Эльфийская радуга (СИ) - Лебедева Жанна. Страница 15

Ветер крепчал. Шакит прибавила ходу, но мощные порывы били ее в грудь, заставляя порхать вверх и вниз, мечась из стороны в сторону, словно огромная бабочка. Пастельные облака потемнели, расплылись в стороны, потеряв четкость контуров и помутнев. В глубине лиловой мглы забились отсветы молний, а потом впереди ударили громовые барабаны.

– Может, остановимся? – перекрикивая шторм, предложила напуганная и замерзшая Тама. – Мы летим без передышки целый день.

– Нельзя! – проревела в ответ Шакит. – Ддраконы чутки и быстры, если они взяли наш след, то настигнут за считанные часы. Этот шторм – наш единственный шанс затеряться и уйти от погони.

Мощный порыв ветра оборвал речь сфинкса, подхватил его легко, словно тополиное семечко, и, несколько раз перевернув и прокрутив, зигзагами потащил в сторону морского побережья.       Чувствуя, как обессилело, обмякло мощное львиное тело, как слабо, безвольно движутся крылья, Тама принялась читать молитву Центре, понимая, что они обречены.

В этой дикой, неравной схватке безжалостный вихрь уверенно побеждал, унося беглецов все дальше и дальше к морской глади. Вскоре внизу раскинулась смолянисто-черная вода, побежали стройными рядами белые барашки волн. Шакит опустилась немного, и тут же мощные воздушные потоки с новым напором потянули ее вниз. Рывок оказался таким стремительным и безжалостным, что огромные крылья не выдержали, запрокинулись вверх, теряя опору. Обессиливший сфинкс закрутился в воздухе волчком и рухнул в воду.

Еще несколько секунд Тама мертвой хваткой сжимала ремни, но потом, поняв, что находится под водой, отпустила шлею и принялась изо всех сил грести руками и ногами. Воздуха не хватало, намокшая юбка мешала плыть, а ставшая невыносимо тяжелой шкатулка, словно камень на шее, тянула ко дну. Из последних сил девушка рванулась вверх, освобождаясь из безжалостных объятий негодующей морской пучины. Оказавшись на поверхности, она увидела лишь ощетинившиеся пенными гривами буруны, но потом, когда могучая волна подкинула ее на гребень, смогла разглядеть невдалеке полосу земли. Именно туда, к спасительному берегу и совершала свое движение всесильная необузданная вода.

Идущий в сторону суши поток подхватил девушку и поволок к каменистому пляжу, виднеющемуся впереди. Подходя к суше, вода закрутилась, проворачивая в себе колючую взвесь из гальки, ракушек и песка. Таму увлекло под воду и ударило об дно, а потом, уже потерявшую сознание, потащило через острые камни и выбросило на берег.

Она не сразу пришла в себя, а когда очнулась, услышала голоса.

– Смотри, Фай! Опять утопленника к нашей халупе притащило, – проскрипел незнакомый старушечий голос.

– Это хорошо, Мая, очень хорошо, – вторил старухе другой, хриплый, мужской, тоже немолодой и нездоровый, – вскоре, почуяв еду, сюда набегут крабы, и мы наберем их целую корзину.

Тама не могла произнести и слова, сил едва хватало на то, чтобы дышать. Даже пальцем шевельнуть не получалось.

– Давай перетащим ее поближе к дому, Фай, – предложила женщина. – У нее красивое платье и туфельки, может еще что ценное найдется?

От этих слов Тама вздрогнула. Шкатулка! Шкатулка не должна попасть к чужакам. Никто! Никто не должен знать о ней и ее содержимом… Усилием воли девушка разомкнула веки, встречаясь взглядом со склонившейся над ней грязной старухой, одетой в выгоревшие на солнце лохмотья.

– Смотри-ка, Фай! Она живая! – мозолистая ладонь хлестнула «утопленницу» по щеке. – Эй, ты? Слышишь меня? Дышать можешь?

Тама открыла рот, выпуская на щеку тонкую струйку соленой воды, закашлялась, подняла руки, словно пытаясь защититься.

– Шкатулка, моя шкатулка…

– Какая еще шкатулка? Ты бредишь, несчастная, – с любопытством оглядывая Таму, пробормотала старуха. – А вот сережки твои и колечко я заберу.

Она зашарила руками, снимая с беспомощной девушки немногие драгоценности, которые на самом деле были всего лишь красивой бижутерией. Потом коснулась шеи, приговаривая:

– Ох, и знатное ожерелье ты, наверное, носила, даже след остался, жаль, что сгинуло оно в морской пучине.

Похолодев от ужаса, Тама собрала все силы и скользнула рукой по своей груди. Пальцы моментально нашли цепочку и шкатулку – все на месте. Похоже, жадная до чужого богатства старуха Майя просто не видела бесценную вещицу, защищенную магическими чарами. Девушка с облегчением закрыла глаза и выдохнула.

– Да она совсем плохая – замерзла насмерть и обессилила, – прохрипел из-за спины своей спутницы старик. – Нам ее не выходить. Оставим тут и пойдем домой, а завтра вернемся за крабами…

– Нет, Фай, – строго заявила старуха, – возьмем с собой. Взгляни на волосы – она светлая, явно неместная. Понимаешь, что это значит? Скоро к мосту подойдет невольничий караван Альбашира. Только представь, сколько монет он даст нам за северянку?

– Опять ты со своими иллюзиями и несбыточными планами, – разочарованно прокаркал старик. – Вот крабы – они наверняка, а Альбашир, да он и говорить с нами не станет!

– Молчи, Фай, коли не нажил за всю свою дурную жизнь ни смелости, ни ума. Бери девушку, и пойдем домой. Надо отогреть и покормить ее, чтобы не померла чего доброго до прихода каравана…

Перед отправлением в Темноморье, Таше пришлось сменить привычную одежду на местную. Вместо платья с корсажем – широкий, до самой земли, балахон с запахом – такие здесь носили и мужчины и женщины. Лицо девушка скрыла длинной шалью с кистями, заменяющей плащ. Теперь она выглядела как типичная жительница Сибра в традиционной темноморской одежде.

Надо сказать, этот наряд пришелся весьма кстати. За несколько дней пути Таша оценила все прелести неприметного костюма. Балахон неплохо согревал промозглыми ночами, когда с воды налетал холодный, наполненный колючими морскими брызгами ветер, и приходилось отсиживаться у края дороги в небольших каменных укрытиях из серого мрамора. Днем под палящим солнцем хлопковая ткань не позволяла изнемочь от невыносимой жары.

Надо сказать, что Таша, давно мечтавшая сменить ночные переходы на отдых, теперь пожалела о своей неосмотрительности. Ночная прохлада располагала к путешествиям гораздо сильнее, чем дневной зной, но так думала не только она. Крупные караваны и картежи знатных вельмож тоже предпочитали передвигаться в темноте. Таким не стоило попадаться на пути – бесцеремонные охранники могли запросто отхлестать помешавшего движению пешехода кнутами, а то и вовсе выбросить в море.

Перст Пэри пешеходам не благоволил. Бредущим по обочине людям приходилось пропускать всадников, а уж если их нагонял обоз или караван, то и вовсе предусмотрительнее было спрятаться в укрытие, или за бордюр, туда, где неровными кучами лежали уходящие в море камни. Караваны шли долго: тянулись вереницы бесчисленных телег, верблюдов, лошадей. Под свист бичей налегали на упряжь горбатые зобастые быки с огромными полукруглыми рогами, полуголые мускулистые рабы тащили поклажу и носилки, выглядывали из укрытых шелками паланкинов и повозок их богатые хозяева.

Пропустив группу воинов с золотыми змеями на заостренных к низу щитах, Таша и Кагира выбрались из темной ниши, затерявшейся между двух больших валунов. Зардевшаяся на востоке заря окрасила море в темно-вишневый цвет, освещая начало нового дня. И день этот тянулся бесконечно долго, так же долго, как последующий и предыдущий…

Они шли, то молча, то теша себя разговорами. Наконец Таша собралась спросить о том, о чем не решалась поинтересоваться ранее:

– Скажите, Учитель, что ждет нас за Темными морями? Зачем мы движемся туда? Почему именно туда?

– Там, дитя, властвует тьма. Та самая тьма, что разделяет надвое жизнь и смерть. Лишь окунувшись в нее с головой можно познать истину.

Перспектива «окунуться с головой во тьму» Ташу прельщала мало. Кагира, как всегда, был в своем духе – немногословен и не больно-то понятен. «Окунуться»… Фантазия тут же нарисовала черную гладь, скрывшую пугающую, древнюю глубину в которой таится нечто темное и беспредельное…