Прежде чем я умру (СИ) - "ЛуКа". Страница 18
— Ничего. Я сделал это не ради тебя, а ради Лу, — подошел к письменному столу и поставил на него полупустой бокал, — она — смертная и подвержена различным заболеваниям, старению. Ты, со своей кровью, не в состоянии дать ей возможность жить дольше.
В его глазах появился странный блеск, он был не опасным, а скорее… необычным для Арсения. Луцио сделал шаг назад, стукнувшись о тумбочку. Он был в замешательстве, но все же задал вопрос:
— Ты… любишь ее?
Ифрит мечтательно улыбнулся, в голове уже возник образ Луизы: вот она медленно бродит по розарию в Инферно, поглаживая округлившийся живот, ее темно-каштановые волосы блестят от просачивающихся сквозь стеклянный потолок солнечных лучей, на щеках играет здоровый румянец, она носит под сердцем его сына:
— Всегда любил. С того дня, когда ты познакомил нас, тогда вы только начали жить вместе. — Честно признался он, а затем взял нож для вскрытия конвертов и проткнул себе палец — на коже выступила кровь. Несколько багровых капель упали в бокал, смешавшись с вином.
— И я до сих пор, продолжаю… — они услышали щелчок входной двери в коридоре, шум бумажного пакета и аромат выпечки.
Луиза прошла на кухню, разложила свежеиспеченные круассаны по блюду, и вернулась к кабинету. Постучав, она спросила:
— Луцио, я могу войти?
Конечно же, муж открыл дверь и впустил ее в кабинет. Он придал своему лицу, выражение радости от того, что любимая проявила заботу. Так же, как Арсений проявлял свою, заботясь о том, чтобы Луиза каждый месяц принимала дозу крови.
— Лу, сделай глоток вина, — с улыбкой предложил он, протягивая ей свой бокал, — я заключил удачную сделку — это не повредит кормлению малыша.
Женщина оставила блюдо на столе:
— Поздравляю, — она поцеловала Арсения в щеку, — что ж, ты прав. В последнее время становится досадно от того, что все вокруг меня ездят на различные дегустации, а я не могу позволить себе такой роскоши! — Она засмеялась, сделав небольшой глоток, — Ммм, очень вкусно, и такое легкое… — ее глаза заблестели, она вернула бокал Арсению, нежно погладила мужа по щеке и удалилась из кабинета, закрыв за собой дверь.
Луцио, так сильно сжимал стакан в руке, что по стеклу пошли трещины.
— Ты будешь жить долго и практически не постареешь, а что будет с ней? — Арсений указал на закрытую дверь, — она состарится и умрет, ты не сможешь вечно быть с собственным сыном, который будет задаваться вопросом, почему его отец не постарел, а мать превратилась в седовласую старуху, — теперь в его голосе звучало раздражение, — тебе придется оставить ее, рано или поздно, чтобы она не заподозрила что-то о том мире, к которому ты принадлежишь. И ты это знаешь, мой друг. — Закончил он.
Луцио поставил стакан на тумбочку и тот развалился на осколки, оставив лужицу от растаявшего льда. Мужчина потер виски пальцами, в них пульсировала боль:
— Я никогда не смогу оставить сына! — Он покачал головой.
— Ты и не оставишь. — «А я тем более, ведь он — это тоже часть меня, так же как и его мать».
— Я не готов попрощаться с ними прямо сейчас… и тем более не готов к тому, что Луиза превратиться в немощную старуху, а затем умрет, — Луцио закрыл глаза рукой, — я не хочу оплакивать свою жену, будучи бессмертным, поэтому, как бы мне это не нравилось, но я не буду мешать тебе поить ее своей кровью.
На том их вечер и завершился, оставив после себя пустой бокал и стекло от стакана. Только спустя несколько лет Луцио развелся с Луизой. На удивление, жена спокойно восприняла его просьбу о разводе. Она знала, что он уходит не к любовнице, а в свое творчество — так было суждено. У нее остался сын, — здоровый мальчик и это было главное. С Луцио они остались в вежливо-заботливых отношениях — никаких упреков. Между ними было слишком много хорошего, и счастливого, чтобы осталось место чему-то плохому.
Бывший муж покинул Флоренцию. Все, что потом приходило от него — это алименты для сына и открытки с разных городов мира, где он писал: как скучает по своему мальчику. Луиза не хотела покидать Италию, здесь была ее работа и новая квартира, рядом с библиотекой.
По кухне разносился аромат свежезаваренного кофе. Луиза добавила сливки в чашку и медленно размешала сахар ложечкой. Перед ней стоял ноутбук, с монитора которого улыбался ее сын.
Сколько Лука себя помнил, мама всегда любила ходить дома в потертых джинсах и какой-нибудь свободной футболке. Ее темно-коричневые волосы были собраны в высокий хвост:
— В котором часу ты вылетаешь?
— В 18:45, прилетаю во Внуково, — он напрягся, и мать это почувствовала, — отец приедет меня встретить.
Луиза сделала глоток кофе и строго сказала:
— Не ругайся с ним, — взгляд ее карих глаз был сосредоточен на сыне, — будь умничкой, и не разочаровывай меня.
Лука молча кивнул, взглянув на стоящий у двери чемодан:
— Хорошо. Я понял, — «Только она одна может на меня повлиять». — Как буду на месте — напишу тебе или позвоню! — Помахал ей рукой на прощание. — Пока, мам…
Женщина послала ему воздушный поцелуй и вышла из «Скайпа».
Обычно так и происходил отъезд Луки в Москву, где он с головой погружался в учебу. Этот город, был для него слишком задымленным и серым. Постоянное движение, спешка, толкотня в метро. Ничего подобно во Флоренции или Бердичеве не происходило.
С годами его отношения с отцом стали на удивление напряженными. То ли дело было в Луке, который ощущал себя брошенным, то ли в Луцио, который не знал, с какой стороны подойти к сыну и о чем начать разговор. Лука привык к тому, что Луцио был для него тем, кто оплачивал все его расходы: «Конечно, когда денег полно, на кого еще, как не на сына их тратить, чтобы совесть не заедала?! Променял нас с мамой на свое творчество. Картины ему оказались важнее…» — эта мысль, прочно засела в голове Луки и оставалась там вплоть до его шестнадцатилетия.
Пока он сам не переосмыслил свои приоритеты и не начал хладнокровно пользоваться всем, что мог получить. Летнее обучение в Европе, отдых на дорогостоящих курортах, любой каприз, любое желание было молча исполнено. Пока Лу это не надоело. Он так и не смог заставить отца, обратить на себя внимание. Луцио регулярно перечислял деньги на его кредитную карту, пополнял банковский счет, знакомил с нужными людьми, когда Лука находился в Москве или они пересекались в Европе, чтобы сын завел необходимые связи для собственного будущего и… растворялся в работе.
После школы, Лу сам поступил в университет на бюджет. У отца он ничего не просил.
Бабушка всячески поддерживала внука. По этому поводу она очень прямолинейно высказалась:
— Наконец-то ты перестал паясничать и взялся за ум! В нашей семье дураков нет — все прокладывали себе дорогу своими силами. Если не научишься жить самостоятельно сейчас, то так и будешь всю жизнь зависеть от отца.
И Луке понравилось всего добиваться самому. Как бы ему не было неуютно в присутствии отца, он тщательно скрывал свое раздражение: «Притворство — хорошая способность, помогает держаться в тонусе. Каждый раз, примеряя на себя ту или иную маску, учишься манипулировать людьми, но мне нельзя увлекаться, ведь я не хочу расстроить маму».
Он вытащил мобильный телефон из заднего кармана и посмотрел на номер Эвы: «Может, стоило позвонить и попрощаться? Хотя кому нужны эти прощания!» — сентиментальность была ему не по душе. От грустных мыслей отвлек раздавшийся в квартире звонок. Подойдя к двери и посмотрев в глазок, Лу повернул щеколду — на пороге стоял Ян. На плече ангел держал фиолетовую сумку, а за спиной был рюкзак:
— Думал уехать без меня? Вдруг ты разболтаешь кому-то в столице про ангелов и демонов, и тебя сочтут сумасшедшим, — скептически изогнул бровь, — а мне потом что прикажешь делать? Доставать тебя из психиатрической клиники? — Не дожидаясь приглашения, вошел внутрь и захлопнул за собой дверь.
Лука с прищуром посмотрел на ангела:
— Я уже был готов выходить на маршрутку до Киева и тут заявился ты. Я бы точно никому не рассказал про твою сущность, — тихо сказал он, — может, хочешь перекусить перед дорогой? — вошел в кухню.