Гроб из Гонконга - Чейз Джеймс Хэдли. Страница 3

Последним прибыл детектив лейтенант Дэн Ретник. Я хорошо узнал его за последние четыре года. Щегольски одетый коротышка с лисьими чертами лица, Ретник сделал успешную карьеру в полиции благодаря удачной женитьбе на сестре мэра. Как полицейский он был столь же полезен, как пятое колесо в телеге. К счастью для него, в Пасадене не произошло ни одного серьезного преступления со времени его назначения. Раньше он занимал должность дежурного в небольшом отделении на побережье. Смерть китаянки стала первым делом об убийстве с тех пор, как он был произведен в лейтенанты. И еще я скажу, что у него не хватило бы мозгов даже на детский кроссворд. Однако он ворвался ко мне в контору с видом сурового полицейского и в сопровождении сержанта Пульского, сметающего все на своем пути. Пульский, огромный мужик с красным мясистым лицом и наглыми глазками, жаждущий дать кому-нибудь в челюсть своими кулачищами, был такой же болван, как и Ретник, но недостаток в умственных способностях он компенсировал силой. Ни один из них не взглянул на меня. Они вошли в помещение и долго пялились на мертвую. Потом Пульский начал осматривать место происшествия, а Ретник присоединился ко мне в прихожей. Вид у него был немного взволнованный, но уверенный.

– Ну, сыщик, как было дело? – спросил он, усевшись на стол и покачивая безукоризненно отполированным ботинком. – Это твоя клиентка?

– Я не знаю, кто она и что она здесь делает, – ответил я. – Я нашел ее здесь, вернувшись утром.

Он пожевал потухшую сигару, пристально глядя на меня, как и положено суровому полицейскому.

– Ты всегда открываешься так рано?

Я поведал ему свою историю, ничего не скрывая. Он слушал. Пульский, закончив осмотр комнаты, прислонился к дверному косяку и тоже слушал.

– Как только я узнал, что дом был пуст, я сразу же вернулся сюда, – завершил я. – Я предполагал, что здесь что-то не так, но такого не ожидал.

– Где ее сумочка? – спросил Ретник.

– Я не знаю. Пока я ждал полицию, я ее не смог отыскать. Возможно, ее забрал убийца.

Он почесал щеку, вынул потухшую сигару изо рта, посмотрел на нее, затем снова сунул в рот.

– Что было в сумочке, сыщик? Это ведь ты убил ее? – спросил он наконец.

Ничего другого от Ретника я и не ожидал. Я знал, когда звонил в полицию, что окажусь подозреваемым номер один.

– Даже если бы у нее был бриллиант Кохинор, я не стал бы убивать ее здесь, – терпеливо сказал я. – Я выследил бы, где она живет, и убил бы ее там.

– Как ты объяснишь, что она делала здесь и как вошла, если ты запер дверь?

– Я могу только предположить…

Глаза Ретника сузились, и он склонил голову набок:

– Давай предполагай.

– Я думаю, у этой женщины было дело ко мне. Парень, назвавший себя Джоном Хардвиком, не хотел, чтобы она говорила со мной. Я не знаю почему и не знаю, о чем она хотела поговорить со мной, – я только предполагаю. И мое предположение такое: Хардвик придумал для меня задание, чтобы я отсутствовал в офисе, когда она придет. По-видимому, он ее ждал здесь. Замки у меня простые. Он не испытал трудностей, открывая двери. Вероятно, он сидел за моим столом, когда она вошла. Она не выглядит испуганной, и это наводит на мысль, что она приняла сидевшего за столом человека за меня. После того как она все ему рассказала, он застрелил ее. Это был выстрел опытного человека. У нее не было времени, чтобы испугаться.

Ретник посмотрел на Пульского:

– Если за ним не присматривать, этот сыщик отобьет у нас работу.

Пульский поковырял в зубах и сплюнул на мой ковер. Он ничего не ответил: пусть разговаривают другие. Он был профессиональным слушателем.

Ретник призадумался. Этот процесс явно досаждал ему. Наконец он произнес:

– Скажу тебе, что твои предположения не выдерживают критики, умник. Этот парень звонил тебе из аэропорта, а это всего в двух милях отсюда. Если ты покинул контору якобы сразу после шести, то у него не было времени, при интенсивности движения на трассе, попасть сюда раньше половины седьмого. Любой человек, и даже эта узкоглазая, знает, что в такое время рабочий день уже заканчивается: она сильно рисковала просто не застать тебя на месте. Она позвонила бы сначала.

– А почему ты думаешь, что она не звонила? Может, Хардвик ответил ей от моего имени, чтобы она приезжала и что он будет ждать ее.

По изменившемуся выражению его лица я понял, что он обдумывает мою версию.

Врач и два санитара с носилками появились в дверном проеме.

Пульский неохотно оторвался от дверного косяка и пошел в комнату за врачом, маленьким суетливым человеком с лимонно-кислым лицом. Ретник поправил жемчужную заколку галстука.

– Ее имя будет нетрудно установить, – сказал он, будто разговаривая сам с собой. – Такая симпатичная китаянка привлекает внимание. Когда, ты говорил, этот Хардвик собирался с тобой встретиться?

– Послезавтра, в пятницу.

– Думаешь, он появится?

– Возможно.

Он кивнул.

– Да. – Он взглянул на часы, потом зевнул. – Ты выглядишь отвратительно. Может, выпьешь чашку кофе? Только не уходи далеко и не болтай. Через полчаса я с тобой поговорю.

Я не сомневался, что он просто хотел от меня избавиться.

– Я выпил бы кофе, – сказал я. – Но еще я съездил бы домой и принял душ.

– Кого волнует, как ты пахнешь? – ответил он. – Выпей кофе где-нибудь неподалеку.

Я спустился в лифте на первый этаж. Хотя было еще двадцать минут восьмого, на улице уже собралась небольшая толпа зевак, глазевших на припаркованные перед зданием «скорую помощь» и четыре патрульные машины. Продвигаясь к снек-бару, я слышал за собой тяжелые шаги. Оглядываться не имело смысла: я знал, что буду пить кофе под полицейским надзором.

Я вошел в бар и уселся на табурет. Спарроу, наблюдавший за «скорой», с трудом оторвался от окна и с надеждой посмотрел на меня.

– Что вам приготовить, мистер Райан? – спросил он, тяжело дыша.

– Кофе, крепкий и черный, и живо, – ответил я, – потом яичницу-глазунью из двух яиц с ветчиной.

Толстяк в штатском, который следовал за мной, не зашел в бар. Он стоял снаружи, наблюдая за мной.

Сдерживая нетерпение, отчего у него намокла рубаха под мышками, Спарроу протянул мне кофе и начал готовить яичницу с ветчиной.

– Кто-то умер, мистер Райан? – спросил он, разбивая яйца на горячую сковородку.

– В какое время ты закрываешь вечером бар? – спросил я, посматривая на копа, который хмуро пялился на меня через окно.

– Ровно в десять, – ответил Спарроу, танцуя от нетерпения джигу. – А что там случилось?

– Китаянка убита. – Я отхлебнул кофе, он был горячим и крепким. – Я обнаружил ее в своем офисе полчаса назад.

Его кадык так и заплясал.

– Без шуток, мистер Райан?

– Истинная правда. – Я допил кофе и пододвинул чашку к нему. – Еще.

– Китаянка?

– Да. Не задавай вопросов. Я знаю столько же, сколько и ты. Ты видел, как китаянка входила в бизнес-центр, после того как я уехал?

Он покачал головой, наполняя мне чашку:

– Нет. Думаю, что увидел бы ее, если бы она вошла прежде, чем я закончил. Вчера вечером работы было немного.

Меня прошиб пот. У меня было алиби до половины девятого: в это время меня видела девушка с пуделем. Я подумал, что китаянка пришла в мой офис тогда же. После половины девятого я мог сказать только, что сидел всю ночь возле пустого коттеджа Джека С. Майерса-младшего.

– Ты видел какого-нибудь незнакомца, входящего туда после того, как я уехал, и до закрытия твоего бара?

– Не могу сказать. Приблизительно в девять швейцар, как обычно, запер двери. – Он подал мне яичницу. – А кто ее убил?

– Не знаю.

Тут я потерял аппетит. Дела были плохи. Я знал Ретника. Он хватался за любую соломинку. Если у меня не будет неопровержимого алиби, которое убедит даже слабоумного ребенка, то мне конец.

– Быть может, ты проглядел ее?

– Думаю, нет. Но я не все время смотрел в окно.

Вошли двое мужчин и заказали завтрак. Они спросили у Спарроу, что там случилось. Посмотрев на меня, бармен сказал, что не знает. Один из них, толстяк в куртке «Брандо», сказал: