Как три мушкетëра - Бушков Александр Александрович. Страница 14

– Была такая старая песня, – сказал Жора. – О чем задумался, детина?

– Да вот думаю, как мне из этой истории выкарабкиваться, – сказал Мазур.

– Кирюш, ты мне нравишься, честное греческое слово! – сказал Жора. – Не такой уж ты, видать, оторванный от жизни кабинетный интеллигент, какими вас в кинокомедиях показывают. Права не качаешь, не дуришь, лежишь, как лялечка, и думаешь о сложностях жизни...

– А что тут права качать, – угрюмо отозвался Мазур. – Коли уж, как в песенке поется, не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз...

– Ну, такова селяви, – где-то даже и философски прокомментировал Жора. – Эти бабы столько народу спалили, и сколько еще спалят... Вот и ты влетел. Погляди на Алинку – ну вылитая тебе Анжелика, которая маркиза ангелов. А вон что вытворяет...

Мазур посмотрел на Алинку, очень надеясь, что она прочитает в его взгляде немой укор. Если и прочитала, раскаяния не проявила ни чуточки – только показала ему язык.

– Ну что, кот ученый, вставай да одевайся, – сказал Жора. – Я тут рядом обитаю, там и потолкуем...

Мазур встал и неторопливо принялся одеваться. Все это время Жора спокойно сидел тут же, в кресле, в двух шагах, и Мазур моментально определил, что рекомый грек нападения с его стороны не опасается нисколечко – хотя Мазур за это время раз десять мог его вырубить, а то и сделать что похуже.

– Фонарь-то болит? – участливо спросил Мазур, проходя мимо Алины.

На сей раз она вздернула подбородок и отвернулась. Жалеть эту стервочку нисколечко не стоило: наверняка и за фонарь, и за все прочее денежка ей упала приличная.

Они вышли на площадку, и Мазур вопросительно приостановился.

– А вот она, моя избушка, – сказал Жора, доставая ключи и направляясь к соседней двери. – Заходи, будь, как дома, но не забывай, что в гостях. Квартира у меня в другом месте, а это так, блатхата, девок водить и с нужными людьми разговоры разговаривать...

Действительно, большая однокомнатная квартира не производила впечатления жилой: большой разложенный диван, пара кресел у низкого столика, телевизор на тонких ножках, магнитофон на полочке да какой-то высокий ящик из темного полированного дерева.

– Кидай кости, – сказал Жора, распахивая дверцы. – Узнаешь?

Внутри теснились разномастные бутылки, три стенки были зеркальными, приумножавшими импортные алкогольные сокровища – но, в общем бар как бар, и совершенно непонятно, почему Мазур должен его узнать с первого взгляда.

– Не узнаю что-то, – сказал он.

– Интеллигенция! – фыркнул Жора, извлекая бутылку и широкие коньячные бокалы. – Ивана Васильевича, который меняет профессию, смотрел?

– Было дело.

– В точности такой, тютелька в тютельку. Я у киномеханика купил пару кадров, он мне в два счета точную копию смастрячил.

– А что ж царские палаты себе так же не смастрячил? – усмехнулся Мазур.

– Это мне пока не по полету, – совершенно серьезно ответил Жора. – Вот один большой босс у себя на усадебке, и точно, сделал копию палат – ну, не целиком, одну только. Да садись, чего стоишь? Я пока закуси поищу, у меня тут по-холостяцки. Бывают такие телки, что пытаются зацепиться – готовить начинают, прибираться, только пошли они нафиг – коготок запустит, потом не отделаешься, кроме как по шее и с матом на лестнице... Сам женатый?

– Да нет.

– Один живешь?

– Ну, не всегда... – сказал Мазур чистую правду.

– Тогда и сам таких телок насмотрелся, а?

– Да уж, бывало... – сказал Мазур.

Жора держался чуть ли не дружелюбно, без тени превосходства или агрессии. Было в этом что-то профессиональное – человек исправно выполнял порученную ему кем-то работу. Именно кем-то – сам Жора как-то не тянул на человека особо серьезного. Хотя, нужно признать, теперь он казался Мазуру гораздо умнее, чем при первых встречах. И это вновь заставляло вспомнить о некоторых несообразностях, которые в первую очередь стоило обсудить с Лавриком...

Жора чем-то гремел и позвякивал в маленькой кухоньке. Мазур закурил, не без интереса посмотрел на сцену: над диваном висели три черно-белых фотографии чуть ли не в половину человеческого роста, обнаженные девушки, в одной из которых моментально узнавалась Алина. Не нужно быть искусствоведом, чтобы сообразить: ни тени порнографии, здоровая эротика, красивые позы, умело выставлен свет, грамотно взят ракурс.

Вернулся Жора, со звоном сгрузил на стол несколько тарелочек:

– Чем богаты... Коньяк греческий, «Метакса», настоящий, не какая-нибудь паленка.

– В Греции все есть? – усмехнулся Мазур.

– Уж это точно, – серьезно ответил Жора, явно не усмотрев литературных аллюзии. – Ну, Кирюш, вздрогнули за успех предприятия?

– Вздрогнули, – сказал Мазур. – Я смотрю, Алина у тебя и по этому делу?

– Да она по любому делу, где деньгами пахнет... – Жора хохотнул. – Видели бы папаня с маманей... Что, нравятся фотки?

– С душой сделано, – сказал Мазур.

– То-то. Это тебе не та лабуда, которой немые – якобы – по поездам торгуют. Есть у нас тут один мастер. Только работать приходится с оглядочкой: шаг вправо, шаг влево – и изготовление порнографии пришьют. Хорошо, есть кому отмазывать... Ну что, Кирюш, о делах?

– Давай о делах, – сказал Мазур.

– Положение свое оценил?

– Оценил, – сказал Мазур. – Хреновое, надо сказать, положение. Так что говори сразу: во сколько мне обойдется из этого положения незапятнанным выскользнуть. Только учти: я хоть и в загранку хожу, но уж никак не миллионер... Давай в разумных пределах.

Жора уставился на него, полное впечатление, оторопело, словно услышал фразу на незнакомом языке. Потом расхохотался – искренне, весело:

– Ах, во-от за кого ты меня принял... Недобор, Кирюш. Две десятки или там три шестерки... Мы по этой части не работаем – тут делянка для мелких сявок. А мы посерьезнее будем... Короче, есть босс. Большой босс.

– В законе?

– Опять мимо, Кирюш. Или кино насмотрелся? Эти, в законе, – совсем другая человеческая категория и разновидность. И бизнесы у нас с ними разные. Они отымают, а мы делаем.

– Это как?

– Слушай сюда, – серьезно сказал Жора, вмиг сбросив с лица веселость и балагурство, как маску. – Ты уже показал, что парень ты не дурак. Вот и дальше держись по-умному. Никаких таких страшных Тайн я тебе выдавать не буду – с чего бы вдруг? – но и мелочи, знаешь ли, для болтунов плохо кончаются. Ты здесь человек совершенно чужой, а моря вокруг столько, что «Титаник» какой-нибудь в два счета на дно булькнет, и никто не заметит. Что ж там про тебя говорить...

Он чуточку демонстративно извлек ТТ и положил его на столик – правда, дулом в сторону от Мазура, но с видом крайне многозначительным. Вот сейчас, с таким лицом, он и впрямь был опасен.

– Да все я понял, – сказал Мазур. – Что зря стращать? Значит, как я понял, денег ты с меня требовать не собираешься...

– Правильно понял. Денег я тебе собираюсь дать...

В точности как тогда, на морском берегу, он достал пачку красно-коричневых десяток в банковской бандероли и без всякой аффектации придвинул ее Мазуру:

– Ровно косарь, как в аптеке. Можешь не пересчитывать. Считай, аванс. При удаче и премия будет.

– А при неудаче? – прищурился Мазур.

– При неудаче – расходимся, как в море корабли, – сказал Жора. – Только при такой неудаче, в которой твоей вины не будет абсолютно. А если неудача из-за тебя случится... Сразу скажу: убить не убьют, но здорово тебе придется извертеться, чтобы на своих ногах отсюда смыться. Сечешь нюансы?

– В общем и целом, – сказал Мазур. – Давай уж детали...

– Ну вот тебе детали, нюансы и подробности... В общем, есть большой босс. Не только по здешним меркам большой...

– Погоди, – сказал Мазур. – Давай и я тебе нюансы с подробностями выложу. Если тут контрабанда или еще что-нибудь расстрельное, я в такие игры не играю. Не стоит оно того, – кивнул он на пачку червонцев, лежавшую меж бокалами.

– Да ничего подобного, – сказал Жора. – Босс, можно сказать, честный капиталист. Ты ж ленинградский, не лапоть рязанский... Про цеховиков слышал?