Механическое Диво (СИ) - Сволота Евпатий. Страница 44

– Доброе утро. Вы что-то ищите? Скажите, что, и мы вам подсобим…

Крючковатый нос незнакомого мне старичка повернулся ко мне, как флюгер на ветру. Дед – ишь ты, гордый какой! – вообще мне ничего не ответил, продолжая дальше следить за действиями пятерки солдат.

Произошедшее поспешил мне объяснить Иуда:

– Томас, это приказ самого Старшего Инквизитора – обыскать весь лагерь.

Его приказы обсуждать нельзя… Сейчас в каждой казарме то же самое творится…

В голове мелькнула догадка. Точно! Обыск! Ищут либо ту самую шестеренку, либо кольцо, которое я мог видеть у Адама на шее. Хотя?.. Фиг знает, может еще что-то ищут, чего я не знаю… Они там, наверняка, всю ночь в казармах обсуждали подробности будущего расследования…

В задумчивости отошел в сторону. Мда… Это я правильно сделал, что шестеренку сныкал. Как знал, как знал… Взяв себя в руки, обратился к Соне и близнецам:

– Ну и ладно… Пускай они свою работу делают, а мы будем свою. Соня, тебе пора завтрак готовить, Матфей и Иуда – у вас работа с раненными. Я, если чего, помогу нашим гостям разобраться, что и как у нас в госпитале.

Ребята после моих слов будто очнулись от оцепенения. Соня сразу же схватила стоящий в отдалении котелок и понесла его на улицу. Матфей с Иудой также пошли встречать охотников – вот-вот они должны прийти с уловом из леса.

Я же, пользуясь тем, что у меня работы особой сейчас в госпитале нет, стал наблюдать за обыском, изобразив на лице самую услужливую мину, на которую был способен, мол, если чего – спрашивайте.

Видимо, услужливость и благость вообще не моё, потому что, кажется, из меня попер черный юмор:

– Ваш благородие, – внезапно обратился я к Инквизитору с самым простецким выражением лица, на которое был способен, – А вы большое чаво ищите или маленькое?

Меня удосужили вежливым взглядом вопросительные глаза Инквизитора. Я продолжил:

– Просто если малое, вражина же могла это самое в раненных спрятать. Так сказать, внутри…

Вот в реале я не очень люблю фильмы про тюрьму и тюремные порядки, но о некоторых обычаях и способах прятать от надзирателей вещи наслышаны даже далекие от этой тематики люди.

Вроде и понимаю, что сами раненные мне ничего не сделали, да и сам я их должен защищать, но абсурд происходящего жаждал своей полноты, как провинциальная пьеса кульминации.

Один из тяжелых раненных, который не спал и был в сознании, кажется, измученно простонал что-то из разряда: «Слава Великому Инквизитору!» и стал сам медленно переворачиваться со спины на живот, как бы утверждая, что ему скрывать от державы нечего.

Солдаты, которые вели обыск, растерянно замерли. Раскраснелись. Смутились. Старичок Инквизитор, кстати, также смущенно откашлялся и сказал:

– Ну, думаю, в этом нет необходимости… Враги Византии проницательны, но не настолько… – и, сразу переводя разговор в другое русло, спешно добавил, – Молодой человек, покажите солдатам комнаты в госпитале, где больше всего вещей, чтобы они уже сейчас, не теряя времени, начали осмотр…

Хм… Осмотр? Надо же… Какая игра словами… Одно дело «обыск», а другое – «осмотр». Почтительно кивнув Инквизитору, повел его к своей комнате и закоулку Сони:

– Вот здесь у нас комната алхимика – сказал я, указывая месторасположение лаборатории девочки, – там много пилюль, микстур, сухих трав. Всё это нужно Соне для работы. Постарайтесь провести осмотр осторожно, чтобы ничего не перепуталось.

Солдаты после моих слов сразу приуныли, осознавая, что с лабораторией придется повозиться, если они не хотят разозлить местного алхимика. Соня, конечно, добрая девочка, но, если ее многодневные труды по созданию лекарств и сбору ингредиентов пойдут каджиту под хвост, кто знает, на что она будет способна.

Не давая солдатам расслабиться также сразу повел в свою комнатушку-склад.

– Вот здесь у нас склад госпиталя и моя комната. Я тут сплю, ну и приглядываю за всем.

Увидев комнату, почти до отказа заполненную всевозможной ерундой от одеял и подушек до медицинских приблуд вроде бинтов, солдаты шумно выдохнули. Кто-то шепотом матюкнулся… Мне стало смешно. Наверняка эти лоботрясы, когда вызывались «осматривать» вместе с Инквизитором именно госпиталь, надеялись, что работы тут немного. Фигушки.

Как сонные мухи, они под присмотром Инквизитора начали свою работу, ну а мне как-то всё это стало скучно. Обыск – неприятная штука, и подглядывать за тем, как кто-то делает что-то неприятное – ну нафиг. Чувствую себя вуйеристом, подглядывающим за другим вуйеристом, который в свою очередь подглядывает… ну и так далее… Ерунда, короче.

Заверив солдат в том, что буду недалеко, решил выйти на воздух к Соне. Из котелка у ног Сони уже вовсю валил ароматный дым, сама же девочка, даже не обращая внимание на активное бурление, улыбаясь, уставилась куда-то в небо.

Я проследил взглядом. Увидел. Сел на пятую точку прямо там, где стоял.

В рассветном небе вместе с удаляющимся вдаль журавлиным клином парила фигура человека. Глюки? Левитация?

Что это вообще?!

Голос Сони выдернул меня из ступора:

– Это Старший Инквизитор. Из-за своей Святости он может возноситься к Спасителю ближе, для того, чтобы его молитвы Спаситель услышал первыми…

– Угу… – только и мог выдавить я из себя, успев по-философски поразиться тому, что любители пролезть вперед без очереди найдутся, наверняка, в каждом из уголков нашей многообразной Вселенной.

Скинув с себя наваждение, предложил Соне помощь, заранее зная, что и в этот раз она откажет. Блин… Просто глазеть на этот самый «осмотр», который проходил сейчас в госпитале, пропало желание совсем. Ну их в пень… Пусть хоть с ног на голову все перевернут.

Соня, кажется, мое настроение понимала, может и по-своему, как и близнецы, которые перекачав из дичи жизнь, достаточно быстро полечили раненых, ну а потом пришли к нам:

– Там вверх дном всё… – пробурчал Матфей – Прибрались бы они потом за собой, а то шагу ступить негде…

Бегло взглянув на лагерь, понял, что в каждой казарме, действительно твориться похожая ерунда. Народец слоняется без дела, как будто у нас не военный лагерь, а кружок по интересам. Сегодня вообще будут какие-нибудь тренировки, или об этом забыли?

Дружно рассевшись у котелка с приготовленным завтраком мы, позевывая, пялились то на скучающий лагерь, то на демонстративно парящую в небе фигуру Инквизитора. Не знаю, о чем думали в этот момент ребята, но мне дико хотелось забористого курева, и чтобы начался новый налет Ктулхиата, Гонконга, или, вообще, фиг знает кого… Чтобы из леса выбежали тираннозавры с лазерными пушками, роботизированные клоуны верхом на розовых пони или другая какая дичь… Этот безумный мир, как будто, не просто изучал эти самые «механизмы лжи», но и упорно проверял каждый день на прочность мою психику. Блин… Не шизануться бы на этом фоне… Видать, когда вся эта канитель закончится – через три года, или, если повезет, раньше – в реал выходить будет уже совсем поехавший дядя…

Сонливость как рукой сняло, когда из госпиталя показался Инквизитор.

Вежливо откашлявшись – видимо, дед, наконец, сообразил, что для пафосного тона в разговоре с нами повода нет вообще – он спросил:

– Ценные вещи тяжелых раненных – украшения там всякие… Вы их где-то отдельно храните?

Ах ты ж! Комбо! Значит, я был прав! Ищут то самое колечко!

Первой от вопроса, кстати, очнулась Соня, глубокомысленно отметив:

– Да какие там украшения… Сами знаете, что у Детей Спасителя дорогие побрякушки не в чести…

Пока разговор не ушел в совсем другое русло, перебил Соню, перехватив у нее инициативу:

– Да. Дорогих украшений у раненых нет. Были, кажется, парочка железных амулетов Спасителя, несколько медных именных, женские украшения – кольца там, браслеты, серьги. Видать, подарки от невест на память для солдат, уходящих на войну. Всё это мы, чтобы не мешало раненным, скидываем в одну коробку. Как только человек выздоравливает – он забирает своё…