Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ) - Бирюк В.. Страница 18

Дальше вероятно установление джизьи, насильственная исламизация, угон попавшихся в рабство… полноразмерная война на своей территории. Чего никому очень не хочется.

И есть тонкость: суваши Яниновского соглашения не подписывали. Если они разнесут черемис — их совесть будет чиста. А если и каких-то попавших под раздачу русских — тоже.

Никаких громких слов, всесувашских съездов — не происходит. Но с самого юга, где влияние булгар и «прикормленность» туземцев сильнее, выдвигается ватажок. «За зипунами». Молодёжь, «охотники». Без общего сбора и решения народного собрания. Вполне по-новогородски: «а куда ходили те добры молодцы — нам неведомо». Широкого, народного осознания опасности войны с русскими — нет.

* * *

Это осознание появится в РИ лет через двадцать. Когда Всеволод Большое Гнездо, вновь разгромив эмират, заключив новый мир, двинется обратно. Отправив трофеи лодками по Волге, сам, конницей, пройдёт земли от устья Камы до Оки, «даря» здешним племенам понимание: не надо с нами воевать. А то придём и наваляем больно. Чисто «ума вложить» — взять-то у них что-то достойное, после «подарков эмира при заключении мира» — уже нечего.

* * *

«Зипунщики» спускаются по Свияге, дорогой рассказывают о богатствах и чести, которые они получат, разгромив «трусливо разбегающихся при одном виде» черемис. А старейшины их не останавливают — уж очень не хочется дубы рубить в невообразимых количествах. Или — видеть на своей земле отряды булгар, взыскивающих недоимку. Да и свой «интерес» есть:

— А чего? Сынок-то мой уже вырос. Пусть сходит. Вернётся с победой, милостью богов, пару блестяшек притащит. Одну отдам эмиру. Чтобы не гавкал из-за Волги. А другая и мне хорошо подойдёт.

К отряду присоединяются разные… бездельники. Подростки от 14–15 лет, парни, в поисках подарков приглянувшейся девице, бобыли, в надежде обзавестись бабой, воинские вожди в ожидании славы…

И вся эта толпа выкатывается по реке на приметное место в устье Свияги.

Черемисы это дело прохлопали.

Нет, не так.

Когда у соседей за речкой началась возня — это стало известно: есть люди, которые ходят по землям обоих племён. Разносят слухи и товары. Но обычных действий, которые сопровождают большую войну — произведено не было. Костры на святилищах — не жгли, хороводов вокруг священных дубов — не водили, идолов куриной кровью — не мазали, общеплеменного военного совета — не собирали. И вообще — ватага двигалась не через границу, а вдоль неё, куда-то в сторону.

Нужно быть или опытным, бывалым человеком, да ещё так, чтобы эти дела непосредственно тебя затрагивали, чтобы серьёзно задуматься о происходящем. Или — «матерщинником». Он, покрутившись в моих вестовых, видел как я работаю с информацией, сам принимал участие. Понятия «фильтрация инфо. мусора», «построение дерева ассоциаций», «заполнение лакун», «экстраполяция», «построение гипотез и их проверка», «думать за противника»… — имеет представление. Особенно полезно, как оказалось в данном случае — «выбор точек пассивного наблюдения».

* * *

Это вариации известного способа, которым биологи доводили ворон до истерики. Похоже на просвечивание багажа в аэропортах.

Мимо вороны за стеклом проезжает чашка с кормом. Заезжает за непрозрачную перегородку. Дальше — открытое пространство. Нужно сообразить и ждать чашку там. Что ворона и делает. Но в непросматриваемом пространстве есть дверка. Иногда учёный её открывает и чашку утаскивает. Ворона ждёт-ждёт… и падает в обморок. От умственного перенапряжения.

Одинокая ворона не может одновременно наблюдать и за лентой транспортёра, и за дверкой с другой стороны. «Матерщинник» — не ворона. Он — может. Только нужно сообразить, что нужно наблюдать.

* * *

После истории с Городецким воеводой Радилом я заставил себя придумать несколько игровых ситуаций, разной степени абстрактности, начиная с «двух горных проходов», о чём вспоминал ещё в Бряхимовском походе, с тем, чтобы мои ближники «не велись на происки». Вестовые при этом присутствовали, участие принимали.

Когда слухи о «дубовой дани за полтораста лет», которую булгары вломили сувашам, дошли до «матерщинника», он не стал злорадно хихикать, как большинство соседей-черемис, а построил гипотезу. Абсолютно ничем не обоснованную. Что суваши не выберут одно из двух — уплату долга или войну с эмиром, как следует по логике, а сделают третье — сами пойдут в поход. Пограбить соседей.

* * *

Просто пример на расширение «букета вариантов»:

— Какого цвета снег?

— Белый! Это ж все знают!

— Любого. Жёлтый — вон за углом, после твоего похода до ветра.

* * *

Когда в слухах появились детали, которые могли эту гипотезу (совершенно бредовую) подтверждать, сделал следующий шаг: послал пару парней на Круглую горку. «Организовал обсерваторию». «Выбрал точку пассивного наблюдения».

Как та экспериментальная ворона: приедет туда чашка или нет?

И вот — «чашка приехала».

Левый берег реки, где при впадении в Свиягу речки Щука стоит эта горка — низкое, болотистое, затопляемое в половодье место. От Волги — версты три.

Факеншит! Если бы я не был таким занудой — мы бы круто попали! Это ж Свияжск! В РИ — одна из Волжских крепостей Ивана Грозного! Значит — стоять должна на Волге. Это ж «пьяному ёжику в лесу понятно»! Тем более, в 21 веке там и вправду волжский остров.

Увы, господа-коллеги, верить нельзя никому. Даже и собственным глазам. Если они 21 века.

Прошлым летом, отправляя Сигурда в его «циклопический» поход (циклопический — по кругу, а не «одним глазком» как вы подумали), я просил его навестить эти места. Поэтому имею актуальную карту-схему местности.

Итого: «матерщинника» — наградить. За проявленную предусмотрительность. Гридня… наказать. За самовольное оставление поста. И наградить. Дважды. За проявленную инициативу и захват «языка». Если живыми останутся. Что весьма не факт. Потому что, по визуальным наблюдениям и рассказам пленного — здесь не обычный «набег молодеческий», а полноценная война.

Оценка численности противника — 10–12 сотен воинов. И ещё подходят.

Если бы это кто-нибудь из местных сказал — я бы не поверил. Они сходных толп в жизни не видели, «врут как очевидцы» — много, «тьмы». Но моих бойцов учат оценивать количество противников. И это коррелирует с количеством наблюдаемых лодок и военных вождей.

Понятно, что мои ребята тамошних онов в шеренгу не строили, «по порядку номеров — рассчитайсь!» — не командовали. Но вояки всегда стараются выпендриться друг перед другом. Оружием, доспехами. Статусность, «славность» — видна из кустов со стороны.

«Переход количества в качество»: такая численность меняет картинку. Не пограничный набег — полноценных поход. А куда? Из устья Свияги возможны две точки — устье Казанки, где погост эмира, и устье Аиши, где мой погост.

Мне — без разницы. Моя задача — «выбить шишей на Волге». То, о чём я довольно умозрительно толковал ташдару пару месяцев назад — речной разбой сувашей — превращается в реальность. Надо соответствовать.

На совете приказных голов случился скандал. Такой… двухслойный. Моё намерение отправиться в поход вызвало крайнее раздражение. И возмущение.

— Ты где-то бегаешь, а здесь дела не делаются. Хватит! Сиди здесь, решай. Вояк у нас вон сколько — есть кому.

Когда Терентий начинает в голос говорить… — допекло мужика. И он прав — лето проходит, зимой кучу вещей делать будет значительно тяжелее.

Другой, чуть позже и в частном порядке — наезд Чарджи:

— Ты всё бегаешь, а я тут сторожем сижу! Славой поделиться боишься? Какой я старший сотник, если ни разу сотню в бой не водил? Люди смеются уже!

То, о чём я говорил: рост системы приводит к удалению от места действия. Я уже не могу убить врага своими руками. Или руками людей, мною управляемых. Моё дело — управлять управителями. Дополнительное передаточное звено. Снижает эффективность, повышает риски. Чарджи, в этом смысле — очень не худший вариант. Всё знает, понимает, умеет, но… «моё сердечко щемит».