Книга царя Давида - Гейм Стефан. Страница 7
Вопрос: Помнит ли моя госпожа, кто его присоветовал, выбрал, оставил при дворе? Ответ: Давид никогда не рассказывал мне об этом. Он уклонялся от таких разговоров. Вопрос: Может, в свое время вы слышали об этом от кого-либо другого?
Ответ: Не помню. Ведь мне в ту пору не исполнилось еще и тринадцати, я была влюблена в моего брата Ионафана, дворцовые сплетни меня не интересовали.
Вопрос: Поведайте рабу вашему все, что сохранила ваша память.
Ответ: Господь поразил моего отца, царя Саула, тяжким недугом. Мы созвали левитов, врачей и знахарей. В ход пошли травы и кровопускания, жертвоприношения и заговоры. Кто-то предложил испробовать музыку.
Вопрос: Разве прежде не было при дворе музыкантов?
Ответ: Сколько угодно. Чего они только не делали: бренчали, дудели, колотили в барабаны, в конце концов, отец обругал их и приказал вытолкать взашей. Песни Давида оказались совсем иными. Их мелодия и слова утишили боль, наполнили душу неизъяснимой печалью; взор моего отца снова умиротворился, лик стал покойнее, судороги отпустили его, и впервые после многодневного безумия он смог заснуть.
Вопрос: Что же это был за недуг? О т в е т: От Саула отступил Дух Господень, и стал его возмущать злой дух от Господа. Вопрос: Нельзя ли описать, в чем это выражалось?
Ответ: Это было ужасно. Прошло столько лет, но те страшные картины преследуют меня до сих пор. Великан, который возвышался среди битв вроде крепостной башни, забивался от страха в угол, лепетал что-то бессвязное, кусал себе руки, или глядел часами в одну точку, внимал голосам, слышимым только ему одному, или же бесновался с пеной на губах.
Вопрос: Наблюдались ли какие-нибудь закономерности? Например, более или менее равные промежутки между возмущениями злого духа? Ответ: Звездочеты сверялись с фазами Луны и расположениями звезд, однако никакой взаимосвязи с недугом установить не сумели. Поначалу между припадками проходили месяцы, потом они участились, и отцу выпадали лишь немногие дни покоя.
В о п р о с: А вы не припомните, когда злой дух овладел им впервые?
Ответ: Кажется, после победы над Амаликом. Господь велел моему отцу через пророка Самуила предать в Амалике смерти всех — от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла. Отец истребил мечом весь народ, но пощадил скот. Саул был крестьянином, ему претила бессмысленная бойня скота, кроме того, его люди требовали своей добычи, а он был их царем.
В о п р о с: Он пощадил также Агага, царя амаликитского?
Ответ: Власть утверждается не только смертоубийством, но и милосердием. Вопрос: Однако эта власть принадлежала Яхве? Ответ: Яхве уже не был царем. Царем стал мой отец.
Вопрос: Яхве был Богом. Ответ: А пророк Самуил — гласом Божьим. Самуил пришел к моему отцу, царю Саулу, в Галгал и стал упрекать его и сказал: «Непокорность Господу есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство». Самуил .сказал: «Ты отверг слово Господа, и Он отверг тебя, чтобы ты не был царем». Когда Самуил повернулся, чтобы уйти, Саул ухватился за край одежды его и разодрал ее. Тогда сказал Самуил: «Ныне отторг Господь царство Израильское от тебя и отдал его ближнему твоему, лучшему тебя». Вопрос: И ваш отец поверил? Ответ: Он пал пред Самуилом на колени и просил: «Воротись со мною к старейшинам народа моего, и я поклонюсь Господу Богу твоему». Тогда Самуил сказал: «Приведите ко мне Агага, царя амаликитского». И подошел Агаг к моему отцу спокойно — я видела это собственными глазами — и сказал: «Значит, горечь смерти миновалась?» Но Саул лишь промолчал, и на его глазах пророк Самуил разрубил Агага пред Господом в Галгале. Вопрос: И с тех пор его начал угнетать злой дух? Ответ: Да.
Принцесса откинулась на ложе. На виске у нее билась голубая жилка. Ее рассказ удручил меня, и я почувствовал озноб, хотя ночь была теплой.
— Не желаешь ли промочить горло, Ефан?
Принцесса хлопнула в ладоши, приказала возникшему из темноты прислужнику: «Вина, фруктов, сладостей!» Потом она вновь обратилась ко мне:
— Да, я старею, память мою переполняют тысячи воспоминаний, они уже путаются в моей голове. Однако образ юного Давида до сих пор отчетливо стоит перед моими глазами. Говорят, будто во всех своих делах он поступал благоразумно. А я бы прежде всего отметила его природный дар очаровывать людей. Для этого ему доставало двух-трех слов, одного взгляда или жеста. Он казался таким простосердечным, бесхитростным. Если же все это было притворством, то он уступил бы в лицемерии разве что змию, который уговорил Еву вкусить плода от древа познания добра и зла.
Я дольше всех противилась его чарам. Не секрет, что он разделил ложе отца моего в ту же ночь, когда его музыка впервые изгнала злого духа. Авенир, сын Нира, бывший тогда начальником войска, говаривал даже, что облегчение царю доставляет не столько музыка Давидова, сколько Давидовы чресла. Но я-то знала, как нежен бывал Давид; близость его могла стать не менее благотворной, чем дождь для иссохшей земли.
Принцесса взяла гроздь винограда.
— А потом — Ионафан. Тебе ведь известна плачевная песня, которую Давид сложил на его смерть?
Скорблю о тебе, брат мой Ионафан: ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской»
Я часто наблюдала за ними. А им, конечно, было не до меня, не до моих переживаний. Во всяком случае, Ионафану. Он имел детей, жену, наложницу, однако благодаря Давиду ему открылся как бы новый смысл жизни. Ионафан снял свой лук, и меч, и пояс, даже верхнюю одежду свою и отдал их Давиду; он отдал бы полцарства, если бы мог. Давид принял подарки со свойственной ему любезностью; он продолжал смеяться, играть на гуслях, читать свои стихи. Он удовлетворял вожделения моего отца, царя Саула, и я видела Давида возлежащим с моим братом Ионафаном, который целовал руки, ноги, шею Давида; однажды я не сдержалась и наговорила Давиду дерзостей, в ту же ночь он пришел ко мне и овладел мною.
Принцесса отложила виноградную гроздь. Я подлил вина в ее чашу. —
— Давид казался мне тогда принявшим человеческий облик богом Ваалом, он был живым олицетворением плотской страсти, однако его же отличало и поразительное равнодушие, присущее только богам. В несчастий моем я воззвала к Господу. Но Господь не внял мне, зато Давид, словно подслушав мою мольбу, сказал мне на следующий день — он, дескать, избранник Божий и что бы он ни делал, есть исполнение воли Божьей. Я никогда не видела избранников Божьих, если не считать Самуила, но тот был худ, прямо-таки живые мощи, чело изъязвлено, глаза вечно гноятся, бороденка заскорузла от грязи. Так почему бы Господу не излить свою благодать в сосуд более прелестный? Последующие события, пожалуй, подтверждали правоту слов Давида.
Например, слыханное ли дело, чтобы кто-либо сумел увернуться от копья Саула? Копье моего отца поражало без промаха, оно пригвождало жертву к стене, и древко дрожало — от силы его броска. Давид же уворачивался трижды. Можно подумать, будто у него глаза на затылке. Без этого ему бы не уцелеть. То ли Ионафан слишком уж беззастенчиво выказывал свою любовь к Давиду, то ли Рицпа, наложница моего отца, нашептала что-то Саулу, то ли Авенир, сын Нира, начальник над войском, упомянул в своем еженедельном докладе, что левиты стали распевать перед святилищами: «Не место блудницам средь дщерей Израильских, не быть блудодеям средь сынов Израиля «, — так или иначе, злой дух от Господа вновь начал угнетать моего отца, царя Саула, да еще сильнее, чем прежде, так что вовсе овладел злой дух мыслями моего отца и его телом. Порой мне чудилось, будто Давид и впрямь находится в каком-то сговоре со злым духом. Но Давид это отрицал. Когда моего отца омрачало тяжкое уныние, Давид садился у его ног, не касаясь Саула, но так, чтобы тот чувствовал близость. Потом Давид трогал струны гуслей, вскидывал голову и принимался петь о караванах, бредущих на закат, о грусти, охватывающей человека, когда миновал час любви. Тут мой отец вскрикивал, хватался за копье, и в следующий миг древко его уже дрожало в стене. Давид же спрашивал: «За что? Чем я согрешил? За какое преступление ты хочешь лишить меня жизни? «