Балтийская Регата (СИ) - Ант Алекс. Страница 34
Течениями караван начало складывать и не стоило этого допускать. Моторист запустил двигатель и малым ходом, выходя на буксир и постепенно разгоняя баржи, нехотя «Тор» потащился дальше. Первоначально Банщик хотел оставить Борнхольм с юга, так было короче, но совсем близко к берегам Швеции. С секретным грузом лучше было идти поближе к своим. Конечно там было много мин, но районы минных постановок были нанесены на карту. Правда определять место приходилось только на глаз. даже пеленгатора на буксире не был.
— Вот он простор! — подумал Слава.
И вспомнился ему тот старый портовый буксир, погибший смертью героев, в первые дни или даже часы его, Славкиной, войны и пальмы в кадках в командирской столовой, и даже разбитная Клавка Перебейнос. Только серый причал он боялся вспоминать и, сегодня, не хотел подающего на голову пепельного гранита неба.
Так стоял он на руле довольно долго, пока не вспомнил, что в рубке есть и кресло на высоких ножках. Наматывая мили на винт, они двигались на северо-восток. Вот уже и остров Рюген по правому борту прошли. Здесь начинались минные поля, прикрывающие устье реки Одер. Где-то там стоит и Штральзунд, но его не видно, за островом, да и далеко очень. Скоро должен показаться Борнхольм. Жизнь на судне в походе очень однообразна. Доска, плавающая на воде, уже интерес вызывает. Такую погоду во второй половине дня, стоя на руле в рубке, воспринимаешь как сон, скорость судна не ощущаешь совершенно.
Когда по расчетам Банщика караван дошел до банки Ренне-Банке день перешёл в вечер и стало темнеть. Сбавили ход до самого малого, а затем и вовсе застопорили. Ночью идти здесь не стоило вовсе. Решили отдать якорь. Стали травить якорь цепь медленно. Вот уже якорь достал грунта, глубина менее десяти метров, значит не промахнулись, остановились на банке Адлер-Грунн.
Поели в темноте в тесном салоне, при свете тусклой лампочки. Потом Банщик и моторист завалились спать, а матрос остался на вахте.
Утром Слава проснулся от мелодичных криков чаек. Погода была тихая и на востоке вставало солнышко. Оно выкатывалось на небосвод прямо на глазах. Море было пустынным и в рубке посапывал рулевой.
Перед брашпилем, прямо на палубе, стояла из необычного брезента клетчатая сумка со странной застежкой, предусмотрительно открытая. К сумке была пришпилена записка на листочке в линеечку. Записка была на русском языке. В ней было написано: «Привет славяне! Это вам! Не забудьте наловить трески, всё, что надо для ловли, в каюте в рундуке, наживки не надо ловите на голый крючок. Не ругайте часового, он не виноват.» В сумке была бутылка шампанского, четыре громадных двухлитровых фляги из странного прозрачного материала и две черные пластиковые канистры по шесть литров с надписью «Franziskaner». Про колбасы и прочие сыры с экзотическими фруктами, икрой, омаром и воблой можно даже не говорить.
Рулевой проснулся на палубе. Славка и сам не ожидал такого эффекта. Он только дал затрещину Володьке и вовсе не сильную. Но разнос вышел показательный. Пока рулевой приходил в себя, Банщик вернулся в каюту, нашел там в рундуке три снасти для ловли рыбы и вышел снова на палубу. Продукты и напитки моторист отнёс в салон команды. Треска попалась на первом же забросе снасти. За полчаса всей командой наловили килограмм тридцать рыбы. Пожадничали немного. Хранить её было негде, но моторист сказал, что он нашел много соли на камбузе. Посолить улов доверили Володьке в виде искупления вины трудом. За Борнхольмом подвернули севернее и взяли курс на вход в Финский залив. Через два дня погода поменялась и стало ветрено. Наступал сентябрь сорок пятого и «Тор» неотвратимо подходил к Сааремаа.
Врача вызывали?
После метаморфозы случайной инициации я был немного не в себе. В общем-то я по природе своего психотипа интроверт. Это получилось как-то, само собой. Сама работа заставляла меня более полагаться только на себя, не пускать к себе со стороны других людей, больше самому анализировать свои поступки и их эффект на окружающих. Нет, я не стал мизантропом, ненавидящим всех людей разом, просто мне более комфортно находится одному, так как на себя самого я положиться вполне могу, а вот на другого человека полагаться всегда опасаюсь. Если на русском флоте всё было предельно ясно, и я мог себе позволить немного сойтись с кем-то дружески, на кого-то положиться в делах, то на судах типа «корабль мертвых» ты, если хочешь жить и дать выжить другим, должен полагаться только на себя и всю работу всего экипажа контролировать постоянно. Вот Цыганок своей флегматичностью был несколько похож на меня, а Джасик своими фортелями уравновешивал отрешенность от мира Цыгана. Нам было комфортно вместе и каждый из нас это чувствовал. Оказалось, что я за пару дней так привязался к своей яхте, что она проросла корнями прямо в мою душу. Ну как в мягкое тело моллюска прорастает его раковина. Или там все наоборот? Не суть важно, но как-то так.
Почему-то с людьми у меня плохо получается так сходится душами. Человек всегда животное непредсказуемое, а значит опасное, а все проколы или обиды, что приносит обычное общение с людьми, я не забываю очень долго. Нет, я не злопамятный или мстительный, я, скорее, мнительный человек, но стараюсь этого не показывать.
Но и для меня новые способности приносили массу удовольствия. У меня даже планов громадье созрело сразу. Я бы мог в цирке как Калиостро или Мессинг работать, а в свободное время Вангой подрабатывать. Что-то типа: «Вангую вам, что умрете вы от любви несчастной» или что-то как-то так. Полиции помогать маньяков ловить иногда, а в свободное время помогать бандитам банки грабить. Но мой психотип ставил на всех этих мечтах большой и жирный крест с прибамбасами.
Могу на телевиденье программу вести, как отставная шпионка Ватман. Например, программа «Что, Где, Почём с Алёшей», или на поле дураков слова отгадывать не за даром. За 540 лет заработок бы был колоссальный. Но психотип был против и бунтовал.
Хорошо, а как вам открытий мир бездонный или на РЕН тв сюжеты клепать? Тоже не хило. «Сколько любовниц было у Моисея» на пример, или «Затерянные в Амазонии золотые города Инков». Но и тут засада с психотипом была на чеку.
Что-то творить или превратить Чёрное море в отличный коньяк я не мог. Это могут только люди с определенным генетическим сбоем в крови и то только после 36 лет тренировки и бомжеватой жизни, а я, хоть и не любил душ, а без него не видел смысла в жизни. Оживлять Лазарей, например, я тоже не мог, или творить пачки долларов по 25000 в каждой тоже генетика не пускала. Всё, что я придумывал возвращало меня бумерангом на палубу «Звезды». Оставалась одна забава — игра на бирже или на биржах криптовалют, что мне значительно более подходило.
У меня даже предынфарктное состояние случилось, несмотря на то, что мой правый глаз, ослепший на 70 % из-за диабета стал видеть. Что?! Я зажмурил свой левый глаз и посмотрел на набитую собственноручно красной краской надпись: «Сэйфти Фёрст!» на рубке, чтоб команда не расслаблялась. Точно, могу читать правым. Я бросился к зеркалу, моя борода, совершенно седая полчаса тому назад уже стала совершенно чёрной, а на голове уже успели отрасти чёрным ежиком волосы. Так, успокоимся, ещё не все потеряно, если что — то я просто их покрасил. Но вот свежий цвет лица и отсутствие всякого присутствия морщин настораживало. Я же буду не похож на фотку в паспорте! Без бумажки ты букашка и только с ней ты человек. Незыблемые принципы Советской жизни в эпоху развитого социализма в отдельно взятой стране вполне себе уживались и в эпоху развитого коммунизма в отдельно взятых семьях кооператива «Речка» и даже по всему миру победившего капитализма с человеческим лицом. Особенно в эпоху страшных мусульманских экстремистов из серии «Аллах Амбаром!» или как-то так, извините, не помню. Проходить процедуру, описанную в книжке Алоизыча «Мое говно», о подданных и гражданах, распространённую сейчас на все страны победившего капитализма, мне совершенно не хотелось. Проходить суд, потом стадию натурализованного эмигранта и ждать гражданства — нет уж, хватит этих бюрократических игр политиков. Я уже привык жить по Декларации ООН о Правах Человека, где точно указано, что я имею право жить там, где хочу уже только по статусу нормального человека, не нарушающего законы человеческого бытия.