Ад-184 (Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают) - Авторов Коллектив. Страница 10
Как и на брянском направлении, немецкие прорывы на Вязьму осуществлялись после сильнейшей обработки советской обороны авиацией. Германские самолеты действовали большими группами, нанося массированные удары. Только 4 октября соединения 8-го авиакорпуса произвели 152 самолето-вылета пикировщиков и 259 рейдов бомбардировщиков в треугольнике Белый — Сычевка — Вязьма. Сухая и теплая погода благоприятствовала продвижению войск и обеспечивала непрерывную поддержку авиации.
В первые дни наступления число советских военнопленных, захваченных немецкими частями, было еще не так велико, но некоторые генералы могли уже «похвастаться» своими успехами. Так, 3 сентября командующий 4-й армией фельдмаршал фон Клюге докладывал в штаб группы, что корпус под командованием генерала Гейера (9-й армейский корпус), находящийся в 4 км от Ельни, захватил уже 2500 пленных. «…(Пленные) в один голос показывали, что им дан приказ безусловно держаться…» [38].
4 октября арьергарды — советские соединения 30-й и 19-й армии — натолкнулись восточнее р. Вопь, в районе Боголюбова, на передовые части 28-й пехотной дивизии вермахта. Разыгрался ожесточенный бой. Немцы подтянули сюда дополнительно дивизии 8-го армейского корпуса и вышли к верхнему течению р. Днепр (в районе Павлово). Продвижение к Вязьме немецких колонн продолжалось [39]. В документах советского командования указывалось, что на этом участке фронта германские солдаты часто шли в атаку пьяными. Они бежали вперед в полный рост, несмотря на ожесточенный пулеметный и ружейный огонь с советской стороны. В результате только одна только 110-я немецкая пехотная дивизия понесла за несколько дней боев потери до 4 тыс. чел. убитыми и ранеными [40].
На Днепре части Красной армии имели хорошо подготовленную систему обороны. Однако сильного сопротивления войскам вермахта они оказать не сумели. Командующий Резервным фронтом Буденный был занят прежде всего локализацией прорыва на юхновском направлении и не обращал должного внимания на положение в полосе 31-й и 32-й армий. В то же время командование 32-й советской армии не знало о положении войск на подступах к Днепру. О занятии противником 3 октября Холм-Жирковского в 32-й и 31-й армиях узнали только на следующий день [41]. Следствием неразберихи в управлении стало и то, что немцам оставили неповрежденными переправы, через которые могли пройти танки. Моторизованные корпуса 3-й танковой группы вермахта, наступавшие севернее армейских корпусов 9-й армии, быстро преодолевали днепровский рубеж и докладывали о советских колоннах, двигающихся по лесным дорогам на восток [42].
К исходу 4 октября острие танкового клина генерала Г. Гота (3-я танковая группа) находилось уже в 60, а Э. Гепнера (4-я танковая группа) — в 70 км от Вязьмы. Советские войска, удерживавшие позиции между флангами участков прорыва, были удалены от города на 100–110 км. На просьбу командующего Западным фронтом разрешить отход к Ржевско-Вяземскому рубежу Верховный Главнокомандующий Сталин не ответил [43]. Когда же Конев попросил разрешения отвести свои войска на линию Гжатска у начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова, последний лишь ответил, что доложит об этом Ставке. Но решения Ставки в этот день не последовало [44]. То, что советские войска продолжали удерживать фронт по обеим сторонам шоссе Смоленск — Москва, было выгодно германскому командованию. Оно теперь ожидало, что в окружение попадет около 70 крупных соединений в районах Брянск и Вязьма [45].
5 сентября 1941 г. ОКХ отметило, что на четвертый день наступления противник все еще не начал отвод своих главных сил, а отход на отдельных участках фронта (9-й и 4-й армий) «…обусловлен различной боеспособностью соединений противника и по-разному складывающейся боевой обстановкой». В донесениях от передовых немецких частей появились сведения, что сила сопротивления противника стала слабее, чем раньше [46].
Что знали тогда в Москве о складывающейся под Вязьмой ситуации и почему так долго не реагировали на тревожные сигналы с фронта? Как уже отмечалось, в первые дни октября 1941 г. основное внимание Ставки ВГК было приковано к брянскому направлению. Относительно боев на вяземском участке ясности не было. В Кремле, очевидно, просто не могли поверить, что немцы смогут так быстро продвинуться в полосе Западного и Резервного фронтов. Во многом поэтому данные нашей авиации о германских колоннах техники уже в глубоком советском тылу воспринимались как дезинформация. Откуда здесь могут быть немцы? Добытые с риском для жизни достоверные сведения о местоположении противника, как отмечал бывший командующий истребительной авиацией ПВО Н. А. Сбытов, могли вызвать гнев начальства и даже стать основанием для ареста. Вот что он вспоминал:
«5 октября на рассвете разведчики доносят: по Варшавскому шоссе, примерно в 50 км от города (очевидно, Юхнова. — М. М.), безусловно в нашем тылу, двумя колоннами идут немецкие танки и пехота. Информация исключительно важная, поэтому нуждается в тщательной проверке… Посылаю перепроверить (майора Карпенко). Прилетает назад, докладывает: „Товарищ командующий, точно, идут немецкие танки, очень много". Потом оказалось… целый немецкий корпус практически без боя спокойно движется на Москву. А у нас никаких резервов нет. Только строительные батальоны…»
Далее Сбытов говорит о том, что доложил о немцах начальнику тыла РККА генералу Телегину, так как генерал Артемьев (командующий войсками Московского военного округа) был в Туле, и тогда в срочном порядке было принято решение о подъеме и переброске к фронту курсантов, в том числе подольских военных училищ. Руководство ПВО Москвы принялось собирать в кулак всю имевшуюся под рукой штурмовую авиацию, стягивать резервы, откуда только можно. Это было в 7 утра, а к 12 часам Сбытова вызвали к заместителю наркома НКВД, начальнику Управления особых отделов НКВД В. С. Абакумову. «В это время, — продолжает он, — авиагруппа уже готовилась нанести удар по немецкой танковой колонне. Вдруг звонок. Абакумов приглашает меня к себе. Приезжаю на Лубянку… В кабинете Абакумова уже Меркулов, заместитель Берии, и еще начальник контрразведки штаба ВВС на меня из угла косится. Абакумов сразу же:
— Откуда вы взяли, что немецкие танки идут по Варшавскому шоссе и уже чуть ли не под Юхновом?.. На каком, собственно, основании вы проводите разведку дорог в нашем тылу, а не в немецком? А может, для того, чтобы панику в Москве устроить? — и все в таком же духе. — Сейчас, говорит, проверим! Вызвать сюда Климова, командира 6-го авиакорпуса!».
Сбытов долго доказывал правдивость сведений о немецких танках и лишь спустя несколько часов был отпущен к себе в штаб. К тому времени стало темнеть, и время для авиационного удара по врагу было упущено. В то время он еще не знал, что, пока его допрашивал Абакумов, в Кремле шло заседание Государственного комитета обороны (ГКО). Утром же 6 октября ему позвонил начальник штаба ВВС и сообщил: «ГКО на своем заседании твои действия одобрил! Это, безусловно, немцы идут. Немедленно собери все силы, которые только можно собрать, и бей!».
Советская авиация приступила к бомбежке немецких танковых колонн, враг вынужден был приостановить свое движение вперед. Хотя Сбытов и делает оговорку, что к тому времени немцы пошли осторожнее, так как заподозрили что-то неладное. А после ударов с воздуха рассредоточились с главной дороги. Кроме того, захватив Юхнов, они развернули главные силы в направлении Вязьмы с целью окружения советских армий 19, 20, 24, 32-й Западного и Резервного фронтов.