Три короны для Мертвой Киирис (СИ) - Субботина Айя. Страница 16

— Да-да, таэрн, как же.

Он зашагал дальше, гвардейцы двинулись следом.

— Куда ты несешь меня, император Дэйн?

— В твою комнату, Киирис.

— У меня будет собственная комната?

— Разве все это не приличествует твоему статусу рас’маа’ры? Комната, служанка, платья, драгоценности. Но прежде, хочу показать тебе кое-что.

Они вышли на мраморный арочный мост, который соединял между собой две башни Замка туманов. Дэйн все-таки поставил свою ношу на ноги, крепко обнял за талию и по-хозяйски прижал к себе, вынуждая Киирис жадно глотать прохладный морозный воздух. На ней было легкое платье, и промозглый ветер пробирал до самых костей. А рядом был великолепный соблазнительно-теплый мужчина, чей очерченным рассветным солнцем профиль был одновременно и красивым, и ужасающе-беспощадным.

— Вон там, Киирис.

Под ними лежал маленький внутренний двор, единственным «украшением» которого был позорный столб. И в эту самую минуту к нему была привязана личная этара императора. По обе стороны от столба стояли одетые в строгие черные хитоны женщины с завязанными глазами — скраги [12]. Киирис видела их лишь однажды, когда за одной из ее сестер в Керак приехал престарелый герцог. Скраги были среди его свиты, как будто старик нарочно хотел показать, что не будет церемониться с наложницей, какой бы дорогой и вышколенной она ни была.

— Мужчина не должен причинять вред женщине, — сказал Дэйн. — Я первый отрублю руки тому, что осмелится это сделать в моем присутствии или вопреки моему запрету. Скраги же помогают воспитывать тех, кто недостаточно ясно понимает свое место и обязанности.

Он лишь слегка кивнул — и жрицы одновременно выпустили свернутые, словно змеи, плетки. Сеа странно всхлипнула. Едва ли громко, но в наступившей тишине Киирис слышала каждый испуганный предстоящей поркой вздох.

Первый удар хлыста заставил ее взвизгнуть так громко, что эхо многократно отразилось от каменных стен. Второй мастерский удар полоснул обнаженную спину ровно поперек лопаток, отчего где-то в груди этары громко и противно булькнуло.

— Она ослушалась моего приказа, хоть и пыталась доказать, что лишь недопоняла. — Дэйн беспристрастно, даже с некоторой скукой наблюдал за тем, как каждый новый удар превращает спину женщины в кровавое месиво. Что и говорить, жрицы знали толк в своем грязном ремесле. — Сеа хотела мне соврать. И, что совершенно неприемлемо, возомнила, будто имеет право не подчиняться моим приказам, которые я всегда отдаю четко и ясно. Я обещал спустить с нее шкуру, и должен быть последовательным.

— Император никогда не бросает слов на ветер, — повторила Киирис его недавние слова, чем заслужила одобрительную улыбку.

— Тебе жаль ее, мейритина?

— Нисколько, мой император. — Никогда еще говорить правду не было так легко и приятно. Никогда еще крики боли и мольбы о пощаде так не ласкали слух. Эта женщина посмела угрожать ей кинжалом, унизила и, что несоизмеримо важнее, забыла, кому служит. Вряд ли стоит жалеть человека, что расписался под собственной глупостью. — Я жалею лишь об одном.

— И о чем же? — В черных глазах сверкнула иска любопытства.

— Что не могу видеть в этот момент ее лицо. — И с подчеркнутой издевкой, добавила: — Уверена, оно полно раскаяния.

Ответ пришелся ему по душе: он на мгновение прижал ее чуть крепче, позволил теплу своего тела опалить мейритину даже сквозь несколько слоев их одежд. Киирис боялась пошевелиться. Почему тогда, та, другая, тянулась к нему невзирая на все ментальные преграды, а сейчас — ничего, лишь пустота и грохот колотящегося в ребра сердца.

— Мой император хотел, чтобы я увидела, какой жестокой может быть его справедливость?

— Верно. Мне бы не хотелось устроить нечто подобное тебе.

— Я запомню этот урок, мой император.

Он снова взял ее на руки, но на этот раз шел неторопясь, разглядывая ношу с видом задумчивого сытого хищника. А Киирис пыталась гнать прочь мысли о том, что ей до сладкого трепета в кончиках пальцев приятно видеть, как перед ними расступаются и гнут спины десятки более влиятельных вельмож: вон та напомаженная девица с взглядом коровы — явно дочка герцога, а этот почтенный господин с перевязью поперек груди наверняка титулованный генерал.

— Не сейчас, Страм, — перебил его попытку заговорить Дэйн. — Я пришлю за тобой.

Ее комната располагалась в отдельном крыле замка, вход куда запечатывали шесть гвардейцев, чей внешний вид был даже устрашающее тех, что следовали за императором, будто тени. Две громадины в черных, будто эбонит, доспехах, пропустили их внутрь покоев — и закрыли двери.

— Надеюсь, тебе понравится, потому что на мой вкус, здесь слишком светло.

Дэйн поставил ее на пол, и отпустил, убедившись, что мейритина не собирается падать.

В комнате действительно было очень светло: сквозь пастельно-карминные занавески в окна проникало утро нового дня. Киирис подошла ближе, чтобы убедиться, что ей не показалось: двойные толстые решетки перекрывали любые попытки к побегу. И хоть она не планировала ничего подобного, осознание себя зверьком в клетке испачкало красоту момента.

— Это ради твоей безопасности, — угадав ее мысли, сказал Дэйн. — Ради безопасности всех, кого оберегают стены моего замка.

Он сел на край кровати, устало потер переносицу. Киирис только теперь сообразила, что накануне видела его в той же сорочке и с куда меньшими кругами под глазами. Боги, да император, похоже, совсем не спал!

«И что, это повод жалеть убийцу? — наконец-то напомнила о себе Кровожадная ипостась. — Еще посочувствуй его тяжелой участи, тряпка!»

Киирис поскорее отвернулась, разглядывая — впрочем, без прежнего восторга — убранство комнаты. Здесь был и массивный гардероб из орехового дерева, украшенный филигранной резьбой и серебром, стол, с солнцем из янтаря в центре столешницы, пара дорогих кресел, туалетный столик настолько тонкой работы, что даже подходить к нему было боязно.

Но, конечно, главным украшением покоев была громадная кровать: со столбиками из цельных кусков лунного камня, белоснежным балдахином, расшитым голубыми и золотыми звездами, целой горой подушек и одеял. Сама постель, словно трон, стояла на возвышении с тремя ступенями. У подножия растянулась обитая кремовым бархатом кушетка.

А около нее, на подушке, на коленях, уткнувшись лбом в пол, сидела девушка. Ее бритую голову от лба до затылка пересекали две желтых полосы.

Рабыня.

— Могу ли я говорить, император? — спросила Киирис.

— Говори, — разрешил он.

— Меня обучили всему, что необходимо знать девушке, чтобы всегда быть красивой для своего господина. Мне не нужна помощницы. Тем более — рабыня.

— Ты имеешь что-то против рабыни, мейритина?

— Я имею много чего против рабства в целом, мой император.

Он просил быть честной. Нет, император фактически не оставил ей выбора, показав, что будет, если ее уличат во лжи. Сейчас самое время показать, что она усвоила урок. Тем более, присутствие рабыни разом всколыхнуло все самые горькие и черные воспоминания.

Мужчина, собираясь с мыслями, прикрыл глаза. И внезапная тишина прозвучала настоящим гимном испытанию его терпения. Тем не менее, Киирис не собиралась отказываться ни от одного слова. Хотя от мысли оказаться около позорного столба и собственной спиной почувствовать мастерскую руку скраги, в желудке стало холоднои пусто.

— Назови свое имя, — приказал император рабыне.

— Корта, — отозвалась та.

— Почему и как ты стала рабыней? Расскажи своей госпоже, чтобы она не думала, что я убил твою мать и собственными руками вынул плод из еще теплого живота.

— Моя мать была недостойной женщиной. Она предлагала свое тело мужчинам за деньги, а когда мне исполнилось десять, она продала меня своему клиенту. Через два года во мне побывало столько мужчин, сколько вшей у бродячей собаки. Через два года я едва не скончалась от болячки между ног. В ту пору Скалта [13] уже сдалась на милость Нэтрезской империи, и меня подобрали Девы рассвета. Если бы не их забота — я бы сгнила изнутри. За два года меня выучили всему, что должна знать рабыня благородной госпожи: я умею делать массаж, причесывать волосы и ублажать госпожу всеми доступными способами. Император купил меня за сотню нэтрезских солнц.