Белая королева для Наследника костей (СИ) - Субботина Айя. Страница 45

Но сегодня…

Сегодня все случится.

Я жду возмездия с нетерпением ребенка, которых весь год вел себя прилежно, чтобы найти под Высоким деревом заветный подарок. Я жажду справедливости сильнее, чем умирающий от жажды путник мечтает о глотке воды посреди пустынного оазиса Теплых земель. Я напряжена и расслабленна одновременно. Я… жду.

Мать против обыкновения не сидит по правую руку отца, а напротив нас. Отец о чем-то беседует с Артуром — я даже не пытаюсь вникнуть. Теперь в этом нет никакого смысла. Все, что способно вызвать мой интерес в данный момент — взгляд Белой королевы. Она смотрит пристально, буравит взглядом, как будто что-то подозревает. Но ведь она не может, уговариваю я себя. Мы были предельно осторожны.

«Ты могла думать слишком громко», — недовольно ворчит голос.

«Замолчи, ты отвлекаешь», — мысленно отвечаю я и посильнее вжимаю голову в плечи.

Вот так. Идеально.

Через пару минуту в зал начинают стекаться гости: родня мужа, его верные воины и друзья. Те скоты, что измывались надо мной в ночь первой крови и во все последующие. Мать мила с ними, приветлива и даже позволяет вольность изобразить кокетство. Она знает, что они делали со мной. Она все-все знает. Белая королева разыграла партию почти безупречно. Почему почти? Потому что она может спрятать свой замысел от моего отца, может обвести Логвара вокруг пальца, внушив ему мысль, будто я добровольно и от большой любви вышла замуж за толстого Артура, может даже всегда и во всем быть на шаг меня. Но ей никогда не перехитрить голос. Потому что он читает ее мысли, словно открытую книгу. А что знает голос — знаю и я.

Постепенно в зале становится негде дышать. Людей так много, что воздух стремительно наполняется запахом прогорклого вина и вчерашнего пива, человеческим и лошадиным потом, грязными волосами и засаленными неухоженными бородами. Я едва держусь, чтобы не залепить нос ладонью. Гости собираются покидать гостеприимную обитель короля Северных просторов и увезти молодую так далеко, чтобы отсюда было не слышно ее криков о помощи. Хорошо, что в моих силах положить конец всему этому, потому что иначе от юной северной принцессы осталась бы лишь истерзанная плоть.

Я все-таки поднимаю голову, осматриваю зал скользящим взглядом, мысленно моля богов сделать так, чтобы Логвара среди них не было. После нашего разговора он взял за привычку избегать меня. И, кажется, с тех пор не прошло и ночи, чтобы его кровать не трещала по швам от девок. Сейчас-то я знаю, что та любовь была ненастоящей. Что из нас двоих лишь я видела в ней свое спасение и надежду. Поверила бы я, скажи мать, что Логвар променял меня на какую-то породистую девку? Нет.

Моего брата среди гостей нет. Он, вероятно, точно так же, как и другие, заслуживает возмездия. Но не от моей руки. Голос требует расправиться со всеми, но в этом мы с ним так и не нашли согласия. Я выторговла лишь двоих.

Артур заливается хвалебной речью в адрес гостеприимства моего отца. Его слова до противного сладкие, растворяются в дружном гуле его родни и сотоварищей. Убедившись, что никто на меня не смотрит — даже мать уставилась на своего зятя — я зло улыбаюсь и кладу ладони на стол. Большим пальцем делаю росчерк — и по дереву растекается ледяной шрам. Колючий и острый даже на вид, но я знаю — это не просто лед. Это — древние чары. Те, что была даны мне от рождения. Наверное, сейчас матери было бы приятно узнать, что она не ошибалась на мой счет — я действительно никогда не была такой, как все. Мне почти хочется сделать паузу в предстоящем спектакле, где буду играть главную роль, хочется посмотреть в глаза Белой королеве и сказать: «Твоя главная ошибка была лишь в том, что ты вовремя не избавилась от меня, не убила в своем животе испорченный плод».

Но теперь уже слишком поздно.

Я жду лишь одного — когда выйдет отец. Он мне дорог, хоть за все время не сделал ровным счетом ничего, чтобы отгородить меня от зла. Но он — король, ему ли видеть, что творится под носом, когда вся страна в очередной раз канет в пучину новой войны.

Король принимает щедрую похвалу, находит меня среди толпы и идет навстречу. Берет за плечи, пожимает, улыбается ласково. Я почти не слышу, что он говорит, прячу ладони за спину и мысленно желаю себе еще немного терпения.

«Уходи уже!» — умоляю этого немолодого мужчину, в котором сейчас едва узнаю своего отца. Я вообще перестаю различать лица. Они сливаются в безликий лес черных вытянутых болванок, без глаз и ртов. Так правильно. Вот их настоящие лица.

Отец выходит, и мать важно идет за ним следом.

Но не успевает.

Дверь захлопывается перед ее носом. Она с минуту смотрит на створки, по которым, словно смея, ползет ледяная корка, а потом начинает пятиться.

Не могу отказать себе в удовольствии пройти к ней и заглянуть в лицо. Жаль, что в нарастающей панике, терзаемой лишь треском замерзающих окон, никто не обращает на меня внимания. Впрочем, это временно.

Час моего триумфа настал.

Мать смотрит на меня и странно кривит рот, из которого вырываются густые облака пара. Она пытается что-то сказать, но я сковываю ее губы взглядом, вскидываю брови, посмеиваясь над ее немотой. Белая королева хватается за горло, выпучивает глаза, ведь каждый вздох вливает в ее легкие жидкий лед.

— Мамочка, — ласково поправляя ее покрытые инеем волосы, шепчу я, — ты так немногословна сегодня. Так невероятно молчалива. Ничего не хочешь мне сказать? Обозвать потаскухой? Нет?

Она еще пытается сопротивляться, но я прикладываю палец к ее губам — и те стремительно синеют. В голубых глазах Белой королевы дикое отчаяние. Она еще вращает ими, но вряд ли в состоянии пошевелиться или оторвать ногу от пола. Я оставляю ей несколько минут жизни. Мне есть, что сказать родившей меня женщине прежде, чем сохраню ее для Вечности.

В зале тихо, лишь в воздухе шуршит снег. Он падает и падает, прямо из пустоты — и я словно ребенок подставляю ладони. Снежинки падают, но не тают, и я могу бесконечно долго рассматривать их резные края.

Большая часть собравшихся мне безразличны и их сердца давно превратились в обледеневшие кусочки плоти. Но Артур и его дикие псы еще живы — такова моя воля. Воля истиной Белой королевы, не по праву рождения, но по праву древней силы, которая неподвластна и непонятна ни одной живой душе.

Я долго смотрю в глаза своего мужа: он оцепенел, но лишь снаружи. Его сердце бьется часто, гоняет по венам стынущую кровь. Глаза полны ужаса, а руки — я усмехаюсь — руки тянутся к мечу у пояса. Тому самому, который он ни разу не брал в ладонь, потому что был слишком слаб для подобной смелости.

— Ну давай, — предлагаю я и «милостиво» позволяю Артуру достать меч: короткий кусок стали с кучей разноцветных камешков на рукояти. — Ты все еще можешь попытаться ударить меня.

Я почти жду, что он сделает это, но толстяк Артур бросает меч на пол и обескровленными губами шепчет:

— Прости

— Нет, — я мотаю головой, прищелкиваю языком. — Нет. И, знаешь, если бы ты попытался убить меня, я, возможно, стала бы злее и случайно убила тебя в ответ. Быстро и почти безболезненно. А потом бы горько сожалела об этом импульсе. Спасибо, мой дорогой мертвый муж, что не дал мне шанса сделать этакую глупость.

Он все еще пытается выжать из меня жалость, не зная, что во мне больше не осталось ничего. Страх, боль, ненависть и даже любовь — я замерзла, стала вековым северным льдом. Я стала возмездием: скупым и беспощадным.

И мне даже не нужно ничего делать — достаточно лишь подумать, отпустить на свободу все те грязные мерзкие мысли, которые голос изо дня в день вкладывал мне в голову. Отпустить — и наслаждаться тем, как они становятся реальностью.

Я чувствую — вижу! — как кровь медленно леденеет в его венах, но при этом не дают ему умереть. Артур все еще жив — то, что нужно. Подвигаюсь ближе, удивляясь, что больше не испытываю к нему отвращения. Сейчас он — воплощение безупречного, созданного мною шедевра во славу Боли. И сами древние силы руководят моей рукой, когда я сжимаю его руку выше локтя.