ИВ. Тетралогия (СИ) - Северин Гай "geori". Страница 23

Не колеблясь более ни мгновения, я притянул ее к себе и, прижав одной рукой за талию, как будто в танце, другой рукой слегка наклонил ее голову, придерживая за затылок, открывая себе доступ к вене, вонзил клыки в ее шею. Красавица не издала ни звука, зато у меня буквально вырвался стон почти экстатического удовольствия. Кровь горячей струей лилась в мое горло, а перед глазами мелькали яркие картины страстного соития, как будто мы уже переживали все это наяву. Я буквально потерял голову и захлебывался желанием, не в силах совладать с собой. И вдруг я почувствовал, что все резко закончилось, сладкая кровь уже не льется в мое горло и с ужасом осознал, что крови то больше и не осталось. Я выпил красавицу досуха. По-прежнему сжимая в объятиях мертвое тело, я не мог прийти в себя, тяжело дыша и чувствуя, как мое сердце буквально рвется из груди. Как такое могло произойти? Я растерянно смотрел на ее прекрасное, но уже безжизненное, как гипсовая маска, лицо, и сам не верил в происходящее. Буквально минуту назад это была полная жизни сногсшибательная красавица, а теперь это просто труп. А я стою с окровавленным ртом и ничего уже не могу изменить. Краем сознания я почувствовал, как к нам подходит неторопливой походкой мой создатель, и злость на него вновь завладела мной.

— Почему ты не остановил меня? — прохрипел я. — Ты же чувствовал, что я убиваю ее!

— Я чувствовал, да, — жестким и холодным голосом ответил он. — А ты — нет. Ты вообще забыл обо всем, чему я учил тебя вчера. В чем я, в общем-то, и не сомневался.

— Но зачем?! — вскричал я в праведном гневе, не понимая, как можно быть таким жестоким. — Почему ты это сделал?

— А сколько, ты думал, я буду с тобой нянчиться? Я ведь напомнил тебе о контроле, ты должен был думать только об этом, а не исходить похотью, увидев смазливое личико, — он кидал в меня слова, как кинжалы, конечно, справедливые, но от того не менее болезненные. Я осознавал правду его слов, но как же мне хотелось сейчас ударить по его надменной физиономии!

— Ты монстр, — только и смог выдавить из себя я.

— Ты тоже, — насмешливо скривил губы мой мучитель. — Добро пожаловать в клуб.

Как бы не был я сейчас зол на него, на себя и на всех вокруг, но отрицать очевидное я не мог. Я монстр, такой же, как и он. Я расслабился после первого же успеха, решил, что все теперь могу и мне уже не надо над собой работать, понадеялся на то, что он со мной рядом. А ведь то же самое, может случиться со мной и позже, когда я останусь один. И, скорее всего, как бы ни противно было это осознавать, он допустил это убийство специально, преподавая мне таким образом. Урок, безусловно, жестокий и беспринципный, но действенный. Вряд ли все его лекции смогли бы произвести на меня такое впечатление, как наглядное осознание собственной слабости.

В это мгновение я точно знал, что приложу все усилия для того, чтобы подобное не повторилось впредь.

— Вот теперь я увереннее в тебе, — кивнул Гэбриэл. Чертов вампир просто читал на моем лице все мысли! — Я знаю, ты справишься.

Вот уж спасибо! Но, несмотря на саркастичные мысли и более чем ужасную ситуацию, я все же был польщен его оценкой. Оставалось смириться с непоправимым и жить с осознанием того, что на моей совести смерть молодой девушки. У нее впереди была целая жизнь, была семья, которой теперь предстояло ее оплакивать, было будущее, которого я ее лишил в одно мгновение. И вновь, как будто прочитав мои безрадостные мысли, Гэбриэл сказал:

— Если тебе от этого станет легче, то у нее не было семьи. Она была совершенно одинока, как это ни парадоксально, и работала проституткой в одном из местных борделей.

Ну, не сказать, что намного, но мне все же действительно стало легче. Однако, сути дела это не меняло, и об этом следует помнить. Сегодняшняя ночь должна стать переломной в моей жизни, теперь все будет по-другому. Я ведь сам сделал этот выбор.

Следующим этапом моего обучения стал урок избавления от трупов. К сожалению, как сообщил мне мой «добрый» наставник, как бы я не старался, но жертвы все равно будут случаться время от времени, хочу я того или нет. Вся жизнь вампира — это череда смертей. С нашей ли помощью или чьей-то другой — неважно. Просто так бросать обескровленные трупы, разумеется, недопустимо. Можно их закапывать, сбрасывать в канализацию или в реку, желательно с грузом или прятать в катакомбы. Лучше всего их сжигать, заметая тем самым следы преступления. Так мы и поступили с той, кого при жизни звали красивым именем Изабелла.

В остаток этой скорбной ночи у меня не было ни сил, ни желания учиться еще чему-либо, поэтому мы расстались с Гэбриэлом задолго до рассвета. И, конечно, у меня более не было настроения скакать по крышам и веселиться. Зато, придя домой, я первым же делом откупорил пузатую бутыль коньяка и выпил ее почти залпом. Думал, это поможет мне расслабиться и забыть хоть на время о событиях минувшей ночи. Действительно, удалось уснуть, но во сне я видел золотоволосую красавицу, которая ласково и маняще улыбалась мне.

Проснувшись, я все-таки заказал плотные портьеры в комнаты. Пока их вешали, пришлось скрыться в ванной комнате, ведь день сегодня был солнечный и ясный, что мне теперь категорически противопоказано. Надо признаться, мне вполне удалось отдохнуть, события ночи уже померкли, совесть моя услужливо молчала, не утруждая себя угрызениями по поводу несчастной золотоволосой проститутки. Наверное, я был слишком эгоистичен и самовлюблен, а также высокомерен, чтобы убиваться по падшей заблудшей душе. Для себя я решил — что было, того не изменить, надо лишь постараться не повторять ошибок и все будет в порядке.

Успокоившись на этот счет, я даже повеселел и, забавы ради, вызвал своего консьержа — надутого, напыщенного, мнящего себя как минимум чиновником первого класса, а не простым привратником. Он явился, отдуваясь от быстрой ходьбы, тревожно уставившись на меня заплывшими глазками и сверкая потной блестящей лысиной. «Наверное, думает, что у жильца появились жалобы», — ухмыляясь про себя, предположил я.

— Чем я могу помочь вам, месье Ансело? — поинтересовался он.

Я подошел к нему вплотную, заставив его нервно сглотнуть, и, пристально глядя ему в глаза, приказал молчать и не бояться. Он замер, вытянувшись в струнку, если такое понятие вообще можно применить к человеку с таким необъятным животом, на котором позолоченные пуговицы ливреи едва ли не стонали от напряжения. Потом, пересиливая сам себя от отвращения (все-таки потная шея толстяка — это вам не хрупкая нежная шейка блондинки), впился клыками в то место, где по идее должна находиться главная артерия. На мое удивление, она именно там и оказалась, хотя под складками жира ее даже учуять было непросто. Напившись, я совершенно спокойно заметил момент, когда глухо бьющееся сердце консьержа начало замедлять пульс, и отпустил его. Тщательно прополоскав рот коньяком, я удовлетворенно вздохнул. Да, расчет был верен. Я вполне могу справляться с дурманящим ароматом и вкусом крови, если к нему не примешивается плотское влечение. Оказалось, очень просто остановиться, если человек, выбранный тобой на ужин, тебе неприятен. Это можно использовать в первое время. Пожалуй, все же лучше так, чем убивать молоденьких девушек. А этому жирдяю ничего не будет, ему, наверное, только на пользу некоторое кровопускание. Надо будет использовать его еще как-нибудь. Приложив к слегка кровоточащей шее консьержа платок и внушив, что его укусила соседская собака, сам же с этой легенды посмеиваясь, так как соседская собачка размером чуть больше кошки, отправил его восвояси. Вполне довольный собой, приготовился к вечеру встречи с создателем, надеясь, что сегодня он не преподаст мне еще какого-нибудь урока в своем духе.

Едва солнце полностью скрылось за горизонтом, я решил, что сегодня вполне готов повидаться с отцом. До встречи с Гэбриэлом оставалось еще несколько часов, поэтому я мог уделить их своему старику, который, безусловно, сейчас с ума сходил от беспокойства, ведь я ушел с древним вампиром, чтобы самому стать таким же, и не подавал о себе знать уже два дня. А сегодня я чувствовал, что могу себя контролировать, и мне ничего не мешает успокоить заботливого родителя, к тому же, я с удивлением осознал, что соскучился по нему. Все-таки, что ни говори, а отец — это единственный человек на свете, которому я еще не безразличен, который ждет меня, несмотря ни на что, который примет меня без всяких условий, в любом виде. Сейчас, основательно подкрепившись толстым консьержем, я отцу не опасен, а, значит, самое время вернуться в родной дом.