Ад-184 (Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают) - Авторов Коллектив. Страница 22
Весь оккупационный период в вяземском лагере «Дулаг-184», несмотря на его транзитный профиль, находились одновременно десятки тысяч пленных, обреченных на гибель. Погибших хоронили здесь же, во рвах, в непосредственной близости от места их содержания.
Контингент лагеря не переставая пополнялся советскими воинами, попавшими в плен в ходе тяжелых боевых действий под Вязьмой, Ржевом и Сычевкой, на ближних подступах к Москве. В Списках значатся имена окруженцев Вяземского котла, воинов 33-й армии М. Г. Ефремова, кавалерийских частей П. А. Белова, десантников, плененных в ходе Ржевско-Вяземской оборонительной операции 1942 г., партизан и подпольщиков. Приведены имена группы воинов-панфиловцев, захваченных в плен еще в период тяжелых кровопролитных оборонительных боев на территории Московской области, — бойцов 1075 сп, 1973 сп, 1077 сп 316-й сд (I форм.).
«Дулаг-184» и другие транзитные лагеря Вязьмы
По свидетельствам бывших узников лагеря и старожилов
В книге вяземского историка профессора Д. Е. Комарова «Великая Отечественная война на вяземской земле» названы имена немецкого руководства лагеря — комендантом «Дулага-184» являлся старший унтер-офицер Раутенберг. Охраной лагеря командовал унтер-офицер Зифрит, начальником жандармерии г. Вязьмы был капитан Шульц. С апреля 1942 г. начальником управления лагеря являлся Хайтман. Управление находилось на Московской (Ленина) улице. Вяземский лагерь для гражданского населения располагался по адресу г. Вязьма, ул. 25 Октября, участок строительства, 193/1 (так в документе) [92].
Никто не вел в лагере учетные списки десятков тысяч людей. Однако военнопленным, которых оставляли в лагере на более длительный срок для использования на различных работах, как в самом лагере, так и за его пределами (например, на ремонте или прокладке дорог), выдавались опознавательные жетоны с номерами. По воспоминаниям бывшего военнопленного П. А. Мошарева, «в Вязьме на шею надели веревки с железными жетонами из двух частей, которые, в случае смерти, переламывались, и одна часть хоронилась вместе с умершими (а их было много). Фамилий, имен никто не спрашивал». На жетоне П. А. Мошарева был выбит номер 1650 [93]. По другим свидетельствам, некоторым узникам давали прямоугольные бирки желтого цвета, которые прикреплялись к одежде. При этом имена и фамилии людей не записывались [94].
Чудом дошли до нас лишь составленные советскими пленными врачами Списки 5430 военнопленных и мирных граждан, умерших в так называемых лазаретах № 1, № 2 и № 3 за неполные семь месяцев 1942 г. — январь, февраль, март, июль, август, сентябрь, октябрь. Сведений о погибших («Дулаг-230», «Дулаг-231») в октябре и ноябре 1941 г., когда через немецкие лагеря военнопленных прошли десятки тысяч советских солдат и офицеров, оказавшихся в вяземском окружении, а также за декабрь 1941 г., пять месяцев 1942 г. и за январь, февраль и первую часть марта 1943 г. нет никаких.
По «Дулагу-230» есть некоторые сведения в ОВД «Мемориал»: места пленения наших солдат в основном — Вязьма (10.1941), Ржев, Белый, Калинин, Демидово [95].
О центральном лагере «Дулаг-184» сохранились воспоминания бывших узников, как о самом жутком месте пребывания в Вязьме военнопленных, в котором не было возможности выжить. Как и все немецкие лагеря, «Дулаг-184» сознательно работал на уничтожение военнопленных и мирных жителей, что являлось частью войны на уничтожение Советского Союза, России. В лагере были созданы невыносимые условия для существования людей.
Узники гибли от незалеченных ран и контузий, жуткого холода, тотального голода, эпидемических болезней, пыток и истязаний, непосильного изнурительного труда. В вяземском лагере бушевали смертельные болезни: сыпной и брюшной тиф, дизентерия, туберкулез, холера, желудочно-кишечные заболевания и т. д.
«Нас буквально загнали во двор вновь построенного завода (кажется, это был военный завод). Двор был огорожен высокой каменной стеной, похожей на тюремную. С одной стороны к забору примыкало пятиэтажное здание, построенное перед самой войной. Наружные строительные работы были сделаны все, а внутренние не начинались. Окна были не застеклены. В этот двор загнали 25–30 тысяч советских военнопленных, в том числе и более 200 раненых, которых мы разместили в подвальном помещении здания. Впоследствии пошли дожди, и все мы, пленные, вынуждены были мокнуть под дождем во дворе, превращаясь в грязно-серую массу людей. На ночь пленных немцы загоняли в здание. А так как здание не могло вместить всех, то немцы, заталкивая пленных в здание, крайних стали избивать дубинками, затем открыли стрельбу из автоматов сначала поверх голов, а после и по головам. Так мы узнали, каков он, немецкий „порядок". Все мы, пленные, были лишены возможности сидеть в здании из-за тесноты. Стояли на ногах до утра».
«…Наступил пятый день, как мы находимся в вяземском лагере военнопленных, и шестой день без пищи и воды. Силы у меня на исходе» (из воспоминаний бывшего узника «Дулага-184» А. М. Петербурцева) [96].
«В Вязьме были жуткие условия, период неописуемых страданий, голод, холод, издевательство, массовые заболевания среди военнопленных и огромная смертность. Ежедневно хоронили по 200–250 человек. Первые дни мы не получали абсолютно никакого питания. Питались буквально, что попадется, даже воды не давали, пили из помойных ям. В Вязьме в тот момент было больше 25 тысяч наших пленных. Помнится большое количество наших ополченцев. Встретил тов. Каноновича, командира 1-го батальона 37-го сп, связного командира нашего полка Веселова с завода „Калибр “»… (из воспоминаний И. А. Ивина, бойца 13-й Ростокинской ополченческой дивизии, октябрь 1941 г.) [97].
«Когда я под конвоем прибыл (в марте 1942 г.) в центральный лагерь военнопленных, передо мною открылась страшная картина. Я увидел живых мертвецов. Это были живые скелеты, обтянутые кожей. Жить некоторым оставалось не больше двух дней. За зиму на свалке у стены образовались целые штабеля мертвых тел… Вся территория лагеря огорожена и обтянута колючей проволокой, кругом сторожевые вышки, на которых установлены пулеметы. Ворота охраняются большой группой немецких солдат с собаками, все входящие и выходящие из лагеря проверялись» (из воспоминаний бывшего узника А. П. Тетцова) [98].
«Это была территория, обнесенная в два ряда колючей проволокой, где стояла кирпичная коробка без окон, без дверей и крыши, ранее предназначавшаяся для военного завода. Внутри этой коробки были размещены 2- и 3-ярусные деревянные нары. Сквозняки гуляли по всем уголкам здания. Нары были сырые, местами покрыты плесенью, образовавшейся после дождей. В лагере свирепствовали тиф, голод и холод» (из воспоминаний бывшего узника Б. Г. Маковейчука). [99]
«Между двух недостроенных и теперь полуразрушенных заводских корпусов высилась кирпичная труба. Я присел около нее, закурил, стал рассматривать территорию лагеря. Он был обнесен высоким забором из колючей проволоки. Вдоль забора и по углам были расставлены деревянные вышки. На них топчутся часовые. Неподалеку от железных ворот казармы немецких солдат. Кроме развалин кирпичных зданий, кое-как приспособленных узниками под жилье, виднелось несколько низких бараков. В дальнем конце лагеря был пустырь, заросший бурьяном» [100]«Оказавшись за колючим забором, я с облегчением вздохнул. Всего полтора суток я пробыл в этом проклятом застенке, а насмотрелся такого, чего не видел за всю жизнь. На моих глазах падали замертво обессиленные люди. За время моего пребывания в лагере умерло от голода, болезней и побоев более двадцати человек. Сердце сжималось от боли, когда я видел оборванных, истощенных до последней возможности заключенных, потерявших человеческий облик. Уставив тупой взор в небо, они лежали под стенами зданий, покорившись своей участи» (из воспоминаний Вяземского подпольщика В. И. Ляпина) [101].