Исход - Широков Алексей. Страница 21

А дальше – только какие-то волнистые линии и энергетические сгустки, в которых я купался, словно в бескрайнем море. Играл с ними, плескался в них, создавал некие конструкции. Одни из них тут же расплетались, зато другие сохраняли целостность, витая вокруг, сверкая золотистыми солнечными искорками.

И, кажется, ещё… Кажется, ещё я видел Наставника. Варяг то тёмным пятном, то жутким мертвецом, то таковым, каким я помнил его в последний раз, словно тигр метался между потоками, пытаясь добраться до меня. Однако каждый раз, как только он пересекал некую невидимую черту, его немедленно захлёстывала солнечная лента и утягивала подальше от ничего не понимающего меня. Он пытался порвать её, сбрасывал с себя, но с каждой попыткой золотистых линий становилось всё больше и больше, и вот они оплели его и куда-то потянули. Он сопротивлялся, что-то кричал и, кажется, звал, но я так и не услышал ни единого слова, продолжая играть в бескрайнем, колышущемся море энергии.

Хотя, возможно,всё это был только сон. Во всяком случае, именно так я подумал, проснувшись с тяжёлой, гудящей головой на мятой кровати в совершенно незнакомом, богато обставленном помещении. Более того, я был голым, а на плече у меня лежала голова красивой девушки наднебесницы, которую я видел первый раз в жизни.

Случайным движением я разбудил её, и она, похлопав ещё сонными глазками, сказала мне что-то на своём и улыбнулась. Я же не додумался ни до чего лучше, как выдать сакраментальное утреннее и очень удивлённое:

– Ты кто?

** *

– Я надеюсь, ты стараешься, Бурджик? – в сарае было темновато, а потому молодой хорфиг не заметил важно вошедшего в помещение фермера и, уж тем более, не увидел проскользнувший следом девичий силуэт.

– Сталаюзь… дятеньга… – с жутким акцентом, сильно коверкая и с трудом подбирая слова, произнёс паренёк, глупо улыбаясь.

Мужичок тоже слегка растянул пухлые губы и недоверчиво покачал головой. Так, словно бы он удивлялся тому, что застал дурачка-племянника не дрыхнущим в стоге, а изрядно пропотевшего, с вилами в руках.

– Бурджик, Жейка говорит, что ты опять приставал к ней с расспросами? – фермер сурово посмотрел на паренька, чем сильно смутил его.

– Та… дятега Вурклич, – тяжело вздохнув, повинился наконец парень. – Фсё хчу… знать. Поцему а тякой. Над меня дугие пани смеютца, а двуцки… не смотреть.

– Полно тебе мучать себя, Бурджик, – сменив гнев на милость, мужичок хлопнул племянника чуть выше поясницы.

Выше он просто не дотягивался – молодой хорфинг был выше его не на голову или две, что было бы вполне нормальным и естественным, а чуть более чем в два раза. Выше даже, чем краснокожие люди, среди которых даже он смотрелся бы настоящим бартыром – былинным силачом народа хорфингов.

Вот только и те были бы Бурджику по грудь, но что поделаешь, такова уж судьба была у несчастного парня. Статный и ладный с точки зрения людей, хорфинг оказался белой лисой в летнюю пору для своего родного народа. И очень мучился этим с самого детства. Тем более, что и так у парня весь ум в размеры ушёл, а после того, как его чуть больше месяца назад пырнул своим рогом гривастый однорог, и он почти неделю провалялся без памяти – и вовсе последних крох разума лишился. Даже язык родной забыл.

От подобной несправедливости доброе сердечко Мануськи просто разрывалось. Да и обижали его постоянно. Жалко ей было парня, вот только он её словно бы и не замечал. Саму её всего несколько недель назад привезли на эту ферму родители как часть приданного старшей сестры, которую оженили на Иршике – среднем сыне Вурклича. Ни женских форм, ни наетого животика у девочки ещё не было, да и откуда им взяться у шестой дочки, которую никто не собирался отдавать за зажиточного дашика? Замухрышка, одним словом. Сразу видно – янгра, да ещё малолетняя. Вот только быть янгрой в собственности богатой семьи – значит, как минимум, не голодать. И вот надо такому было случиться, что с чего-то запал ей в душу юродивый племянник отца хозяина.

И вроде лицом не пухлый, упитанный, а, значит, богатый. Черты острые, неприятные, а ей красивыми показались. Глаза серые, странные, не оранжевые и не жёлтые, как у всех, а как мазнёт по ней взглядом, так хоть стой, хоть падай. Волосы – светлые. Как солома, но ведь красиво. Да и то, что причёску женскую по дурости носит – это где ж это видано, что бы нормальный мужик их отращивал, да в хвост по-женски забирал? А ему идёт.

Вот и подглядывала она за ним всё своё свободное время. А историю, которую ему дядька рассказывал, уже не раз слышала. Мамка его, сестра старшего хозяина, когда на сносях была, плод ребереницы случайно съела. Не верила Мануська раньше в существование сказочного «Рост-дерева», так ведь видишь как вышло! В дитя-то всё пошло! А ведь в начале думала, что человек перед ней в муке вываленный.

Даже у девок дворовых расспрашивать о прошлом Бурджика пыталась, но те её били. Колотили и приговаривали, что не достойно хорошему хорфлингу лезть в дела своего хозяина. Сказано Вукличем что это его племянник, значит, так и есть! И вопросов задавать, тем более им, бабам, не положено! Девка прониклась, но ещё сильней переживать начала – как же он с таким ростом зимой-то. Норы ведь делают одной высоты, как предки завещали. Такой здоровяк туда разве только ползком и залезет. А если красные налетят, тогда как?

Вот и сейчас, тенью проскользнув за старшим хозяином в сарай, она нырнула в один из стогов и тихо, как мышка, наблюдала оттуда за мужчинами. И мнилось ей, что если попросит она свою сестрицу, то и выдадут её за Бурджика. Ну а что? Пусть на ум он слаб, но силён как бык, да и парень работящий… да только знала, что обещали её уже сыну кузнеца. Тот и пузат, и важен, и сам себя шире, да только не мил он Мануське, и всё тут!

Старший хозяин тем временем опять начал распекать своего племянника, словно бы нерадивого батрака. Тот только глупо улыбался и периодически как-то растерянно осматривался по сторонам, – как будто к чему-то прислушивался. А затем во дворе послышался топот ног ездовой птицы и крик Добика, одного из вольнонаёмных хорфигнов, работающих в поместье.

– Хозяин! Хозяин!

– Здесь я! – недовольно рявкнул Вурклич и степенно, вразвалочку вышел из сарая. – Чего разорался?

– Слава Духу Топей! Я Вас нашёл! Беда, хозяин!

– Ясней говори! – фермер отвесил подбежавшему парню подзатыльник.

– Беда, хозяин! – повторил тот ещё раз, потирая ушибленную голову. – Наши лесники обнаружили разъезд краснокожих рейдеров!

– Что? – Вурклич побелел, а его толстые обвисшие щёки мелко затряслись. – Сколько их? Далеко?

– Двадцать пять всадников на мохнатых плюющихся демонах! Рыцарей, вроде, не видели! Движутся напрямую к ферме! – затараторил Добик. – Молодой хозяин всех наших хорфингов из поместья на зимние лесные норы повёл, а меня к Вам отправил!

Сердечко у Мануськи бешено затрепетало. Даже в столице их Торговой Республики, где она раньше жила с родителями, знали об ужасах творимых людьми из соседней Империи. Затяжная война между государствами шла уже много лет, и истории о разорённых и опустошённых фермах близ границы ходили одна страшнее другой. Вот только в натуре хорфингов было надеяться на лучшее и верить, что именно их беда обойдёт стороной. Наверное, именно по этой причине сюда, во вроде бы неспокойные земли, продолжали ехать работники, а женихи с запада считались ничуть не менее выгодной партией, чем с востока.

Так что накрывшая девушку волна безотчётного страха была вызвана не появлением краснокожих. До стоящего на отшибе за полем рабочего двора, где находился этот сарай, амбары и куча других подсобных построек, рейдеры может быть и не дойдут… а вот то, что она самовольно покинула кухню, украв хлеб, сало и квас для Бурджика, хозяева обязательно узнают и жестоко её за это накажут!

– Ясно! Так! – старший хозяин взял себя в руки. – Добик, собирай работников и рабов, и ждите меня! Я сейчас подойду. Переждём беду в норнике близ лесоповала – там нас ни один краснокожий не найдёт. А найдёт, так там запасов на полгода упрятано, и запасных выходов пара десятков. Ещё дед мой копать начинал. Бурджик! Иди сюда, бездельник!