Белая королева для Наследника костей (СИ) - Субботина Айя. Страница 15

Она принимает это за сигнал, наклоняется к моему уху и начинает шептать похотливые непристойности. Несколько долгих мгновений, пока я осторожно поглаживаю ее между ног, мне кажется, что наваждение развеялось, но тщетно. Стоит пальцам нырнуть в ее влажность, как в голове, словно взрыв, вспыхивает образ Мьёль. Я почти чувствую шелк ее волос у себя между пальцами, откидывая голову и позволяю Кэли танцевать на моей руке.

К дьяволу!

Катись оно все в огненную пропасть!

Я позволяю Кэли тереться о мою ладонь, потому что лишь она одна знает, как сделать так, чтобы мои отравленные касания не поранили ее нежную плоть.

«Раслер… Раслер…»

Я приоткрываю рот, воображая, будто поймаю ее шепот губами. Сумасшедшая фантазия, в которой мы все еще сидим в холодной темной башне, а моя Белая королева одета лишь в шелк лунного света. Мне так сильно хочется ее поцеловать, что приходиться до крови прикусить губу. Шепот Кэли давно остался за границами моей извращенной фантазии, потому что я берегу ее, как зеницу ока.

Кэли громко стонет мне в ухо, ее тело подрагивает на моих руках и наконец расслабляется. Тенерожденная обвивается вокруг меня, игриво покусывает за ухо.

— Тебе придется сменит перчатки, мой господин.

Она всегда говорит это, когда наши игры заканчиваются вот так, и обычно я говорю в ответ что-то ласковое, чтобы ее порадовать и поблагодарить за доставленное удовольствие. Но сегодня у меня нет слов. Сегодня я хочу тишины, чтобы наслаждаться своими безумными мечтами.

Проходит немного времени, и я замечаю, что Кэли уже успела одеться и сейчас стоит напротив и хмуро рассматривает мое лицо.

— Ну и где ты только что был? — спрашивает она слегка раздраженно.

Я не собираюсь отвечать, поднимаюсь и стряхиваю перчатки с рук. Кончики пальцев болят так сильно, будто их защемили в раскаленных тисках. Сжимаю ладонь в кулак, подстегиваю теургию струится быстрее, впрыснуть в мои вены немного разрушительного яда чтобы хоть немного разбавить неприятный ощущения. Само тело словно наказывает меня за то, что я думал о другой женщине, наслаждаясь ласками Кэли. Это не укор совести, ведь я ничего ей не обещал, но мне противно, что она стала безмолвным свидетелем нашей слабости перед физиологической потребностью тела.

Не дождавшись ответа, Кэли пожимает плечами и исчезает из поля моего зрения.

А я нервно срываю с себя одежду, практически бегу в сторону купальни и падаю в бассейн. Ледяная вода отрезвляет, сковывает мышцы и замедляет ход мыслей, но Мьёль все равно в моей голове. Я несколько раз окунаюсь с головой, но тщетно. Едва ли не впервые в жизни зол так сильно, что хочется крушить все вокруг.

Выныриваю — и вижу ее, как живую. Стоит на краешке бассейна и смотрит на меня широко распахнутыми голубыми глазами. Стыдливый румянец отчетливо виден на ее бледной коже, грудь часто поднимается и опускается, а пальцы теребят вышитый носовой платок.

И я ломаюсь перед этой химерой моего воображения, подплываю к ней, хватаю за руку и в один рывок тяну на себя. Всплеск, брызги, наша короткая борьба, в которой воображаемая Мьёль проигрывает, и чтобы сохранить равновесие обхватывает меня за шею.

Пальцы сами тянутся к высокому вороту — мне мешает эта проклятая ткань.

Я понимаю, что безумен. Что она в самом деле разрушила меня вчерашней ночью, нашла, куда ударить своей горечью, обидой, ненавистью и страстью, которые — я это чувствую — мы оба пытаемся гнать прочь, словно назойливое насекомое.

Звук рвущейся ткани ласкает мой слух. Я жадно скольжу взглядом по ее коже — и натыкаюсь на уродливое красное пятно ожога.

И, цепенея, слышу испуганный шепот:

— Лучше убей…

Глава восьмая: Мьёль

Я замерзаю. Буквально за мгновения все внутри меня превращается в лед, каменеет от того, что со мной делают руки этого мужчины. Хочу кричать, звать на помощь — и не могу. Кто меня спасет, когда все здесь боятся даже посмотреть в его сторону. Здесь повсюду лишь его неупокоенные, которые всегда оказываются рядом, стоит Раслеру лишь пожелать.

Его прикосновения убивают. Я чувствую, что этот фиолетовый туман между пальцами проникает в меня, словно огонь в плоть грешника на очистительном костре. Но я и рта не могу раскрыть.

— Пожалуйста, просто позволь мне больше не страдать… — Я с трудом узнаю собственный безумный шепот. Зачем я это говорю, если только что решил жить? Если почти примирилась с желанием выживать вопреки позору?

Наследник костей отступает, проводит пятерней по мокры волосам, стряхивает влагу. В его взгляде рассеянность.

— Прости, я позволил себе забыться, — говорит он, протягивает руку, чтобы коснуться меня, но я отшатываюсь от него — и падаю на спину.

Вода принимает меня с головой, растекается ледяным забытьем по горлу, наполняет легкие. Я пытаюсь вырваться из этого плена, но у меня ничего не получается. Руки и ноги не слушаются. Мне остается лишь уповать на то, что нелюбящий муж придет мне на помощь.

Но…

Здесь так темно. Только что я видела тусклый свет, размытый по дрожащей зеркальной глади — и темнота. Мрак, в котором прячется что-то настолько холодное, что мне становятся страшно. Оно протягивает ко мне невидимые руки, шепчет слова, которых мне не понять и за сто лет. У него множество лиц, которые перетекают друг в друга, меняясь, словно отголоски воспоминаний. Кто эти люди? Я уверена, что знаю их, но никак не могу вспомнить.

«Кто вы»?» — спрашиваю я, почти уверенная, что они слышат мой мысленный зов.

Пустота наползает на меня, бессвязно бормочет и шепчет. Хватает меня за руку — и на мгновение передо мной вспыхивает одно единственное лицо: человеческое, с громадным окровавленным клювом орла. Я хочу вырваться, но не могу. Хочу кричать — и захлебываюсь.

А он громко щелкает и яростно тянется ко мне, подминая, будто я сухая травинка под тяжелым сапогом. Мне никак не спастись и не сбежать.

— Мьёль! — Раслер вырывает меня из этого плена, возвращает способность видеть.

Но мне слишком тяжело дышать. Я пытаюсь — и не могу. Открываю рот, как полудохлая рыба, рассеянно взмахиваю руками, не в силах даже дотянуться до горла. Туда словно вонзили каменный меч великана, и в эту дыру вытекает моя жизнь.

— Мьёль, дыши.

Я чувствую, как мой король поднимает меня на руки, вырывает из ледяной стихии, которая, как и все на много миль вокруг, беспомощна перед его древним колдовством.

И я будто лечу.

— Дыши, дыши… — шепчет Раслер.

Мир в моих глаза перевернут вверх ногами, и бесполезно пытаться сосредоточиться на действительности, потому что она утонула в символах, которых мне никогда не расшифровать: знаки, что вращаются вокруг нас, пульсируют тьмой, разлетаются, будто смертоносные мотыльки, а потом снова собираются, чтобы превратиться в бесформенную фигуру с прилипшими ко лбу и вискам мокрыми волосами. Я зажмуриваюсь, почти уверенная, что снова увижу того, с орлиным клювом, но глаза раскрываются сами собой.

«Белая королева… — шепчет, не раскрывая рта, мой собственный призрак. — Королева мертвецов».

Я вскрикиваю. Вода хлещет из горла, а вместе с ней и моя безмолвная слабовольная просьба о помощи.

— Раслер, Раслер… — Сейчас его имя — единственный якорь, который мешает мне утонуть в штормящем вокруг безумии. — Раслер… Я боюсь… Они придут за мной.

— Я не позволю, — отвечает он.

Этой уверенностью можно превращать в прах глыбы векового льда в Краю пустоты.

Его руки на моей талии. Убивают и воскрешают одновременно. Его сиреневый взгляд — вся моя вселенная.

Он спас меня.

Снова.

Но я не помню, когда же был предыдущий раз. Знаю лишь, что все это — отголосок прошлого, где все слишком спутанно и туманно, где не отыскать тропинки без проводника.

— Раслер… — Я вижу, как меняется лицо моего короля, когда его имя срывается с моих губ. Он жмурится, прикусывает нижнюю губу. — Раслер. Мой Раслер.

Я безумна, ведь я боюсь его, но в это мгновение желаю лишь одного — соединится с ним. Стать частичкой его раненной души.