Лягушки, принцессы и прочие твари (СИ) - Эйта Аноним. Страница 7

С тех пор Фахраса запомнила, что Лима — оружие безотказное.

Лима была хороша той самой красотой, которой блещут благонравные девочки-сиротки с картинок поучительных книг. Розовощекая, с голубыми глазами в пол-лица, с губками бантиком и почти белого, цвета свежего пшеничного хлеба, локонами до пояса, которые Фахраса заплетала с сложную прическу и украшала розовым бантом, она была воплощением невинности, ангелом Веды, сошедшим на грешную землю. Когда Лима выросла и ее фигурка пробрела весьма пышные формы, она стала еще краше, а уж ее тихий мелодичный голосок, неподдельная наивность и миленькие манеры заставляли мужчин терять голову. Фахраса и сама любила в юные годы поиграть в прелесть, какую дурочку — но тут Лима мать превзошла: она такой и была.

Как только Лима достигла совершеннолетия, к ней начали свататься. Там были и богатые пожилые мужчины, обещавшие шелка и бархат, золото и бриллианты, и пылкие юнцы без гроша в кармане, готовые ради одного Лиминого взгляда залезть на самую высокую гору или сделать что-нибудь такое же безрассудное и смелое.

Однако Лима, к немалому Фахрасиному удивлению, отшивала всех с несвойственной ей решительностью.

Фахраса была крайне обеспокоена этим, предчувствуя, что подобное поведение плохо кончится. Она отлично понимала, что для того, чтобы отвадить пылко влюбленного кавалера, простого «нет» может и не хватить. На всякий случай Фахраса даже обзавелась некоторыми связами в охранке того города, где они тогда жили. И не зря. Лиму похищали несколько раз в каждый месяц, и только связи и особые умения ее матери каждый раз спасали девушку от позора.

Однажды, когда на Фахрасу накатил острый приступ материнского инстинкта, она все-таки добилась от дочери внятного ответа. А добившись — долго и самым беззастенчивым образом хохотала. Правда, в хохоте этом чувствовались какие-то фальшивые, истерические нотки, но надувшаяся Лима их не слышала.

Лима твердо решила, что выйдет только за принца, о чем прямо матери и сказала. И никакие убеждения, что все пригодные к употреблению принцы доквакивают свой холостяцкий век в лягушках, а на их половине Мира вообще давно уже принцев нет, а есть Совет, состоящий в основном из мужчин крайне пожилого возраста, на нее не действовали.

Фахраса была крайне демократична во всем, что касалось дел сердечных, поэтому особо переубедить дочь не старалась. Принц так принц, пускай пока мечтает о недостижимом, все лучше, чем от какого-нибудь прохиндея внучат нянчить… все равно когда-нибудь влюбится, зачем торопить?

Ажиотаж вокруг Лимы потихоньку сходил на нет, женихи, решив, что девка с придурью, а мать у нее — так вообще на всю голову больная, стучались все реже и реже. Фахраса было успокоилась…

Но однажды Лиму стошнило от запаха ее любимой жареной рыбы. И, задумчиво созерцая едва заметно округлившуюся талию дочери, Фахраса поняла, что успокоилась зря. Но при некотором размышлении, женщина решила, что раз ее дочь выглядит довольной, то все хорошо. В конце концов, девка совершеннолетняя, и имеет право выбора, а Фахраса на своей службе зарабатывает достаточно, чтобы содержать хоть целый выводок таких. Да и сама Фахраса не без греха. Конечно, она не смогла удержаться от пары язвительных замечаний, но Лима попросту пропускала их мимо ушей.

Лима и правда была довольна, как кошка, объевшаяся сметаны, и родившуюся девочку любила пуще жизни. На все все-таки достигшие ее слуха ехидные подколки матери она говорила, что «он» обязательно придет, когда узнает о дочери. Говорила с такой слепой верой в глазах, что у Фахрасы просто язык не повернулся ее разочаровывать.

Кто этот «он» Лима говорить отказывалась, и Фахраса узнала об этом из совершенно неожиданного источника, после чего сильно сожалела о том, что не расколола дочь сразу же или хотя бы не навела справки, кто именно проезжал через их городок тогда, когда Лима загуляла.

По службе она часто имела дело с некоторыми секретными документами. Для того, чтобы выкрасть нечто нужное, зачастую надо переворошить кучу всего ненужного. И там-то Фахраса и наткнулась случайно на письмо своей дочери. От письма ощутимо несло духами, и было оно настолько явно любовным, что не удивиться его появлению в этом секретном архиве Фахраса просто не могла.

Ознакомившись с его содержимым, Фахраса аккуратно заклеила его обратно, выкрала то, что было нужно, отдала вещь заказчику, расплатилась по всем своим долгам, а на следующий день сгребла из сейфа все самое ценное, взяла Лиму, взяла внучку, и сбежала через границу, в Талиманию.

Там она купила трактирчик неподалеку от столицы и зажила, уверенная, что где-где, а в Талимании, да еще и около самой столицы, ни ее, ни ее непутевую дочь с внучкой искать не будут. Хотя на всякий случай она сменила внешность, пожертвовав красотой: узнать в нынешней полненькой, узкоглазой тетушке Хос некогда темноокую роковую красотку Фахрасу было нелегко.

Но сейчас перед Фахрасой стояла банка. А в банке сидела лягушка. Фахраса подумала, и решила, что тут больше подойдет слово «лягуш» как мыш, только лягуш. Все-таки, эта лягушка определенно была самцом.

На голове у лягуша была маленькая золотая коронка.

— Ну? — повернулась Фахраса к дочери, — как это понимать?

Лима упрямо вздернула подбородок:

— Маменька, я не могла противиться этому! Будто по некоему божьему провидению…

— А теперь, пожалуйста, человеческим языком и по порядку.

Лима взглянула на мать и поежилась. Лицо Фахрасы было безмятежным, губы вроде как даже изогнулись в приветливой улыбке, но глаза… Глаза стремительно меняли цвет с карего на ярко-зеленый, ничего хорошего это не предвещало. Фахраса была очень, очень зла.

— Я шла домой. Ты сама послала меня в столицу, — осторожно подбирая слова начала Лима, — так вот, я шла домой по главному тракту, а тут мне навстречу телега. Ну, я и попросила, чтобы подвезли! Недалеко же… Парень на козлах молодой был, он на меня посмотрел, а я ему улыбнулась вежливо. Ну, он меня в карету пустил, развернулся и повез. А я потом короны заметила на дверцах… заметила бы сразу, разве осмелилась бы залезть в карету? А так… Сидела я там, сидела, а вокруг лягушек, видимо-невидимо… все с коронками. Ну я и подумала… — голос Лимы задрожал, став совсем тихим, — я подумала… никто же не заметит, А Юсеньке жених будет… По праву! Не иначе как Веда всеведущая меня подтолкнула!

Фахраса тяжело вздохнула, даже не напомнив дочери, что лягушками Вефий заведует. То, что дочь уже порушила к рогатым ведам свою жизнь из-за своего увлечения принцами, Фахраса понимала. Сама Фахраса сбежала-то со своего теплого места и не сдала Хидшаху пустоголовую дочку только потому, что Юська, внучка, не была виновата в том, что у ее мамаши вместо мозгов меж ушей бултыхался розовый кисель, и роли куска мяса в жерновах политики явно не заслужила. А так бы Фахраса оставила свою дочь барахтаться в одиночку без всяких угрызений совести… авось Лима хоть немного уму-разуму поучилась бы.

А теперь, когда они более-менее в безопасности, эта… прелесть, какая дурочка сперла королевского лягуша! Да его же искать начнут вот-вот! На носу свадьба средней королевской дочери… как там ее… Малалайка, что ли… про Юську в Джокте знают, наверняка ищут, пока не поздно, пока она еще полезна, по народу слух пошел, что старшую разводить будут… Тут сидеть надо тише воды, надеяться, что пронесет, а эта… наказала ж Веда дочуркой… лягушек в дом тащит!

— Ты подумала, что Юська будет с ним делать? Наш дом явно не дворец королевский, — спросила Фахраса вкрадчиво, — он очнется — а тут девка вида деревенского и вообще безобразие.  Ни платья шелкового, ни короны золотой у невесты… тут даже пень смекнет, что нечисто что-то. Да и… ты Юську-то спросила?

— А чего ее спрашивать. Ей три года, ма, она еще не в состоянии внятно ответить. Вот подрастет…

— А с чего ты взяла, что она… ну, например, деревенского кузнеца не полюбит? Мальчик уже сейчас миленький, справный. Кудри золотые, каменюги таскает на горбу большущие ради забавушки…