Три короны для Мертвой Киирис (СИ) - Субботина Айя. Страница 50

— К сожалению, во мне еще есть что-то человечное, иначе я бы приказал разрушить аспект одному из своих генералов. — Он говорил так, будто сожалел об этой оплошности. — Сама понимаешь, это не добавило мне любви и уважения, но зато мой народ сбросил оковы и снова научился жить. Моя собственная жизнь — невеликая цена за благополучие десятков тысяч нэтрезов.

— Люди любят тебя, мой император.

— Лишь те, кто служат империи, Киирис, и тебе это отлично известно. К счастью, мне все равно до того, будет меня любит покоренный крестьянин или проститутка из разрушенного города. Я дал им выбор: покориться мне и исправно платить налоги — или сдохнуть. Ты сама бы что выбрала?

— Жизнь, — не раздумывая, ответила мейритина. Ладонь скользнула по его широкой груди, указательный палец мягко погладил выпуклый жгут старого шрама вдоль того места, где под ребрами ровно и уверенно билось сердце императора. — Человек всегда должен выбирать жизнь, потому что после смерти он превращается в прах и не может сделать уже ничего, чтобы… — «отомстить» чуть было не проговорилась она, но вовремя спохватилась, — … чтобы что-то изменить.

— Сказала рогатая полубогиня, которая побывала за гранью, — поддразнил он.

— Я всего лишь капля крови богов, которая застыла между мирами, мой император, — смиренно отозвалась Киирис. — Подходящее тело и не более.

— Теругия так и не вернулась к тебе? — требовательно спросил Дэйн.

— Нет, мой император. — Боги, почему так сложно произнести даже столь малую ложь? Почему так тяжело просто спросить его, чем он готов пожертвовать ради торжества справедливости?

— Я думал, это более быстрый процесс.

— Не после того, как в моем теле сидят еще две Скованные, — придумала она еще одну отговорку, на этот раз — почти правдивую. Не будь в ней Кровожадной и Соблазнительницы, теургия давно вернулась бы с полной силой. И судя по тому, что обе уже нашли способ покидать ее тело, скоро она снова станет самой собой — дочерью своего отца, голосом мщения. Но что делать с чувствами, которые горят в ней, несмотря ни на что? Она должна ненавидеть императора, а вместо этого мечтает стать для него всем.

— Ты так и не сказал, как же разыскал нас, — увела разговор Киирис. О разрушенном Аспекте они обязательно поговорят, но не сейчас, когда ее нервы слишком оголены для подобных откровений.

— Видишь ли, мейритина, во всей округе есть только одно заведение, которое он посещает с завидной регулярностью — эта помойка. После того, как он исполнил мой приказ — весьма своеобразно, гммм… — Рунн мог отправиться только сюда. Не настолько он безумен, чтобы соблазнять тебя на промерзлой земле или в какой-то замызганной гостинице.

Киирис сглотнула, снова и снова прокручивая в голове слова Дэйна.

— Так это ты приказал… — «Рунн же говорил тебе, идиотка!»

— Я приказал напомнить тем людям, что они нарушают условия нашего договора — вот и все. Средства и способы меня интересовали в последнюю очередь. То, что брат решил обезглавить эту болячку может означать лишь одно — уже сейчас у нее выросла новая голова, и какое-то время она будет послушно-покорной.

— До следующего раза… — вслух закончила за него Киирис.

— Такова жизнь, мейритина. Либо ты используешь людей, либо они используют тебя. Ты или охотник, или жертва. Мы все — головы Меродской гидры. И мы родились охотниками, убийцами и потрошителями. Иногда мне кажется, что мы не трогаем друг друга только из-за солидарности к себе подобным.

«Я знала, что они такие, — подумала Киирис, прижимаясь к Дэйну так сильно, как только могла. — Я знала, что он такой».

— Нам пора возвращаться в замок, мейритина, — сказал он, поглаживая ее по бедру. — Чувствую себя дерьмово, потому что пришлось делать это в притоне, где удовольствие продают за деньги.

— Мне все равно, мой император, — ответила она, мечтая лишь о том, чтобы эта ночь не заканчивалась. Чувствовала, как только они выйдут за дверь — он снова превратиться в хозяина Нэтрезкой империи, станет жестоким и безучастным человеком, которому дела нет до того, сколько женщин изнывает от тоски в ожидании хотя бы одного его случайного взгляда. — Мы правда не можем остаться тут до утра?

Он властно взял ее за подбородок, заставил смотреть ему в глаза.

— Предпочитаю продолжить на моей территории, Киирис, — сказал искушающим шепотом. — Хочу сделать с тобой столько разных вещей, что за одни помыслы за них меня следует отдать на растерзание непорочным праведникам.

Как возможно, чтобы мужчина мог заставить женщину трепетать от одного лишь высказанного желания? Дэйну даже не потребовалось пускать в ход пальцы и язык, а она снова была готова отдаться ему. Сделать с ним то, чему обучали наставницы, а ее сестры любили шепотом говорить, будто от подобных ласк мужчина становиться мягким, как оставленное под палящим солнцем масло.

— В таком случае, мой император, пока мы не уехали, могу ли я кое о чем тебя спросить?

— Если только это не касается моей невесты и моей наложницы.

— Нет.

— В таком случае — спрашивай.

— Рунн нашел таэрн. И забрал его.

К ее удивлению, это явно не было для Дэйна новостью. Но ведь их разговор утром был таким холодным. Они вовсе не выглядели братьями, которые обо всем договариваются заранее, чтобы в случае чего прийти на помощь. Скорее стервятниками, нацелившимися на одну и ту же добычу.

— Он отдал мне таэрн, — сказал Дэйн. — Сказал, что собирался с его помощью проверить, готова ли ты играть с ним или со мной.

То есть разговоры Наследника тени о том, что он собирается позволить ей уничтожить императора были лишь проверкой? Попыткой выяснить, будет она рада или попытается его отговорить?

Киирис растеряно перевернулась на спину. А ведь если бы ни его фальшивая угроза, она бы никогда не позволила себе зайти с ним так далеко. Если бы не отчаяние, которое подстегивало идти на отчаянные меры, лишь бы вернуть себе таэрн, она бы снова нашла причину и повод, чтобы удерживать Рунна на расстоянии.

— Спрашивай дальше, Киирис, — поторопил император.

— Как ты намерен им распорядиться?

— Я еще не решил.

Дэйн сел, свесил ноги с постели и прошелся пятерней по волосам, которые по обыкновению собрал в пучок на затылке. Киирис хотелось распустить шнурок, стягивающий его жесткую гриву, забраться пальцами в волосы и притянуть к себе для поцелуя. Но он жестокий император, а она всего лишь его наложница. И ему решать, когда и на что она будет иметь право. Хотя, никто не вправе ограничить ее желание. В конце концов, история знает два случая, когда нищенка становилась королевой, и один из них — его собственная мать.

«Вот только ты должна убить его, а не сесть рядом на трон».

— У тебя пять минут на сборы, Киирис, — сказал Дэйн, уже стоя в дверях. — И постарайся, чтобы нам не пришлось тебя ждать.

Она оделась куда быстрее, влажные волосы собрала в жгут и завернула вокруг головы, поверх накинула капюшон и плотнее укуталась в плащ. На улице Дэйн легко, словно пушинку, посадил ее на спину своего огромно жеребца, сам сел за ней. Сейчас, когда схлынула первая волна необузданной страсти, его близость дарила покой и тепло.

Кажется, она успела задремать, потому что проснулась, когда Дэйн нес ее куда-то вверх по лестнице. Бегло осмотревшись, Киирис поняла, что император направляется прямиком в ее комнату. Гвардейцы распахнули им дверь, а верная Корта смиренно пожелала ему здравия и процветания, как делала всегда, когда Дэйн появлялся на горизонте ее безрадостного существования.

Киирис уже собиралась поблагодарить его за заботу и даже предложить задержаться, когда замковые стены буквально взорвал громкий неистовый вой. От пронизывающих его боли и отчаяния у мейритины заныло в груди. Император чертыхнулся сквозь зубы, посмотрел на нее так, будто в эту минуту она была сосредоточением всего самого желанного на свете, и она снова едва не растаяла перед ним.

— Мой гениальный одаренный и совершенно безумный младший брат, — Дэйн снова выругался. — Боюсь, если я что-то не предприму, он в самом деле размозжит себе голову.