У «Волчьего логова» (Документальная повесть) - Кугай Петр Трофимович. Страница 19

А вот они не умели. Шли не очень быстро, и тот, что повыше, иногда спотыкался. Они свернули на малонаезженную дорогу вдоль села. Сначала двигались к Калиновке, потом на одной из полевых развилок повернули в направлении Ольховой.

Волынец не чувствовал усталости. Он приготовился идти за ними хоть всю ночь.

Но они, дойдя до леска, остановились. Закурили.

— Посидим? — спросил один.

— Посидим.

Волынец замер. Теперь, когда они уселись в траву и умолкли, ему надо быть особенно осторожным — любой шорох могли услышать.

И вот тут происходило что-то непонятное. Они сидели полчаса, час… Раза три закуривали. За все время обменялись двумя-тремя ничего не значащими фразами, а через часа полтора поднялись и пошли обратно. Волынец проводил их до самого дома Братковых.

«Ни черта не понимаю! — в отчаянии думал он. — Или там, где они сидели, был кто-то третий, или они выходили проверить, нет ли за ними слежки, или им в какое-то время нельзя было оставаться в селе?.. Не могли же они просто перед сном моцион делать? Не на прогулку же выходили? А возможно, проверяли, нет ли слежки, заметили меня и вернулись? Не может быть. Они в таком случае не должны были возвращаться в хату Братковых. Значит, не заметили».

И Волынцу стало казаться, что на поляне действительно был кто-то третий, которому они молча могли что-то передать или от которого могли что-то получить.

Утро он провел в стожке, а днем покинул свой пост, отыскал то место, где ночью сидели двое, нашел несколько окурков папирос «Броненосец „Потемкин“». «Это что ж, выходит, такие папиросы и у Братковых курят?» Но никаких следов пребывания тут третьего человека не было. Не нашел Петр и никакого тайника. «А кто из нас охотник? — пришла ему в голову мысль. — Что, если за мной следят уже? Никогда не следует считать, что ты хитрее всех…» Ему стало жутковато, и он поймал себя на том, что оглядывается точно так же, как оглядывался незнакомец перед тем, как войти к Братковым.

Очень хотелось есть, но домой он не пошел. Снова занял свою позицию в стожке и дождался вечера. Село жило своей жизнью. Дважды за день проезжали немецкие мотоциклисты. Кучка женщин и стариков, сопровождаемая полицаем, проходила на работу — убирали в земхозе свеклу — и с работы. Двое девчат ходили в лес за хворостом. От взгляда Петра не ускользнуло, что какой-то дед возвращался с поля после всех, один, воровато таща под мышкой что-то завернутое в мешке — определенно украл несколько килограммов свеклы. Да и у тех, что возвращались перед этим с полицаем, карманы оттопыривались. В одну из крайних хат приходил посыльный из управы. Очевидно, принес какую-то повестку.

С наступлением сумерек село замирало. Хождение в это время категорически запрещалось, и любой полицай имел право стрелять в прохожего без предупреждения.

В это время от Братковых и вышел один из постояльцев. Петро думал, что он станет ждать второго. Нет, не стал. Пошел один.

Волынец понял, что более подходящий момент вряд ли будет, и поэтому решил подойти к незнакомцу. Тот шел понуро, опустив голову, не торопясь. На всякий случай Волынец взял в левую руку нож и держал его лезвием вверх в рукаве телогрейки.

Когда незнакомец миновал развилку, Петр сошел с дороги, сделал большой крюк по полю, обогнал его и пошел навстречу.

Встречный остановился. «Заметил», — решил Волынец и тоже придержал шаг. Оба стояли шагах в пятнадцати друг от друга.

— Ты один? — спросил Волынец, чтобы тот лишний раз убедился, что и он, Петро, тоже один.

— Я? Да, пока один.

— Тогда подходи ближе, познакомимся.

— Подходи ты. Меня зови Семеном…

— Хорошо, — согласился Волынец, — только ты вытащи руки из карманов. Я — Петр.

…Оба уже пообвыкли в темноте, сидели довольно близко друг от друга, и каждый понял, что, чем бы ни кончился разговор, разойдутся мирно. Поле широкое, ночь темная, дорог много. Есть где разойтись. И Волынец решил вести разговор начистоту.

— Ты, друг, видать, человек бывалый и, судя по всему, нездешний.

— Откуда ты взял? — спросил Семен.

— Да оттуда, что я-то здешний. В деревнях мужиков солдатского возраста не так уж и много осталось.

— Это правда, — согласился Семен. — Так что ты от меня хочешь?

Волынец засмеялся.

— А что я сказал смешного? — спросил Семен.

— Ничего. Это ответ мой очень смешной. Я-то хочу доверия. В нашем положении рассчитывать на доверие — что может быть смешнее?

— Да… — согласился Семен, И по голосу Петро почувствовал, что он сказал это с улыбкой. — Но, с другой стороны, мы сейчас можем друг другу сказать все. Ты что — партизан?

— Партизан.

— Из командиров небось?

— Комиссар.

— А если я тебя прихлопну? Что ж это ты, других, наверное, осторожности учишь, а сам вот так с одним ножом вышел…

— Не прихлопнешь. Тебе ведь тоже помирать не хочется. А риск большой. Вот ты сидишь и думаешь, что поле ровное и никого вокруг. А в десяти шагах за моей спиной — воронка от снаряда. Есть кто в ней или нет — ты не знаешь. А я знаю.

Они еще долго говорили вокруг да около, прощупывая один другого. Наконец Семен пошел «на сближение».

— Как я понял, ты бы хотел познакомиться ближе, чтоб действовать вместе.

— Ты догадливый, — согласился Волынец, — только кому вы служите? Может быть, батьке Бандере?

— Мы служим Красной Армии! — серьезно заявил Семен.

— И много вас?

— Немного…

— А связь, — скрывая волнение, спросил Волынец, — связь с партийным подпольем или прямо через линию фронта имеете?

— Ну, если бы имели с подпольем, ты бы знал об этом. Ты же комиссар. А вот через фронт — как тебе сказать?.. Мы сами и есть связь.

— Хочу видеть вашего командира! — сказал Волынец.

— Так я тебя и повел! — хохотнул Семен. — Давай лучше ты веди меня в свой отряд.

Они еще долго торговались. Сошлись на том, что завтра через час после захода солнца встретятся здесь же. Семен приведет своего командира или, в крайнем случае, получит необходимые инструкции от него, а Петро приведет своего командира.

И разошлись.

Волынец свернул с дороги и прямо по полю быстро пошел прочь — куда глаза глядят. Удаляясь, он все ускорял и ускорял шаг, потом резко остановился и лег. Прислушался. Так оно и есть: пригнув голову, в его сторону осторожно шел Семен. «Дурак, за кем следить вздумал», — рассмеялся в душе Волынец. Откатился в сторону, противоположную той, куда направлялся Семен, притаился. Тот, проваливаясь ногами в пахоту, спешил, еще глубже втянув голову в плечи и пытаясь что-то разглядеть в фиолетовой темноте ночи. Когда он прошел, Волынец осторожно поднялся и пошел вслед, время от времени пригибаясь, чтобы разглядеть его силуэт на фоне звездного неба. Когда Семен останавливался, Волынец присаживался пониже. Так они с полчаса бродили по полю, пока Семен, убедившись, очевидно, что Волынец исчез, свернул круто к селу.

Он возвращался в Павловку. Волынец проводил его до самого дома Братковых.

Теперь Петро почти окончательно убедился, что это советские парашютисты. «У них должна быть рация. Прибыли они с каким-то заданием… Скорее всего их интересует секретный объект, что расположен в районе Стрижавки и Коло-Михайловки». О том, что это очень важный для немцев объект, Волынец знал наверняка.

Да тут и не надо быть очень догадливым. Во-первых, вокруг него существовал двойной, а возможно, и тройной пояс охраны, никого из населения туда и близко не подпускали. На всех дорогах, на всех тропках стояли только немецкие патрули. Среди них не было ни одного местного полицая. По крайней мере, Волынец ни разу не видал в составе патрулей, выезжавших оттуда, ни одного полицая. Даже переводчики носили эсэсовскую форму. Во-вторых, всю зиму там шло огромное строительство, новый мост через Буг соорудили, дороги строили и тащили без конца стройматериалы в лес возле Коло-Михайловки. Но при всем этом ни единого человека из местных туда на работу не гоняли. На военном аэродроме — это ведь довольно важный объект — и то использовали для работы местное население, а тут ни одной души. А ведь люди им очень нужны были! Часто привозили туда эшелоны военнопленных, но никакой связи с ними установить не удавалось. Больше того, не удавалось связаться даже с жителями Стрижавки и Коло-Михайловки, потому что каждая хата в этих селах находилась под наблюдением.