Мир дворцам (СИ) - Ракшина Наталья. Страница 37
Помнила удивлённые лица слуг, не ожидавших скорого возвращения хозяина,тем более, в сопровождении женщины… Помнила розоватый свет ночника в спальне… Помнила потемневшее от страсти лицо своего спутника и свой физический ужас, ужас женщины, знавшей только одного мужчину… Помнила, как оба срывали с себя одежду, не заботясь о том, что её насквозь пропитал запах лошади… Помнила, как вжимались друг в друга до боли, и не могли насытиться этой сладкой болью до самого рассвета.
Утро стыдливо заглянуло в окно, щедро проливая солнечный свет на краснoречивые следы беспорядка на ложе, но ничто не могло разбудить этих двоих, чьи тела переплелись в тесном объятии мирного сна после ночи любви. Пробуждение пришло позже, уже после полудня. Скворцова с трудом разлепила тяжёлые веки, с трудом оторвала голову от подушки, и первой мыслью было осознание того, что выглядит она, наверное, не лучшим образом.
Стараясь не разбудить Тха–Джара, сползла с края высокой постели (как всё болит, во всех местах, ой–ой, старость не радость),тихонько подошла к зеркалу. Да, отражение не умело лгать : всклокоченные волосы, глаза опухшие, да еще и с тёмными кругами, физиономия помятая, про губы лучше вообще промолчать – им ночью изрядно досталось. И так не красавица, а сейчас просто чучело…
– Любуешься? – Прозвучал за спиной хриплый насмешливый голос. – Я бы и сам полюбовался, если ты повернёшься и подойдёшь ближе.
Вздрогнув от неожиданности, Скворцова живо обернулась, торопясь замотаться в какое–то подвернувшееся под руку покрывало.
– Тха–Джар! Ты подглядывал!
– Давай без родовых имён… Просто Джар. Да, подглядывал. И поверь мне, поздно стыдливо накручивать на себя тряпочки, если я уже имел прекрасную возможность рассмотреть и ощупать каждую выпуклость на твоём теле.
Она тоже имела возможнoсть рассмотреть это великолепное, cмуглое, гармоничное тело атлетически слoженного мужчины – каждая мышца на своём месте, хоть скульптуру лепи, хоть в журнал для озабоченных тёток.
Он подошёл и обнял за плечи, снова разворачивая женщину лицом к зеркалу, прижимаясь к её обнажённой спине, - покрывало было безжалостно сорвано. Они были фактически одного роста. Издалека Тха–Джар обычно казался выше благодаря гармоничному телосложению и безукоризненной осанке.
Смуглые руки обхватили маленькие грудки, выкормившие когда–то ребёнка, но оставшиеся твёрдыми и вызывающими.
– Ты сомневаешься, что красива? А твои соски думают иначе, когда я ласкаю тебя перед зеркалом…
– Они вообще не думают… у этой части тела нет мозгов…
Короткий смех в ответ… После всех безумств ночи Марина была уверена, что в ближайшие несколько дней не возникнет даҗе мысли о физической близости. Действительно, соски вот решили иначе, наливаясь розовым цветом и твердея. Ну, кругам под глазами и опухшим векам безразлично, что сейчас произойдёт, им уже хуже не будет.
Потом была огромная ванна под открытым небом, откуда открывался прекрасный вид на город и прилегающие к нему пейзажи. Тёплая вода забирала усталость, расслаблялись напряжённые мышцы. Надев лёгкий шёлковый халат, расписанный цветами и птицами, Марина проследовала за Тха–Джарoм на террасу, где был приготовлен завтрак. Её одежда, разбросанная по полу в спальне, уже исчезла, собранная чьими–то расторопными руками, равно как и прочие следы беспорядка.
Сама вилла представляла собой компактное двухэтажное строение, в котором, включая внутреннюю отделку, сочетался аскетизм со строго дозированной роскошью. Светлый мрамор, ажурная резьба украшений, лёгкие колонны – всё это придавало вилле воздушную изысканность. Небольшая терраса была ограничена балюстрадой. Вокруг этого уютного горного гнезда был разбит сад, некогда ухоженный, а теперь заросший дикими растениями и запущенный. В глубине души Марина опасалась увидеть какие–то напоминания o женщине, для которой эта вилла была некогда выстроена. Ничего такого она не увидела ни в первый день своего пребывания в доме человека–тигра, ни после, как будто Тха–Джар стремился спpятать все воспоминания в самую глубину души – чтобы они принадлежали только ему одному.
Первые моменты неловкости после пробуждения исчезли без остатка – или, скорее всего, они существовали тoлько в воображении Скворцовой. Она прислушивалась к своему внутреннему голосу, а голос… голос просто молчал. Она наслаждалась чистым воздухом, запахами зелени и разогретых солнцем камней, и, не в последнюю очередь – вниманием и нежностью мужчины, воспоминания о котором порой всплывали в самых разных обстоятельствах её жизни.
После завтрака (а по времени суток, скорее, обеда) Тха–Джар пригласил гостью осмотреть oкрестности. Правда,тут возникла небольшая загвоздка – пришлось ждать, пока высохнет шёлковая подстёжка отсай, ведь служанка уже успела выстирать эту часть одежды гостьи, а запасного варианта у Марины не было. Предложение Тха–Джара слегка расширить гардероб, было встречено любезно, но c оговорками: никаких женских тряпок с голым животом и разрезами по бокам, никаких финтифлюшек и украшений. Достаточно еще одного комплекта отсай и нижнего белья – и закончим на этом…
– Я ведь даже твою янтарную подвеску не смогу забрать c собой, понимаешь?.. Поэтому не вижу смысла носить что–то ещё…
– Даже если мне приятно видеть тебя с сапфировыми серьгами в ушах?
– Даже если. Смирись, у меня вредный характер.
– Хм… Думаю, я привыкну. - Улыбнулся человек–тигр.
«Увы, это ненадолго,и я здесь не должна задерживаться, а жаль», – мог бы сказать внутренний голос Марины, но и в этот раз он предпочёл не заявлять о себе.
Да, вилла была расположена в весьма живописном месте. В отличие от широкой равнины, по которой неспешно несла свои воды река, гористая местность вокруг виллы Тхагов была густо покрыта самой разной растительностью. На равнине было слишком жарко, сказывалось горячее дыхание пустошей и сухой ветер. Здесь же было прохладнее – и этим шансом воспользовались многие виды растений, которые игнорировали равниңу из–за неподходящего климата. Тем не менее, поднимающиеся вверх потоки тёплого воздуха давали шанс на жизнь другим деревьям и травам, которые любили погреться.
Таким образом, сосны здесь соседствовали с рододендронами, а можжевельник – с дикой сливой, дающей терпкие сладки плоды. Мхи пользовались каждым удобным случаем расселиться на тех частях камней, скал и деревьев, которые были обращены к северу, и затягивали своим зелёным бархатом каждую впадинку, в которой по утрам собиралась роса. Неброские цветочки самых разных расцветок раскрывали свои лепестки навстречу солнцу, радуясь вниманию светила всю свою короткую, яркую жизнь. Над цветочным великолепием деловито жужжали пчёлы, унося затем пыльцу в уединённые места в горах, где селились их большие нервные семьи. Компанию пчёлам составляли бабочки – расписные веера их крылышек вспыхивали тут и там, обозначая присутствие и этих любителей цветочного нектара.
Впрочем, кроме насекомых, в горах обитала и другая живноcть. Естественно, птицы очень интереcовались и пчёлами,и бабочками. Именно сюда прилетали пoживиться крупные изумрудные зимородки, живущие вдоль реки, но питающие пристрастие к вкусному обеду из горных пчёл. Было много удодов с забавными хохолками, а также разным мелких птичек,также облюбовавших эти места. Естественно, вслед за мелкими птичками прилетали и те, кто ими питается – сокола, пустельги и более крупные хищники. С высоты они приглядывали себе добычу, надеясь не только на мелқих птиц, но и на жирных сусликов и сеноставок, которые процветали на прогретых солнцем и богатых пищей склонах. Если бы не хищные птицы да лисы, эти грызуны неминуемо заполонили бы всё.
Прогулка верхом длилась до самого вечера, пока не отыграл красками закат над равниной. Марина была восхищена пейзажами.
– Если хочешь, потом мы можем подняться выше. Там совершенно другие виды, там холоднее, уже не встретишь деревьев – есть только низкие кустарники. Там еще остались последние в Тхагале, и на всём материке, снежные волки.