. — Чувствую себя на подъеме. Полоумный. — Ты ж меня знаешь.

Что-то мерцает в его глазах, а я исступленно соображаю: «Он действительно меня знает». Не снаружи, а внутри. Там, где по-настоящему важно.

«Какая прелесть», — мрачно думаю я. Ни в коем случае. Я одиночка. Всегда был, всегда буду. Мне нравится секс, похожий на гранату: простой, быстрый и бешеный. На один раз.

И с этой мыслью в подсознании всплывает мое задание. Ползин давно испарился. Я попытался его убить и провалился. Ничтожно. С треском.

За дверью стояли охранники и слушали — вероятно, и наблюдали — как я отсасывал парню, который, вполне вероятно, является причиной того, что один из самых отвратительных отморозков в мире никогда не привлекался к ответственности.