Кладоискатель и доспехи нацистов - Гаврюченков Юрий Фёдорович. Страница 20

– Эй, вы, стоять! – приказал шествующий впереди казацюра в белой каракулевой папахе.

Угадать нарушителей общественного порядка было несложно: видок мы имели пожмаканный.

– Давай-ка в машину, – сказал я, но Слава уже разворачивал свои габариты в сторону надвигающейся угрозы, и на вывеске у него было написано, что в драке он грозен.

На мой взгляд, подобное бесстрашие могло нам очень дорого стоить. Казаки были далеко не мальчиками, а вполне зрелыми мужами, опытными в рукопашном бою. У соратника обратившегося к нам «миротворца» на поясе болтался кавказский кинжал, У другого за голенище была заткнута плеть. Хорошего мало, тем паче что их обладатели были кабанами под центнер весом.

– Ну, чего? – пробасил Слава.

Студенты, нежным душам коих претили грубые сцены насилия, поспешно ретировались под прикрытие стен родных аудиторий.

– Шо бузите? – рыкнул казацюра в белой папайе, доставая из кармана наручники. – Щас пойдете с нами.

– На хуй нам не по пути, – сказал Слава, с неприязнью поглядывая на браслеты.

Пузатый казачина с плетью в сапоге деловито зашел мне за спину.

Казацюра в папахе схватил корефана за руку. Слава вырвался и толкнул его в грудь.

– Цыц, не балуй!

Я ощутил мощный прихват за локти. Попытался взбрыкнуться, но казачина держал крепко, у меня аж ноги от земли оторвались. Я только пискнул от бессилия.

Другана казачья стража начала щемить основательно. Накинулись сразу вдвоем. Кулаком Слава сбил папаху с головы нападающего, но второй по-борцовски обхватил его поперек туловища. Первый браслет с треском защелкнулся вокруг корефанова запястья.

– Давай швыдче, – поторопил товарища казак, которому было трудно удержать Славу. Тот заметался. Слава махал свободной рукой, поймать которую не представлялось возможным.

– Н-на! – изловчившись, афганец впаял затылком в лоб казаку. Тот разжал свои клещи и зашатался.

Я попытался проделать то же самое. Бесполезно.

– Получай!

Уставший ловить корефанову граблю казацюра вознамерился зарядить ему кулаком в зубы. Слава нырнул под удар и засадил встречный локтем по горлу:

– Держи!

Мужлан осел, встряхнув побагровевшими щеками, и засипел, выкатив глаза. Олобаненный казак, тряхнув башкой, пришел в себя и сноровистым движением выхватил из ножен кинжал.

– Сзади, Слава! – предупредил я другана и был вознагражден острой болью в стиснутых стальными пальцами локтях.

Слава развернулся, встретив атакующего лицом к лицу. Казак не шутил – резать собрался всерьез. Похоже было, отморозок считал, что на службе ему все спишется. Выпад был четким: клинок в воздухе не вихлял – пошел как по рельсам. Слава вильнул в сторону, убрав живот. Крутнув бедрами, отпрыгнул, уходя от следующего удара. Составить компанию Эрику по больничной палате желанием он не горел, посему геройствовать супротив тесака в умелой руке не стал. Казак тоже был матерым волком и сразу просек, что имеет дело не с подгулявшим бандитом – «бывшим спортсменом, а ныне рэкетменом». Он осторожно подступал к корефану, и свинорез в его руке не дрожал. Это, к сожалению, был настоящий казак, а не фальшивый вояка в бутафорском мундире с покупными Георгиями. По ухваткам было видно, что рос он в горной провинции и с детства учился драться «на кинжалах».

На крыльце «кенгурятника» появились побитые бандюки.

– Пусти, сука, – задергался я, корчась от боли. – Замочу, гад!

– Не рыпайся, – прошипел казачина, толкая меня пузом так, что ноги потеряли опору.

Он повалил меня на землю. Я крепко приложился грудью, разом выдохнув весь воздух. Казачина насел на спину, вытащил из-за голенища плеть и закрутил мне руки. Стал вязать. Сопротивляться такой туше было бесполезно, казачина оседлал меня как коня. С трудом отвернув голову, я увидел развязку стычки.

Сколь ни был казак искусен, но Слава и с голыми руками мог натворить дел. Все произошло мгновенно. Уловив краем глаза появление из кафе потенциального противника, афганец шагнул прямо на нож кабаннику, проявляя, на первый взгляд, безбашенную удаль. Казак купился и пырнул его тесаком в живот.

Из своего положения я толком не разглядел, что конкретно проделал Слава. Движение было взрывным: казак полетел в одну сторону, кинжал – в другую. Друган прыгнул вдогон супостату и припечатал его ударом ступни по шее.

Наконец-то я смог свободно вздохнуть. Давивший меня казачина сообразил, что обстановка складывается явно не в его пользу, вскочил и приготовился к обороне. Корефан устремился ко мне на выручку. Он подобрал кинжал и вид имел устрашающий.

– Мочи его, урода! – заорал я, переворачиваясь навзничь.

Тяжело топая сапогами, казачина обратился в бегство. Я сел. Слава полоснул клинком по стягивающей запястья веревке.

– Валим отсюда, – стряхнув остатки плети, я поспешил к машине.

Должно быть, я слишком усердно растирал затекшие кисти, потому что при моем приближении стоящие на крылечке пацаны моментально попятились обратно в кафеюшник. Мы залезли в «Волгу», и я первым делом проверил наличие Доспехов. Сумка была на месте, там, куда я ее спрятал – на полу между сиденьями.

Бряцая наручниками, Слава сунул под седушку кинжал.

– Трофей, однако, – сказал он.

Прогрев двигатель, мы неторопливо отчалили от «кенгурятника». Оклемавшийся казацюра нацепил папаху и хлопотал над поверженным соратником.

– Попили кофе, – с досадой сказал я, глядя в окно.

– Дома догонишься, – утешил корефан и, помолчав, добавил: – А вот что пива на халяву перехватили – это ништяк.

– Ништяк, – желчно пояснил я, – это два бушлата. Один постелил, а другим накрылся – вот это ништяк. Зэки на полу когда спали, с тех времен словечко и пошло. А сейчас все по фене ботают, а сами в смысл сказанного не врубаются.

– И блатуют кто попало, по делу и не по делу, – Ухмыльнулся друг.

Только на подъезде к дому я понял, что он имел в виду отнюдь не политеховскую шпану.

Браслет я снял при помощи иголки, молотком загнав ее в паз и отжав зубец, фиксирующий прижимную скобу. Пришлось повозиться, но наручники ломать не хотелось. Почему-то казалось, что они могут пригодиться.

Дамы хмуро смотрели, как я вожусь с инструментом. Вопросов не задавали, что свидетельствовало о крайней степени недовольства нами. Всякая женщина желает видеть своего любимого героем, но сами по себе героические действия ее почему-то не привлекают, наверное, потому, что любит. В данном случае недовольство проистекало из-за беспокойства за нашу жизнь. «Баранка» на руке корефана и вздутые рубцы на моих запястьях яснее ясного свидетельствовали о том, что кофе мы пили при весьма необычных обстоятельствах. Особенно злилась Ксения, хотя вида не подавала. Я прекрасно ее понимал. Для нее я был смутьяном, снова втянувшим мужа в сомнительную авантюру, опасность которой распространялась и на членов семьи. Я никогда не знал, о чем они разговаривали наедине, – эта супружеская пара сор из избы не выносила. Слава с Ксенией были знакомы еще по Афгану, но прочно сошлись уже здесь два года назад и за это время пережили многое. Опять же благодаря мне.

– Ксюш, – совершенно беззастенчиво спросил я. Будучи повязаннным с этой семьей крепкими кровавыми узами, мог позволить себе некоторые вольности. – Ксюш, у тебя знакомые в Вавильнике есть?

– Есть, – нехотя ответила Ксения. – Эрика собрались навестить?

– Ага, -кивнул Слава, потирая вмятину на лапе.

– Илья, – забеспокоилась Маринка, – ты чего опять задумал?

– Эрика проведать.

– Что тебя туда несет, мало тебе?

– А как же сострадание к ближнему? Бедный Эрик там один, больной, ему скучно, и он страждет.

– Это тот, который бандитов навел? – жизнь с вывшим зэком не могла не обогатить лексикон супруги. – Какой резон тогда к нему ходить?

– Товарищеский долг зовет, – привычно соврал я, улыбнувшись, как мне показалось, ослепительно. – Я человек порядочный, компаньонов в беде не бросаю.

– Лжешь ты все самым наглым образом, – высказалась Маринка. – Опять что-то затеваешь, а отдуваться потом нам. – И она компанейски приобняла за плечи молчащую Ксению.