Миллиграммы счастья - Трауб Маша. Страница 5

Юрий Петрович нервно прикурил сигарету от предыдущей.

– Как что? Помидоры! Я же говорила! Помидоры я закатала! Банку одну оставила. Вот, Юрке хотела отдать. Малосольные помидорчики, один к одному. Банка взорвалась, зараза. Я чувствовала, что не довезу. И чего она взорвалась? Вроде все как всегда делала. Так, я поехала. А то вся машина пропахнет, не отмоешь. Некогда мне тут с вами стоять. Юрка, прости. С меня огурцы и водочка. Ох, лишь бы огурцы не взорвались! Десять банок закатала. Все, мужики, мне пора. В следующий раз поговорим.

Мама уселась в машину, вырулила на встречную полосу, создав пробку, пока разворачивалась, и поехала в обратную сторону. Юрий Петрович молчал. Его сменщик тоже. Только с удивлением смотрел вслед удаляющейся красной машинке, которая опять проехала на красный.

Увидела в соцсетях популярный пост – советы бабушки своей внучке. Бабушка была европейская и говорила очень правильные вещи: не бойся влюбляться, не бойся остаться одна, делай карьеру, совершай безумные поступки. Я не смогла удержаться, позвонила нашей бабушке и попросила ее дать советы своей внучке. «Записывай», – сказала мама.

…Совет номер один. Выйди хорошо замуж. «Хорошо» – не значит, что за богатого. «Хорошо» – это значит хорошо. Чтобы ты себя так чувствовала. Если тебе будет хорошо с пятью детьми в однокомнатной квартире, значит, так и должно быть. Если тебе будет хорошо в другом городе, уезжай, не задумываясь. Но не слишком-то слушай свое сердце – оно иногда обманывает. Иной раз стоит послушать мать.

– Мам, ну ты даешь! – меня как прорвало. – Да ты меня всегда пугала однокомнатной квартирой и кучей детей на десяти квадратных метрах! Что для тебя было самым страшным? Если бы я вышла замуж за одноклассника из соседнего подъезда! Ты не могла допустить, чтобы я прожила свою жизнь в такой же квартире, как у нас, и ходила бы в ту же булочную, что и ты, а мои дети пошли бы в «мой» детский сад под окнами. Хотя Катька Колесова, моя одноклассница, именно так и сделала. И живет счастливо.

Почему «уезжай»? Да я все детство в новеньких проходила! Сколько я школ из-за тебя и твоих «не задумываясь» поменяла? Шесть, семь? Меня учителя запомнить не успевали, а я их помню только по прозвищам. Попа Два Кирпичика – учительница по ритмике, кажется, на Севере мы тогда жили. Народница. Она все кричала, что у девочек должна быть попа как два кирпичика. Мы ее так и прозвали. У нее был копчик сломан – ее партнер с поддержки уронил. Она считала, что специально. Ради другой партнерши. Я ненавидела эти «топотушки» и «ковырялочки». Попа била нас – подходила и по спине припечатывала ладонью. Мы все с ее отпечатками ходили.

Еще у нее был один жест – мы стояли у станка, а она подходила и ногтем проводила по внутренней стороне бедра. Ногти у нее были длинные и острые. Ты хотя бы представляешь, каково это? Я ей благодарна, конечно. Я вообще после нее учителей бояться перестала.

Но ты хотя бы знала, что она ту девушку, новую партнершу травила? Подмешивала ей препараты? Ты знала, что она два года в тюрьме отсидела? Потом на Север уехала, где ее никто не знал. Она же сумасшедшая была. Готовила партию, которую должна была станцевать. Нам говорила, что через месяц у нее гастроли, что вчера выступала с тем самым партнером. Мы ее боялись панически и не знали, что у нее в голове. Она нас ненавидела. Кстати, была убеждена, что работает не в школе, а в хореографическом училище. И требовала от нас невозможного. Мы же были обычными девочками.

Ленку, ты помнишь Ленку? Она выбросилась со второго этажа. Мы тогда в шестой класс перешли. Попа ее замучила – у Ленки и грудь, и лишний вес. Попа называла ее жирной коровой и выгоняла из класса. Ленка решила, что она страшная, жирная и ей нельзя жить в таком теле, что ее никто никогда не полюбит. Слава богу, что только ногу сломала при падении.

И что стало с Попой? Ничего. Она ведь танцевала свою «ковырялочку» перед главой города. И тот с ума от нее сходил. Конечно, все замяли. Конечно, столичная звезда. А у Ленки – мама на двух работах и папа-алкоголик. Сестра младшая. Ленке выписали путевку в пионерский лагерь – та была счастлива. Она бы еще раз в окно вышла, лишь бы ее еще куда-нибудь отправили подальше от ее жизни.

Еще Лаванду помню – ты меня тогда в Карпаты отвезла. Она математику преподавала и напевала «Лаванда, горная лаванда». Ее звали Элина Вилленовна, и у нее была эпилепсия. Нам пришлось научиться снимать ее приступы! Мы действовали молча и спокойно. Я за носовой платок отвечала, который должна была ей в рот положить. Димка ноги держал, Леха – руки. Ты представляешь: я до сих пор помню имена мальчишек! Разве забудешь, если мы стали официальной дежурной бригадой на случай Лавандиных приступов!

Бабу Надю помню прекрасно – повариху из школьной столовой. Я же почти ничего не ела – боялась растолстеть. Толстых девочек всегда в классе дразнят, да еще в памяти осталась вышедшая в окно Ленка. Баба Надя, это я сейчас понимаю, волновалась за меня: в столовой же все ели как в последний раз, еще и хлеб крали. А за лишний плавленый сырок – склизкий мерзкий квадратик – могли и убить. Я не ела. Только чай пустой пила. Баба Надя подошла ко мне и спросила, почему я не ем. И я ей зачем-то ответила, что мне невкусно. Мол, я к другой еде привыкла. А не к той, которая грязными тряпками воняет. Я назло сказала, как говорят подростки, когда считают, что никому не нужны, а баба Надя обиделась.

– И что же ты предпочитаешь? – спросила повариха.

– Яйцо всмятку. Гренки с джемом, – ответила я с вызовом.

На следующее утро баба Надя поставила передо мной тарелку с яйцами, поднос с гренками и банку варенья.

– Ешь, – велела она.

Я поблагодарила и радостно принялась за еду. Потом поблагодарила еще раз, наевшись до отвала.

– Ешь, – велела баба Надя, – пока не съешь, из-за стола не выйдешь.

На тарелке лежало еще штук семь яиц, гренок из пары батонов хлеба и почти целая банка варенья. Это была пытка едой. Я давилась, но ела. Потом меня вырвало на глазах почти у всей школы. Но никто не засмеялся. Так я поняла, что не все люди сволочи, как ты учила меня с раннего детства. Попадаются и хорошие.

…Выходи замуж с холодной головой, положи лед себе на лоб и после этого принимай решение. Поначалу любовь – это морская волна во время шторма. Волна отступит, а ты останешься лежать и отплевываться водой и песком. Любовь – это то, что приходит с годами. Любовь – это озеро с тихой рябью. Да, в озере плыть тяжелее, чем в море, – вода не держит. Придется барахтаться. Зато будешь плыть, а не отплевываться песком.

– Да, и это говорит женщина, которая пять раз выходила замуж, и это только официально. А неофициально я даже считать боюсь. Озеро с тихой рябью, ну да. Если честно, я до сих пор боюсь, что ты снова выйдешь замуж и у меня снова появятся новые родственники! Да, ты всегда гордилась тем, что можешь выйти за молоком в ближайший магазин и прямо из магазина отправиться в загс. Но каково было мне? Чужие люди, которые вдруг становились частью моей жизни. Да я о младшей сестре или брате никогда не мечтала!

Ты помнишь тот случай? Наверняка нет. Ты меня отправила в Махачкалу на каникулы. Тогда я в седьмом или восьмом классе училась. К тете Жанне, сестре твоего мужа. Мне там нравилось – было много подружек. Мы гуляли до позднего вечера. Нам разрешали. Дочка тети Жанны Ляля учила меня варить компот и суп. Быстро. Надо было сварить с утра, но мы проспали, и на приготовление обеда оставался час. Ляля со скоростью пулемета чистила овощи. Пока что-то булькало в кастрюлях, она успела заправить постели, помыть полы и почистить ванную. Я до сих пор так делаю – варю и убираю на скорость. Не стою над кастрюлями, а забрасываю, пробегая мимо. Мастерски умею создавать впечатление, что крутилась по дому с раннего утра, не присев ни на минуту. Еще там был мальчик – Сережа, двоюродный брат Ляли, племянник тети Жанны. Мне он казался таким красивым! Он ходил с нами купаться на море. Я была в него влюблена, и он в меня, кажется. Он дарил мне цветы и держал за руку. И все было хорошо, пока Ляля не сказала, что мы родственники.