Я твоё отражение (СИ) - Амусина Ю.. Страница 5

— Я не понимаю, кто ты и с какой стати я должен с тобой разговаривать?

— Мне кажется, что выбора у тебя просто-напросто нет, — пожала я плечами.

— Возможно, — он сердито дернул плечом, все еще пытаясь выглядеть «на уровне». Должна признать, что даже со скованными в цепи руками и в таком вот незавидном положении этот мужчина не потерял своего гонора. Пока не потерял.

— В общем, так: ты решил, что окрутел настолько, чтобы продолжить дальнейшую работу без «крыши», то есть, без нашей бесценной помощи. Возможно, кто-то навел тебя на эту мысль, а может, ты и сам такой умный — не суть. Я только хочу сказать, что ты зацепил меня своим поведением, дядя. Ты заставил моих мальчиков гоняться за тобой, выжидая удобный момент, когда ты окажешься без своей охраны; ты попил крови у моих людей, спутался с Кротом и при всем этом думал остаться безнаказанным. Так не бывает, понимаешь?

— Что ты можешь обо всем этом знать? — презрительно сплюнул должник, глядя на меня с нескрываемым раздражением.

— Достаточно для того, чтобы ко мне прислушивались и со мной считались. Один ты решил быть оригинальным и ввести собственные правила в игру, не тобой придуманную.

— Кто! Ты! Такая? — раздельно и очень четко спросил этот тугодум.

Мне вдруг разом надоел этот дешевый спектакль и разговор, грозящий затянуться до бесконечности. Я на месте лидера проклятой «Параллели» уже давно бы все поняла и сделала соответствующие выводы.

— Включи мозг, придурок, у меня нет времени объяснять тебе по пальцам. Я хочу получить свои деньги, для этого мои люди притащили тебя сюда.

— Чего? — он хохотнул, но еще один удар быстро привел его в чувство. — Что ты несешь? Хочешь сказать, этими мартышками управляет баба?

— Я уже предупреждала тебя — фильтруй базар. Подбирай выражения, прежде чем что-то сказать о моих людях. Итак, я тут посчитала на досуге, сколько ты нам должен, и теперь могу сказать вот что: цену поднимать я, пожалуй, не буду — ты по-прежнему будешь каждый месяц отстегивать нам десятку, причем беспрекословно и без лишних напоминаний. Теперь напоминания для тебя тоже будут иметь расценки, сечешь? Скажем, по пятерке за каждое? Ну, и, разумеется, тебе придется оплатить моральный ущерб, который ты нанес моим мальчикам, отказавшись с ними общаться. Их расстройство обойдется тебе в тридцатку. Заметь, цены просто божеские, и я, говоря тебе сейчас об этом, еле сдерживаюсь от рыданий. И кто кого еще после этого обдирает, а?

— Если ты в самом деле главная у этих отморозков… то есть, ребят, то я готов обсудить вопрос о деньгах, только в другой обстановке.

Я засмеялась.

— Все свои требования я озвучила, от тебя требуется только выложить бабки и валить на все четыре стороны. Но, если ты все же продолжишь упрямиться, то не обессудь. У меня уже есть на примете подходящая кандидатура на твое место.

Это… — нижняя губа мужчины мелко задрожала. — Это значит, что ты меня убьешь?

— А сам, как думаешь?

— Черт, это… это же…

— Ладно, — не дослушав, я поднялась и хлопнула ладонями по бедрам. — Ты отдыхай, набирайся сил — кто ж тебе еще такой курорт устроит? — и думай, думай о нашем разговоре и своем будущем. Я вернусь, когда ты сможешь внятно сказать мне «да». Хм… А в этом что-то есть, не так ли? Бывай.

И, не обращая внимания на попытки мужчины остановить меня, я повернулась и вышла из помещения к своим мальчикам. Как только за моей спиной захлопнулась дверь, с моего лица мигом сползло дружелюбное выражение.

— Лер, ну чего там? — спросил возникший ниоткуда Вадим.

— Дожмем, — убежденно заявила я.

— Кто бы знал, как я не люблю разгребать все это дерьмо…

В ночной тишине отчетливо раздался хлопок — закрылась дверь шикарного темного автомобиля, припаркованного у обочины. Из машины вышел высокий крепкий парень в джинсах и простой футболке, просвистел себе под нос какой-то непонятный мотивчик, достал сигареты и на ходу закурил. Подошел ближе к темно-зеленой «Шевроле», все двери которой были распахнуты настежь, и встал рядом с вооруженным человеком, одетым во все темное.

Что тут происходит? — буркнул новоприбывший, выпуская сквозь зубы клубы дыма, рассеивающие ночной смог.

Это все Ден, веселится… — парень пожал плечами.

Прищурившись, Цербер оперся спиной о капот «Шевроле» и, поигрывая одной рукой мобильником, а другой сжимая сигарету, посмотрел туда, где вовсю шел спектакль, устроенный чокнутым режиссером. Ден, одетый в трикотажную кутку с закатанными рукавами и темные джинсы, сидел на корточках возле внушительных размеров мужчины, и, судя по всему, промывал несчастному мозг своими философскими размышлениями, до которых он был особенно охоч под кайфом. Впрочем, сейчас Цербер не знал точно, в каком состоянии находится головорез.

Мало кто был в курсе того, что Ден, неуправляемый жестокий сукин сын и конченый ублюдок, частенько выполнял заказы Цербера и был с последним, можно сказать, в сделке. Смотрящий являлся, наверное, единственным человеком, который мог оказать хоть какое-то влияние на Дениса. Но это вовсе не значило, что последний его боялся — нет. Цербер как раз ценил Дена за то, что тот никого и никогда не боится. Ему плевать на всех и на все. Даже на себя плевать. Он делает только то, что ему нужно и поступает так, как ему вздумается. А уж что творится в голове этого непредсказуемого отморозка не мог знать никто, даже он сам.

Если бы он был другим, его б давно замочили, а так — не суются, боятся. Потому что очень хорошо помнят, чем может закончиться малейшее поползновение в сторону Дена.

Цербер, в глубине души считающий себя созерцателем, любил наблюдать за этим парнем. Каждый раз Ден удивлял его, забавлял, заставлял задумываться над смыслом своих сумбурных фраз, которые нормальному человеку казались полным бредом. А вот Церберу, после того, как он прокручивал сказанное Деном в голове, виделся некий скрытый смысл. Это было полным безумием, но смотрящий все больше понимал Дена, иногда — вот ведь бред — проникался к этому мозгоправу сочувствием. Он был единственным, кто знал о Дене больше других, потому считал себя вправе делать подобные выводы.

Между тем он понимал, что неплохо бы отправить парня на лечение в соответствующее учреждение. Проблема была в том, что Цербер хорошо знал: пройдет немного времени, прежде чем Ден перережет весь персонал и вернется еще более злым и бешеным. Этого хищника не под силу остановить никому.

Кроме, разве что, сестры. Но Денис убьет ее сразу, как только она попадется ему на глаза, в этом нет сомнений. Ненависть внутри него клокочет все сильнее, убивая, уничтожая изнутри. Пожалуй, если смерть придет за Деном, то это будет оттого, что парень окончательно слетит с катушек из-за внутренних противоречий, которым подвергается ежедневно.

Все-таки, Цербер был неплохим психологом, раз смог до такого додуматься.

Сейчас — Цербер был в курсе, хоть и прикидывался несведущим перед одним из головорезов Дена — этот отморозок выколачивал бабки из своего должника, причем делал это не так, как обычно поступают бандиты, а по-своему, с «искринкой». Ему не было нужды тащить должника на свою территорию и устраивать там разборки — это было бы скучно и совсем не интересно. Вместе с тремя подручными Денис организовал засаду на пути своей жертвы и просто ждал, когда овца сама явится к пастуху на закланье.

Цербер выбросил окурок и притоптал его подошвой кроссовка — боролся за экологию, не иначе. И весь обратился во внимание.

Ден, как обычно, выжимал из ситуации по максимуму. Сидя на корточках, он смотрел в глаза своей жертвы, бурно жестикулировал, рассказывая очередную свою сумасшедшую байку, упивался страхом.

Понимаешь, брат, мы все в этом долбанном мире одинаковы. Мы родились, чтобы сказку сделать былью, как птенчики, которых учат летать… Мы пару раз взмахнули гребаными крыльями, но не потянули против ветра и сразу долбанулись мордой в грязь. Понимаешь меня? — Ден ловко вскочил на ноги и взмахнул руками, заметно повысив интонацию. — Все, без исключения! Те везунчики, у которых при себе с самого начала имелся е****й парашют, взлетели, взвились ввысь, а мы — хреновы отбросы, остались соскребать грязь с разодранных в хлам морд. Вот. Это. Разница. Между теми, кто получает все и сразу, и теми, кто вынужден сам подниматься наверх.